Гера Фотич - Подонок [Авторский сборник]

— Ну и накурено здесь у вас, — пожаловался тот, кто назвал мою фамилию, — водкой воняет, пойдем лучше вниз….

Дежурная часть находилась справа после входа в отделение. Она отгораживалась дверью с маленьким окошечком на уровне среднего роста и практически не запиралась. Я зашел внутрь. Слева две небольшие камеры обезьянника с лавками внутри, человека на три-четыре. Двери в них представляли собой сваренные из толстой арматуры решетки с огромными квадратными металлическими замками, из которых наружу торчали вороненые длинные ключи.

Кавказцев в них уже не было. Шмелев успел выполнить обещание. Теперь в ближней камере сидел знакомый капитан. Он забился в самый дальний угол, но блеск погон и нагрудной бляхи с номером выдавал в нем сотрудника милиции. Бушлат на нем был расстегнут. В руках мял снятую с головы шапку. Теперь было заметно, что волос у него на голове почти нет. Светлый приглаженный пушок едва прикрывал блестящую лысину, а длинная реденькая челка, как только он слегка наклонял голову, падала на глаза и он, поплевав на ладонь, приглаживал ее к высокому выпуклому лбу. Он это делал двумя руками, отложив шапку.

Напротив, у окна за столом, сидел худощавый мужчина в костюме и заполнял ручкой какие-то бумаги. Сотрудники УСБ, подойдя к нему, о чем-то пошептались, показывая на меня. После чего он кивком предложил мне сесть рядом.

— Вы Соколов? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Номер купюры хорошо запомнили?

Теперь я понял, что запомнил его на всю жизнь и ответил:

— Хорошо.

Он стал расспрашивать об обстоятельствах дела, и мне пришлось повторить ему все, что случилось с момента совершения ДТП. Записывая все в протокол, он изредка поднимал голову, чтобы задать очередной вопрос.

— Где справка, за которую он вымогал у вас деньги? — спросил он.

— В машине, — ответил я, вспомнив, что положил ее ко всем документам в бардачок.

— Принесите, пожалуйста, мы ее отксерокопируем и вернем.

Я вышел на улицу. Лавочки перед отделением были пусты. Два сержанта, стоящие на крыльце около входа, недобро посмотрели на меня.

— Ну, теперь тебе гайцы проезда не дадут, тормозить будут, — с усмешкой сказал один, обращаясь ко мне.

Я смолчал. Только хмуро посмотрел на говорившего. Увидел в его светлых голубых глазах опасливое уважение.

Они были еще совсем молоды. На вид лет восемнадцать. Возможно, их привлекли в милицию на альтернативную службу, и в дальнейшем они мечтали выучиться и встать на офицерские должности. Я был рад, что дал им повод задуматься…

Когда я вернулся в дежурную часть, мужчина за столом показывал двум понятым тысячную купюру, похожую на ту, что я передал гаишнику, периодически заполняя протокол.

Капитан теперь сидел за столом напротив него и продолжал периодически приглаживать волосы. Теперь я понял, почему он делал это двумя руками. Черные, как уж, тонкие браслеты не давали ему расцепить руки. Теперь он не смачивал их слюной. Ладони его были мокрыми, а голова, словно только что приняла душ. Пот градом скатывался вниз, исчезая под расстегнутым воротом кителя.

Дознаватель предложил мне сесть за стол рядом с собой, напротив капитана, и я снова смог увидеть знакомые белорусские усы.

Я вспомнил, что точно такие же были у мужчины на обложке пластинки с надписью «Песняры», которую любила слушать моя мать. Наверно, пластинка до сих пор где-то валяется. Я подумал, что совсем не помню, как она звучала, а проигрыватель давно сломался и служит мне дополнительной табуреткой для пришедших гостей.

Мне отчего-то стало жалко, что я никогда не услышу, как поет парень, изображенный на пластинке, схожий с гаишником. Вполне вероятно, что сам капитан мог хорошо петь в детстве, выучиться в консерватории, а затем выступать на эстраде. Но вместо этого он выбрал другой путь и теперь сидит в наручниках, потому что всего лишь попался под руку одному подонку.

Можно предположить, что этот капитан даже знал те песни с пластинки и напевал их, крутя баранку под проблесковым маяком, выискивая нарушителей и вымогая с них деньги. А потом нес часть денег своему командиру, а часть домой, где его ждала жена и двое маленьких ребятишек, периодически играющих в доброго папу-гаишника — честного борца за соблюдение правил дорожного движения. А в свой выходной он даже объяснял детям эти самые правила. Но только не те, по которым сам служил.

Разве можно объяснить его задорным малышам, почему он приносил им деньги, отбирая их у таких же детишек задержанного им нарушителя? Грозя лишить водительских прав, возможности как-то содержать свою семью. Наказывал засыпающего от усталости за рулем дальнобойщика, сжигаемого ревностью в длительных командировках, спешащего домой.

Без капли сочувствия я могу смотреть в заливающееся потом лицо капитана, сидящего напротив меня. Потому что он сам выбрал этот путь. Зная, что надо будет заносить деньги начальству, а значит вымогать, отбирать их у детишек, беременных женщин, заботливых отцов, которые просто пытаются выжить в этой стране.

И то злобное шипящее «подонок», которое он произносит, прикрывая рот ладонями, отсеченными черным лезвием наручников, клокочет во мне благодарностью униженных им водителей и еще других — пока не остановленных.

Садясь в свою машину, я вынимаю из заднего кармана комок из смятых стодолларовых купюр. Их ровно восемь. Я чувствую, что это плата за мои сегодняшние подвиги: удушливый мешок на голове и вычеркивание очередного взяточника. Думаю, Шмелев должен быть мне благодарен!

…Через мост Александра Невского я выехал на старый Невский проспект, направляясь в сторону площади Восстания. Середина дня. В это время большинство офисников обедают в ближайших к своей работе кафешках. Поэтому пробки на дорогах немного рассасываются.

Уже много лет я езжу по этому маршруту. Мне нравится разглядывать витрины дорогих бутиков. Они меняются здесь каждый год. Новый владелец думает, что он умнее предыдущего. Перестраивает помещение, меняет рекламу. Но видимо и ему, не потянуть аренду в этом престижном районе. Через некоторое время в окнах начинают светиться таблички о распродаже.

Вот здесь справа пару лет назад был огромный парфюмерный магазин. Его сменил строительный. А сейчас снова идет ремонт, и стекла замазаны белилами. У входа припаркован джип, и какой-то верзила тискает внутри толстушку, сидящую за рулем. Я бы тоже согласился ее потискать в таком джипе. Парень приподнял голову, вынырнув из пушистого воротника женской дубленки, и посмотрел на меня. Довольный, улыбнулся. Наверно он почувствовал мою зависть и еще сильнее сжал подружку. Я даже видел, как она слегка дернулась, и представил, как ойкнула. Парень заулыбался сильнее и снова уткнулся лицом в ее шею.