Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

– Здесь логово научной мысли, – добродушно ответил Максимилиан. Обнимающим жестом он подталкивал компанию к выходу из радиокомнаты. – Вяцловский – по самым высоким атмосферам, Бумблис якшается с атомными частицами – гоняется за протонами и переписывается с Чедвиком, знаменитейшим Джеймсом Чедвиком, который экспериментально подтвердил равенство заряда ядра порядковому номеру элемента. Сестрица моя ловит медуз – вы знаете, что на краях купола, как говорится, медузьей головы, расположены примитивные глаза и слуховые колбочки, размеры которых сравнимы с булавочной головкой, – так вот, они улавливают отзвуки шторма, находящегося за сотни километров. Ну, а я просто по циферкам.

– Бог мой, я ведь тоже видел вас однажды! – воскликнул вдруг Басби. – Всю компанию! Вы ведь тоже летаете у Антона Павловича, не так ли? На «Льве Толстом»? Так вы – теоретики?

– И так можно сказать, – поклонился Максимилиан.

В голове у Басби наконец сложилась мозаика. Как он мог сразу не узнать золотую головку! Как весело эта компания обычно бежит к самолету! И сколько корзин с провизией тащит… Однако золотой ангелок довольно злобный. Но медузы, протоны, радиорубка – да здесь обитают самые настоящие персонажи пьесы! Из них можно настрогать сразу пяток сюжетов – не зря Златовласка беспокоится. И Басби почувствовал, как в нем поднимается ветер. Самый лучший из ветров, обожаемый, – он разгонял внутренности, деловито переваривающие будни, и приподнимал над землей. Как будто там, внутри – и в животе, и где-то около сердца, – открывалась одновременно дюжина бутылок шампанского. Тоже своего рода ураган. Он был очарован, нет, зачарован, влюблен во всех четверых сразу и в каждого в отдельности.

Через минуту он уже сидел за роялем и предлагал коротышке Бумблису включить в радиороман композитора, который под воздействием урагана постепенно теряет рассудок и сочиняет все более безумную музыку. Пальцы его прыгали по клавишам, устраивали Очень Страшное Урчанье на басовых тонах, а потом резко неслись наверх, к самым высоким, и там выделывали польку. И снова соскальзывали вниз, наигрывая алчные аккорды танго. Вяцловский пытался подыгрывать на каком-то восточном инструменте, походившем на дуршлаг с застрявшими макаронинами, в которые он отчаянно дул. Максимилиан дирижировал – но не музыкальным дуэтом, а Бумблисом, который под его руководством раздвигал рукописи на столе и накрывал его к трапезе. Евгения сидела на стремянке около книжного шкафа, и ее длинные тонкие ноги, обтянутые белыми чулками, отбивали ритм. Басби заиграл модную джазовую песенку «Веселый зонтик», и она, соскочив с лестницы, прошлась звонким стэпом через гостиную – и выпорхнула в коридор. Басби оглянулся – сейчас она влетит обратно, он откроет объятия – и… и поймает ее! Именно так поступает солист в его новом спектакле. Но – вот ведь хитрая бестия! – Женечка не вернулась.

– Никогда не знаешь, в какой момент ей вздумается вернуться к расчетам, – резюмировал Максимилиан. – Теперь и на ужин ее не вытянешь. Но если вас интересует статья Чедвика о протонах, то вот несколько соображений… Кстати, автомеханик наш отбыл на свадьбу племянницы, а прекрасный «Мерседес», на котором мы прикатили из Ниццы, имеет проблемы в области, так сказать, пищевода: топливо перестало поступать к карбюратору. Механик обещал появиться завтра с новыми проводками. Так что, дорогой летчик Визг, у вас есть шанс провести с нами тихий вечер. На горячее будут поданы телячьи котлетки, а если желаете ознакомиться с теорией ядра и последними данными в области распада частиц, то мы тряханем Вяцловского за бока, – продолжал свои сладкие вирши Макс.

Молчаливого Бумблиса отрядили посылать радиограмму на аэродром о крушении «Велимира Хлебникова». Вернувшись, он сообщил, что Антон Павлович не сердится, а, напротив, всей душой празднует возвращение поэта – однофамильца авиетки.

Минул час. Или два. Количество съеденного и выпитого погрузили Басби в сладкую дрему наяву. Максимилиан перешел от варьете на оперный уровень – он вещал громогласно, непонятно, без остановки, и каждый новый глоток вина и кусок котлеты мгновенно в несколько раз удлиняли следующий абзац его монолога. Это была опера-энциклопедия, сразу обо всем – фигурировало и морское путешествие Шекспира, и новейшее немецкое оружие, использующее гипнотизирующий звук, и всему этому Максимилиан был живым очевидцем. Златовласка появилась пару раз за вечер – положила на тарелку несколько ломтиков с разных блюд, краем уха послушала брата и удалилась. Однако до девушек ли, когда немцы выпускают пластинки со звуковыми композициями, которые будут сеять ужас и панику в рядах противника – аналогичная история произошла со стрелами Чингисхана, мерцая глазами, вещал Максимилиан. «Надо бы привести сюда Сидни, – думал Басби. – Сидни тут будет не лишним. Если весь этот паноптикум, впрочем, не сон». Голова Басби клонилась к подушке. Гипнотизирующие пластинки – вот это идея для спектакля… Какая же там, любопытно, музыка?

Когда он проснулся утром, вокруг дома, весело фырча, действительно кружил прелестный автомобиль ослепительно-белого цвета.

«Однако здесь нужны спортсмэнские навыки», – подумала Лидия, примериваясь вскочить в кабинку ялтинского фуникулера. Первая кабинка, ядовито-розового цвета, была безвозвратно упущена – ушла наверх, не притормозив на повороте. А вот следующую, небесно-голубую, Лидии удалось поймать. Она приподняла юбку, сделала движение, будто собралась нырять, и… вот она уже внутри – поправляет шляпку с густой вуалью. Впрочем, в такой темноте вряд ли ее кто-нибудь узнает. Металлическая люлька, закинув единственную руку на трос, медленно поплыла вверх, раздвигая тяжелой грудью слоистый вечерний воздух. На балконах окрестных домов пили чай, ругались, целовались, вывешивали белье, не обращая внимания на то, что мимо каждый день проплывала сотня любопытных глаз. На одном балкончике Лидия заметила молодую женщину, невозмутимо кормящую грудью ребенка, и подумала: «Сколько же людей видело сегодня эту сценку?»

Мимо, вниз, проскользила розовая коробочка с единственным пассажиром – мужчиной в мягкой фетровой шляпе. Шляпа, вернее, манера носить ее чуть-чуть набекрень, показалась Лидии знакомой. Но тут на нее упал свет фонаря, и она схватилась за маленькие часики-подвеску. Щелкнула застежка. Золотое яичко раскрылось. Стрелки на циферблате стояли под прямым углом друг к другу. Девять часов. Ах, она безбожно опаздывает! На целых десять минут! Она уже должна быть наверху. Чертов режиссер! Еще один дубль, госпожа Збарски, еще один! Она думала, что съемка никогда не закончится.