Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

– Красив? По-моему, этот эпитет более применим к женщинам.

– Нет, есть разница между привлекательностью и красотой. Мужчина может быть очень привлекательным, но не излучать внутреннюю красоту, а ты ею обладаешь. Ты, мой любимый, прекрасен и лицом, и душой.

Его голубые глаза засветились.

– Благодарю. И разреши тебе сказать, что я считаю тебя прекрасной – в десять раз прекраснее, чем ты оценила меня.

– Мои сыновья будут завидовать тебе, мой родной Кристофер, когда до них дойдет, как ты красив.

– Разумеется, – ответил он с кривой улыбочкой. – Твои сыновья найдут в чем мне позавидовать.

– Крис, но ты ведь знаешь, что Джори любит тебя. Когда-нибудь и Барт поймет, что любит тебя.

– Когда-нибудь мой корабль уплывет, – тихо пропел он.

– Это и его корабль тоже, Крис. Барт наконец стал самостоятельным, завтра он вступает в свои права. Он сам будет управлять своим состоянием, выйдет из-под твоего контроля, успокоится, придет в себя и обратится за советом или помощью к тебе как к отцу, ведь ты был для него лучшим отцом.

Он задумчиво улыбнулся, легкая печаль сквозила в его улыбке.

– Честно говоря, дорогая, я буду счастлив, когда Барт получит свое наследство, а я выйду из игры. Не очень-то легко управлять всем этим состоянием, хотя я и нанял себе помощника. Как опекун, я старался приумножить состояние Барта, а скорее всего, я хотел доказать ему, да и себе, что я могу быть не только врачом, ведь этого Барту всегда казалось недостаточно.

Что я могла ему сказать? Все старания Криса не изменили отношения Барта к нему. Потому что существовало кое-что, чего Крис не мог изменить: он был моим братом. Поэтому Барт ни за что не хотел считать его отцом.

– Тебе не нравится, что я так говорю, дорогая, поэтому ты хмуришься?

– Вовсе нет, – ответила я и встала.

Белый шелк моего красивого платья, сшитого в греческом стиле, прилегал к коже, шелестел и приятно щекотал ее. Один крупный длинный локон спадал мне на плечо, остальные волосы были уложены в высокую прическу и удерживались бриллиантовой заколкой, единственным украшением, которое было на мне, не считая обручального кольца.

Посредине нашей спальни мы сошлись и взялись за руки, каждый из нас крепко держал единственную ценность, которую мы сохранили: друг друга. Казалось, в доме все замерло. Мы стояли одни перед вечностью.

– Ну, говори, – попросил Крис после долгого молчания. – Я ведь все равно всегда догадываюсь, если ты чем-то озабочена.

– Я просто очень хочу, чтобы изменились отношения между тобой и Бартом, вот и все, – экспромтом произнесла я, не желая портить этот вечер подробными объяснениями.

– У меня сложились близкие родственные отношения с Джори и Синди, и это отчасти компенсирует мне антагонизм Барта. Более того, я искренне уверен, что у Барта нет ненависти ко мне. Временами я чувствую, что он хочет протянуть мне руку, но его удерживает чувство стыда за наше кровное родство с тобою, он считает это позором, такое предубеждение сдерживает его душевные порывы крепче стальных цепей. Он ищет советчика, но ему стыдно обратиться ко мне. Ему нужен отец, настоящий отец. Ведь его психиатры тоже всегда говорили нам об этом. Он смотрит на меня, считает меня недостойным… и ищет кого-то другого. Первым был Малькольм, его прадедушка, уже давно умерший. Затем был Джон Эймос, но тот обманул его ожидания. Теперь появился Джоэл, но Барта пугает, что и в нем обнаружится какой-то изъян. Да, я могу сказать, что он не очень доверяет своему дядюшке. И поэтому Барт не чувствует себя уверенно, он не защищен, Кэти. У нас есть еще время протянуть друг другу руки, пока мы живы и жив он.

– Да-да! Я знаю! Пока мы живы, мы должны надеяться. Повторяй это вновь и вновь. И когда-нибудь Барт скажет тебе: «Я люблю тебя! Ты всегда поступал правильно. Да, ты тот самый отец, которого я искал всю жизнь». Разве это не замечательно?

Он склонился к моим волосам:

– Не сетуй так горько. Этот день придет, Кэти. Будь уверена, если ты и я любим друг друга… и троих наших детей, то этот день придет.

Да, я готова была сделать все возможное, чтобы наступил такой день, когда Барт скажет искренние слова любви своему отцу. Я хочу дожить не только до того дня, когда Барт признает Криса своим отцом, полюбит его и отблагодарит за все, что тот для него сделал, я хочу дождаться, когда он станет настоящим братом для Джори… и для Синди.

Несколько минут спустя мы сошли по лестнице в зал и подошли к Джори и Мелоди, которые стояли внизу у перил. Мелоди была в простом черном платье, перехваченном черным ремешком, широкая юбка ниспадала свободными складками. Единственным украшением была нитка тускло мерцающего жемчуга.

Высокие каблуки моих серебряных туфель застучали по мрамору, и, вероятно услышав этот звук, появился Барт в отлично сшитом на заказ смокинге. У меня перехватило дыхание – так он походил на своего отца, когда я увидела его впервые. Его усы, неделю назад выглядевшие как легкий пушок, подросли, стали гуще. Он был весел и от этого еще более красив. Его темные глаза засветились от восхищения, когда он увидел мое платье, прическу, почувствовал запах моих духов.

– Мама! – воскликнул он. – Ты выглядишь потрясающе! Это чудесное белое платье ты купила специально для моего бала?

– Конечно, – ответила я, смеясь. – Не могла же я надеть какое-нибудь старье в день твоего праздника.

Мы все расточали друг другу комплименты, только Барт ничего не сказал Крису, хотя я видела, что он украдкой бросал на него взгляды, как будто его удивляло, что Крис всегда великолепно выглядит. Мелоди и Джори, Крис и я, Барт и Джоэл встали кружком у нижних ступеней лестницы, при этом все, кроме Джоэла, пытались говорить одновременно. Вдруг…

– Мама, папа! – окликнула нас Синди, сбегая по ступенькам.

Чтобы не оступиться, она приподняла подол огненно-красного платья. Я повернулась, чтобы взглянуть на нее, и обомлела.

И где только она откопала столь шокирующее одеяние?! Это было нечто вроде специальной приманки для мужчин, все женские прелести были видны как на витрине. Я замерла от страха, почувствовав, какова будет реакция Барта. Все мое веселье сбежало с меня, как прокисшее вино, и утекло сквозь серебряные туфли в пол. Платье обтягивало Синди, подобно алой коже, вырез опускался почти до талии, и было совершенно очевидно, что она не надела никакого белья. Пики ее грудей вызывающе выступали и дразняще подпрыгивали, когда она двигалась. Облегающая тело атласная оболочка была внизу срезана по косой, и она действительно обтягивала… еще как обтягивала. Не было ни складочки, ни морщинки, выдающей излишний жирок, – только прекрасное юное тело, которое Синди очень хотелось показать.