Дина Рубина - Дюжина слов об Октябре (сборник)

Толпа прошла мимо загадовского магазина. Остановились возле Народного дома. Песня звучала громче. «Долго в цепях нас держали, долго нас голод томил!» – вот что пели демонстранты.

– Сейчас там будет митинг, – сказал дедушка.

– Где? В Народном доме?

– Конечно. Где же еще?

– Все это весьма интересно, – и господин Д. полез за часами. – Однако мне пора ехать… Когда уходит поезд?

– Через час, – сказал Загадов.

– Что ж мы тут стоим? Поехали, господа! Пошли в коляску.

– Васичка, я боюсь… – прошептала бабушка, прижимаясь к дедушке.

Он посмотрел на нее.

– Чего ты боишься, глупая?

– Сама не знаю…

Он улыбнулся. Ему вдруг стало очень хорошо и легко. У бабушки было светлое юное личико, в невысохших еще слезах. Он осторожно вытер пальцем эти слезы.

– Пойдем, Оля. Надо ехать.

– Смотри, смотри! Красные флаги! Ой, сколько флагов!

«…прыжок из царства необходимости в царство свободы…»

– …а на прощанье я хотел бы помириться с вами, – осторожно произнес господин Д., звонко постукивая ногтем по коньячной рюмке.

Вчетвером сидели в зале вокзального ресторана.

– У меня нет к вам личной неприязни, – хмурясь и не поднимая глаз, сказал дедушка. – Я вас даже готов уважать… но зачем было оскорблять русский народ? И это теперь! В настоящий момент!

– Господа, господа! – поморщился Загадов. – Опять вы о том же?

– Дорогой доктор, приношу вам свои извинения, – чуть склоняя голову, сказал Д. – Мне приятен ваш патриотизм, ваша горячность, запальчивость… да и русский народ мне симпатичен, но… как бы это помягче?.. Я в нем сомневаюсь.

– Вот видите! – воскликнул дедушка.

– За что же вы сердитесь на меня? За мою искренность? Почему вы так нетерпимы? Впрочем, я понимаю. Молодость всегда нетерпима…

– При чем тут моя молодость!

– Вася, перестань, – взмолилась бабушка, боясь, как бы дело не дошло до новой дуэли.

– Оля, но ты же знаешь мои принципы!

– И чем вы намерены заняться на Дальнем Востоке, дорогой друг? – обратился к путешественнику Загадов.

– О, программа очень обширная. Флора, фауна… этнографические исследования. Меня все интересует. А группа уже давно поджидает в Хабаровске… В дальнейшем хочу направиться в Японию. Планов много, очень много.

– Ну, что же. За ваши успехи!

– Благодарю.

Звон изящных рюмок, оранжевый свет коньяка.

К столику, боязливо оглядываясь, подошел дежурный по станции. Склонился возле Загадова. Тот выслушал, молча кивнул. Дежурный отошел в сторону.

– Вам пора, – сказал Загадов англичанину. – Пойдете с дежурным, а мы останемся здесь. Мне с вами нельзя – все в Кырске знают мою рожу, а там, на перроне, толкутся патрули вооруженных рабочих… До Иркутска придется ехать в товарном, уж извините… Вот канальи! Они, вишь ты, запретили движение пассажирских поездов. Запретили, а? Как вам это нравится? И вот знаменитый путешественник вынужден ехать в товарном вагоне. А что поделаешь? Обязательно сообщите об этом безобразии в Лондон, господин Д., обязательно изобразите в сатирических красках сей постыдный инцидент и нас не жалейте…

– Хорошо, хорошо, – перебил путешественник, вставая. – Мне пора. До свидания, господа. Рад был с вами познакомиться. Я вам очень благодарен за гостеприимство.

Дежурный стоял, прижавшись к пыльной колонне. Серое лицо его корчилось от страха и тоски.

«Кто не верит в победу сознательных смелых рабочих, тот играет в бесчестно-двойную игру…»

Коляска плавно катилась по Воскресенской, мимо закрытых магазинов и лавок. Тротуары забиты возбужденной толпой. Возле Народного дома – митинг, кто-то размахивает красным флагом.

– Ишь, разыгрались, – буркнул Загадов. – Сейчас бы на них казаков с нагайками.

– Как вы можете? – возмутился дедушка.

– А вы думали, я радоваться буду? Эти горлопаны на частную собственность посягают… воры!

– Это же революция!

– Бросьте, какая еще революция? Есть русское слово «бунт». Смута. Смутное время. А вам, доктор, я бы вообще советовал помолчать, умерить свой мальчишеский пыл. Вы мне, кстати, еще спасибо должны сказать…

– За что? – удивился дедушка.

– За благополучный исход дуэли, вот за что! Англичанин – первоклассный стрелок… могли бы догадаться. Он вас не то что с пяти – и с пятнадцати метров подстрелил бы как цыпленка. Это я вас пожалел, зарядил пистолеты холостыми патронами… А сейчас вижу – зря пожалел.

– Как?.. как… как вы сказали?.. Стойте! Остановитесь! Остановитесь!

– Да что с вами, доктор?

– Сейчас же остановитесь! Как вы смели так посмеяться надо мной?! Разыграли комедию и довольны? Как вы могли? Как вам не стыдно?

– Вася, Вася, Вася, – шептала бабушка, хватая его за руки.

– Стреляться! Сейчас же! Немедленно! Я буду драться с вами! – выкрикивал дедушка как в лихорадке.

– Эй, доктор, да вам самому лечиться надо, – брезгливо заметил Загадов и остановил коляску. – Ну зачем мне с тобой стреляться, щенок? Я ж тебя одним щелчком могу прихлопнуть. Пшел вон! А ты, Ольга, останься.

– Нет, я с ним, я с ним, – воскликнула бабушка и спрыгнула на мостовую.

Загадов выругался, грубо толкнул дедушку в плечо – и тот вывалился из коляски в мокрый снег.

– Чтоб я вас больше не видел! – крикнул Загадов, не оборачиваясь.

Коляска умчалась.

Бабушка помогла дедушке подняться, но он пошатнулся и вновь упал на колени. Бабушка встала на колени рядом с ним, и обняла за шею, и прижалась.

Так они и стояли, на коленях, лицом к лицу, в слякотной грязи, несчастные молодожены.

На них оглядывались прохожие, над ними смеялись, и кто-то бросил в них рыхлым снежком.

В ателье было сумрачно, лишь где-то в дальнем углу павильона мерцала горящая свеча. Фотограф Нудельман устанавливал аппарат, заряжал кассету.

– А это не дорого? – засомневался дедушка.

– Кто гонится за дешевкой – тот платит дороже, выбрасывая деньги на ветер, – сказал седовласый Нудельман.

– Ну, хорошо. Где нам встать?

– Советую в лодке. Символ семейного счастья и согласия. Пожалуйте в лодочку, мадам и месье. Мадам, склоните головку. Вот так. Месье, возьмите весло. Очень славно. Так и стойте. А я сейчас…

– Я люблю тебя, – прошептал дедушка, и бабушка задохнулась от счастья.

Дедушка стоял в бутафорской лодке, с веслом в правой руке, а левой сжимал тонкие холодные пальцы бабушки.

– Я подумал, может быть, вы наденете шляпу? – предложил Нудельман.

Шляпа – блюдо с цветами.

– Нет, – испугалась бабушка. – Не хочу.

Тогда, тогда… давным-давно… много лет назад.