Юлиан Кавалец - Современная польская повесть: 70-е годы
- Название:Современная польская повесть: 70-е годы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Прогресс
- Год:1979
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юлиан Кавалец - Современная польская повесть: 70-е годы краткое содержание
Открывает книгу интересная психологическая повесть «Отдохни после бега» талантливого прозаика среднего поколения Владислава Терлецкого. Полна драматизма повесть «Серый нимб» Юлиана Кавальца, рассказывающая об убийстве сельского активиста при разделе помещичьей земли. В «Катастрофе» Вацлава Билинского ставятся важные вопросы ответственности человека, строителя социалистической Польши, за свои решения и поступки.
Современная польская повесть: 70-е годы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В первых числах сентября 1939 года Кароль Зарыхта покидает тюремную камеру в Ленчице. Бессмысленно бредет под конвоем проселками к Варшаве. Жара, конец жатвы, прекрасное лето на исходе — и война. Стражники, совершенно обалдевшие, судорожно придерживаются приказов, готовы в случае чего стрелять. Во время первой бомбежки, преследуемые пикировщиком, Кароль и наивный поэт, скорее ошибочно посаженный полицией по обвинению в прокоммунистических симпатиях, задают стрекача в придорожный молодой ельник. Туда же быстрее, чем они, улепетывают полицейские.
Пройдет время — оккупация и первые послевоенные годы, — и затем Зарыхта снова угодит в тюрьму.
Воспоминания, воспоминания.
Зарыхта курит сигарету за сигаретой, через час встает о кресла и подходит к телефону.
Сначала звонит в справочную вокзала. Когда отходит ближайший поезд в Н.? Через час, скорый, только спальные места. Зарыхта набирает хорошо знакомый номер министерского коммутатора, просит соединить с отделом кадров. С товарищем Халиной. Давненько он с ней не разговаривал, и она была когда-то совсем молоденькой, теперь женщина в годах. Ага, он слыхал, что Халина уже бабушка, обожающая внучку.
Кароль поражен, что с первых же слов женщина узнает его голос.
— Халина, как твоя внучка? Поздравляю. Слушай, я узнал о несчастном случае с Барыцким. Вам что-нибудь известно? Да? Значит все-таки… И лежит в больнице в Н.? Проверь это, будь добра. Мне нужно знать. Значит, наверняка? Ну, да. А что у тебя нового, кроме внучки? Тогда будь здорова.
Он кладет трубку, прислоняется лбом к прохладному зеркалу и с минуту стоит неподвижно. Борется с собой, собственной сентиментальностью, которую не выносит, с целым роем воспоминаний, с нелепостью своего нынешнего положения. Кто я? Тень прошлого?
Согласно установленному, причем раз и навсегда, распорядку дня, в ото время он должен восседать в кресле. Никаких эмоций, нейтральное развлекательное чтиво, журналы, причем соблюдать осторожность, чтобы не наткнуться на что-либо неприятное, следовательно, то да се перелистать, то да се почитать. Режим, который навязала Ванда. Потом обед в столовой — паровая телятина, морковь, рисовый суп (это уже из-за печени). После обеда — в кино, вестерн или детектив, польские фильмы — ни в коем случае. К чему злиться? И еще в клуб международной прессы и книги — просмотреть зарубежные газеты. Затем, внемля запугиваниям врача, на обычную ежедневную прогулку. Рассудок велит придерживаться такого распорядка дня и сегодня, а может, особенно сегодня. Но к черту рассудок. Да, к черту рассудок!
Внезапно им овладевает лихорадочная торопливость. Он вытаскивает из шкафа пальто и шляпу, обшарпанный портфель, сует туда эту омерзительную книгу — «Человек перед лицом смерти». Выходит из квартиры, защелкивает дверь только на английский замок. Сбегает с лестницы, ловит такси и оказывается на вокзале за пять минут до отхода поезда. Мчится по платформе, прижимая широкую ладонь к левой стороне груди. Подбегает к последнему вагону, заявляет кондуктору, что у него нет билета, и входит в пустое купе. Тяжело дышит от усталости.
— Черт побери! — говорит себе. — Лучше было бы опоздать!
Ибо уже понимает: эта поездка — сплошная бессмыслица. Никогда в жизни он не поддавался столь внезапным и неконтролируемым импульсам.
Поезд трогается, поздно менять решение: ближайшая станция, на которой Зарыхта может сойти, это именно Н. Итак, еду навестить Барыцкого, он мне камень, а я ему — хлеба. Но в этом ли суть? А может, перечеркивая красивым жестом ошибки прошлого, склониться над умирающим и во имя давнего братства по оружию шепнуть: видишь, старина, мы снова вместе.
Сойти в Н. Это несколько парадоксально: именно в Н. вместе с Барыцким они некогда осуществили подлинную революцию. Испокон веков это был поселок железнодорожников, а у Барыцкого возникла идея именно здесь построить крупнейший в Польше комбинат сельскохозяйственного машиностроения. Зарыхта пробил эту идею. С большим трудом. Вспоминая былое, он криво усмехается. И это тоже стоило мне в какой-то степени болезни сердца. Так думает он и отнюдь не преувеличивает. А теперь — именно в Н.! Проклятый городишко! Сколько раз ездил туда. Совещался, ругался, подгонял неповоротливые местные власти. Только вот никогда не ездил на поезде. И хотя все, пожалуй, знал о комбинате, понятия не имел, где искать больницу.
Снова подумалось — а собственно, зачем я туда еду? Надо успокоиться. Он садится удобнее, достает из портфеля книгу, открывает на заложенной странице и пробует читать.
«Опыт, который мы называем умиранием, не является в действительности опытом жизни, а то, что мы живем, — в действительности это не умирание».
И далее:
«Смерть вовлекает всегда две стороны: лицо умирающее и остающееся в трауре…»
И наконец эта строка:
«Так зачем же бояться смерти? Ведь ни один удар не поразит того, кого уже нет».
Чего ради он прихватил эту книгу? Смерть! Не следует о ней думать. К чертям смерть!
Солнечным осенним днем 1945 года он увидал Яна Барыцкого на одном из вроцлавских мостов, в госпитальном халате, опирающегося на костыли. Собственно, первой заметила его Ханна, крикнула: «Янек!» — и велела водителю остановиться. Они выскочили из «виллиса». Она вырвалась вперед, стройная и по тогдашним представлениям элегантная в своих высоких сапогах и штормовке из даров ЮНРРа. После взаимных горячих приветствий сидели втроем на скамейке в желтеющем парке, Ханна (с хваткой новоиспеченного кадровика — она недавно перешла из органов безопасности в Министерство западных земель) уже забрасывала сеть на Барыцкого, а Зарыхта молча радовался этой встрече. Он слышал, что Барыцкий погиб. Каролю даже подробно рассказывали о его героической смерти! О том, как он шел на таран в танке «Т-34»! И мысли тогда не было, что вот они двое — он и Барыцкий — стартуют в состязании, которое продлится всю их жизнь.
Барыцкий в дверях своей львовской комнаты в 1936 году, и почти десять лет спустя, во Вроцлаве, случайно встреченный. (А если бы не состоялась эта случайная встреча?) Наконец, Барыцкий ранней весной 1970 года и Барыцкий сегодня, умирающий на больничной койке в Н. Моя тень, — думает Зарыхта. — Словно бы чуть деформированное отражение моей собственной жизни. Во всяком случае, его частица. Наверняка я прожил бы и без Барыцкого. Но всю жизнь мы шагали плечом к плечу. Я и Барыцкий. И не слишком-то четко представляю, кем я был сам, как менялся, что меня переделывало. А Барыцкий?
Конец, финиш. Быстро пролетело время. И чувства как бы поблекли: дружба, любовь, неприязнь, ненависть. Внезапный привкус сочувствия обманчив. Может, оно в сущности касается не Барыцкого, а меня самого. Возможно, я жалею не его, а старика, в которого превратила меня моя бурная жизнь?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: