Энгус Уилсон - Рассказы

И она свернулась калачиком в несвежих простынях и одеялах.

Такси не попалось до самой Мраморной арки, и Морис решил и дальше идти пешком — благо, было о чем подумать.

Спал он тоже долго и крепко. Когда он проснулся, миссис Либиг кончала второй завтрак. Ей все-таки не давало покоя, что он оказался втянутым в ночные треволнения.

— Не представляю, что сказать Норману, — сказала она. — Ему бы должно понравиться, что ты так старался для приятельницы его брата. Но один бог ведает, что скажет твоя мать. Их мыслей не угадаешь. Лучше ничего им не говорить. Вот! — решила она. — Ничего им не говори. Слышишь? Ничего не говори. А вообще ты был молодец, Морис.

Он поел с аппетитом, и она еще больше успокоилась.

— Виктор попал в скверную историю, — сказала она. — Что ж, такую он себе устроил жизнь. Паула обязана дать ему развод. Я с ней поговорю. У нее хорошая работа — чего ради она за него держится?

Однако на вопрос Мориса, договорилась ли она с тетей Паулой о встрече, бабка ответила уклончиво:

— Успеется. Чепуха все это, в конце концов. Выбрось ее из головы, слышишь? Рано тебе об этом думать. Хватит с тебя диких уток. Недоставало еще Сильвии с Виктором. Все это сплошная чепуха. Они сами захотели такой жизни.

И на этом она закрыла тему. Сейчас ее больше волновало, чтобы он вовремя вернулся и забрал ее на «Игру в пижамах».

Задолго до пяти Морис был на Уэстбурн-гроув и оставшееся время, как на иголках, просидел в кафе. Когда часы на ближайшей церкви пробили пять, он бегом припустил к дому Сильвии, обмирая от страха, что ее рассердит его неточность. Когда Сильвия открыла дверь, его страхи словно бы подтвердились, потому что взгляд у нее был хмурый. При дневном свете ее внешность огорчала. Против ожидания, она оказалась ниже ростом, и поэтому ее полнота была, пожалуй, чрезмерной. Из тесного белого свитера вызывающе выпирала грудь, под юбкой в обтяжку колесом круглились бедра. По контрасту с густо накрашенными яркими губами щеки казались воскового цвета. Пряди светлых волос свешивались на лоб. И однако весь ее вид только распалил его желание.

— А, привет, — не очень приветливо сказала она. — Я почти готова. Ты посиди, пока я кончу мазаться. Виктор ждет нас в клубе.

В спальне она поставила на проигрыватель пластинку Элвиса Пресли, села перед зеркалом и занялась бровями. Из попытки завязать разговор ничего не вышло — и она не слушала, и его не было слышно за оглушительным громыханием «Голубых замшевых туфель». Он опустился на кровать и уныло уставился перед собой. Когда она кончила и посмотрела в его сторону, он улыбнулся ей. Она тоже улыбнулась и остановила пластинку. «Пресли в кресле», — сказала она, но развить эту тему как-то не представлялось возможным.

— Это маленькая забегаловка, — отозвалась она о клубе, — мы туда всегда ходим. Молодец, что зашел, — добавила она уже в дверях.

В помещение клуба вели три пролета простой деревянной лестницы, и внутри было темно. Здесь из радиолы лился голос Дикки Вэлентайна. За стойкой сидело трое, и Виктора среди них не было.

— Привет, Сильвия, — сказал бармен, а худая брюнетка завизжала:

— Сильвия пришла!

— Привет, — сказала Сильвия. — А где Виктор?

— Пошел сделать пи-пи, — сказала брюнетка. — Через минуту будет.

— Это Морис, — сказала Сильвия. — Морис, познакомься: Джой, Дейви. К собственной бочке затычка, — добавила она и невесело рассмеялась.

— Что пьем? — спросил Дейви.

— Джин, — сказала Сильвия, — а тебе, Морис?

Безотчетный страх овладел им. Нужно уходить, пока не вернулся Виктор.

— Боюсь, мне пора идти, — сказал он. — Мне нужно поспеть в театр.

— Боже мой! — воскликнула Сильвия. — Ты что, ходишь в театр? Потрясающе!

— Я не была в театре вечность, — сообщила Джой. — Мы ходим только в кино.

— Нет, правда, мне пора, — сказал Морис.

— Как говорится, поддал на ходу, — сказал Дейви.

Когда Морис, спотыкаясь в темноте, выбрался на верхнюю площадку, рядом с ним возникла Сильвия.

— Я вела себя, как последняя сволочь, — сказала она, — и ничего не могу с собой поделать. — Он опять уловил в ее голосе американский акцент. — Только мне все равно нужна твоя дружба. Даже не представляешь, как нужна. Я так больше не могу, даже ради Виктора. Можно, я тебе позвоню и попрошу помочь, когда очень прижмет?

Морис так боялся свалиться с лестницы, что с трудом выдавил:

— Конечно.

— Это может случиться скорее, чем ты думаешь. Может, даже сегодня вечером, — сказала Сильвия и поцеловала его в губы. Она вернулась в клубную комнату, а Морис неуверенно запрыгал по лестнице вниз.

Всю обратную дорогу миссис Либиг мурлыкала в такси «Убежище Фернандо» из «Игры в пижамах».

— Хороший спектакль, — сказала она. — Будет что вспомнить.

Усталость, однако, взяла свое, и отходный стаканчик она приняла уже в постели. Морис сел в кресло и стал читать рыцарственное обращение Берка к европейским армиям в защиту прекрасной и несчастной королевы Франции. Но он чувствовал, что ему трудно сострадать Марии-Антуанетте, и раз-другой дернулся из кресла — не телефон ли?

— Идите к столу, — крикнула миссис Корф.

Вот уже более пятнадцати лет именно такими словами она ежедневно звала мужа и дочь ужинать в половине седьмого. Правда, мистера Корфа года четыре назад разбил паралич, и с тех пор эта фраза в какой-то мере утратила смысл, но без нее дом уже не будет прежним; и хотя миссис Корф несколько расплывчато представляла себе, что такое «дом», все ее слова и поступки диктовались решимостью сохранить его «прежним».

Дочь не спешила явиться, но не это смущало миссис Корф, ибо так бывало и прежде. Опоздание означало лишь, что сегодня Элси опять вернулась домой в плохом настроении. Правда, были времена — например, до войны, — когда никаких настроений у Элси не было и в помине. Но теперь мать уже привыкла и понимала без слов: чем дольше Элси не выходит к столу после того, как ее позвали, тем, стало быть, хуже у нее настроение. Сегодня миссис Корф успела поднять мужа с кресла и, подобно кукловоду передвигая его ватные ноги, дотащить до заставленного стола, а дочь еще только сошла с лестницы, с утонченной брезгливостью близоруко щурясь на желе и слойки с вареньем, — значит, у Элси выдался скверный вечер. Впрочем, это не слишком огорчило миссис Корф, наоборот, дало ей повод бодро заметить:

— Семеро одного не ждут.

Ответ Элси носил эстетический характер. Сначала она методично, одну за другой, убрала со стола банки с вареньем на донышке и бутылки с остатками соусов, без которых миссис Корф не мыслила себе сервировку ужина. Затем, подойдя к зеркалу, художественно задрапировала плечи лимонно-желтым крепдешиновым шарфиком, который всегда надевала по вечерам; и, наконец, утвердила превосходство своего вкуса, свободно разметав буковые листья в вазе на камине. Этот осенний букет был единственной реформой в традиционном убранстве гостиной, которую Элси удалось провести. Каждое утро мать брала реванш, снова втискивая буковые ветки поглубже в вазу.