Ян Костргун - Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

— Может, она страдает бессонницей! — теоретизирует Пекар. — Или в ней заговорили первобытные инстинкты!

— Это в тебе заговорили первобытные инстинкты, когда сегодня ты потащился в пивную! — не преминула подвергнуть сомнению его аргументы Эльвира.

— Постой, я тебе объясню. Она зовет своих счастливых свободных саанских сестриц. Светит луна, полнолунье…

— Коза — не волк, только волки воют на луну!

— Ефрейтор не чин, коза не имущество и не волк, это мы уже слышали. — Он презрительно фыркнул, но все же замечание жены навело его на мысль.

С тех пор как куплен заветный мебельный гарнитур «Бельмондо», они как-то избегали ходить в гостиную; все время надо следить за собой, чтобы чего-то не испачкать, не поставить мокрое блюдце на полированную поверхность, не стряхнуть пепел на ковер; уж лучше оставаться на кухне, протрешь стол мокрой тряпкой, и все дела. Он положил газету на гарнитурное кресло и осторожно взобрался на него. «Мотылек», «Отель», «Сага о Форсайтах», Жорж Сименон, Вольф — пробегал он глазами по корешкам книг. На какой-то миг в его мозгу мелькнуло прозренье: напрасно он покупает все эти новые романы, раз в них нет полезной для жизни информации. Вот хотя бы для данного случая. Зачем ему «Мотылек», если ему нужно нечто совсем другое.

Он слез с кресла с полными руками, давайте посмотрим вместе с ним, найдет ли он то, что ищет. Из «Жизни животных» Брема у него имеется второй том («Рыбы, земноводные и пресмыкающиеся»), к тому же только книга II («Пресмыкающиеся»). Как попала к нему именно эта вторая книга, не знает даже он сам. На всякий случай он заглянул внутрь (13 цветных вклеек, на 10 разворотах приложений 45 черно-белых гравюр и 128 иллюстраций в тексте!); черепах, крокодилов и ящеров он пролистал, на других пресмыкающихся остановился и начал читать. Он уже давно хотел изучить эту чрезвычайно интересную книгу, но неисповедимы пути познания!

«…Кобра… распространена по всей Индии, на Цейлоне, в южных областях Китая, на Больших Сундских островах, за исключением Целебеса, на западе Афганистана, в северо-восточных областях Персии, южных областях Туркменистана вплоть до Каспийского моря. Кажется, она, как и подавляющее большинство змей, не привязывается к определенному месту, а живет там, где находит подходящее укрытие и достаточно пищи. Ее любимое пристанище — покинутые жилища термитов, старая кладка, кучи камней…»

— Вот оно, кое-что я нашел!

«…Кобра с давних времен по сегодняшний день является объектом восторженного, культового преклонения и играет большую роль в суеверных преданиях индусов. Один из самых привлекательных мифов этого цикла рассказывает, что некогда Будда, гуляя по земле, заснул в полдень на солнцепеке, тогда появилась кобра, раскрыла свой капюшон и заслонила от солнца божественный лик. Будда, порадовавшись этому, обещал ей великие милости, но вскоре забыл о своем обещании, и гаду пришлось напомнить ему об этом…»

— Иду-иду, — раздраженно откликнулся Пекар на зов из передней. Вечно она помешает на самом интересном месте; он взял вторую из отобранных книг и направился к козе. К чему такая спешка, Будда и то был забывчивым, подумать только, и он не выполнял своих обещаний. А ведь он был таким почитаемым богом, или какая там у него была должность. Пекар вздохнул, в жизни всегда так: всюду и везде надо напоминать о своем существовании, чтобы обещания не забывались. Дальше у Брема что-то говорилось про факиров — надо, надо как можно скорее это прочитать.

Вторая толстенная книга была еще интересней, если иметь в виду козу. Какой-то прадядя получил ее в Будапеште в качестве приза на выставке плетеных корзин. Schwarzneckers. Pferdezucht (Rassen, Züchtung und Haltung des Pferdes). Vierte Auflage. Berlin, Verlagsbuchhandlung Paul Parey, 1902 [62] Шварцнекер. Коневодство (породы, отбор и содержание лошадей). Четвертое издание. Берлин, издательство и книжная торговля Пауль Парей, 1902. . Книга была семейной реликвией, переходила из поколения в поколение, из дома в дом, пока обосновалась здесь, в панельном доме-башне.

Неважно, что она написана по-немецки, к тому же неразборчивым готическим шрифтом, по иллюстрациям каждому должно быть ясно, что она содержит исчерпывающие сведения о лошадях всего мира. На одной из них, к примеру, головы коней: интеллигент, флегматик, норовистый, испуганный, старый, злой конь, все ясно как божий день. Пекар посмотрел на козу и сравнил ее голову с приведенными в книге лошадиными головами. К сожалению, при вечернем освещении по облику козы трудно было определить ее характер, но в ней угадывалось что-то спесивое, надменное, интеллигентное, а в ее глазах Пекар разглядел что-то вроде гордости и даже намек на юмор.

Потом он пролистал снимки лошадиных зубов. По ним играючи узнаешь возраст лошадей, и никакой барышник не сможет подсунуть тебе старую клячу. Посмотрим тогда хотя бы, какой у козы возраст. Когда ему удалось рожком для обуви приоткрыть козе рот и рядом с ее головой положить статью о лошадиных зубах, то оказалось, что у данного млекопитающего молодость давно прошла, ему вообще далеко за двадцать.

— Глупости, перепутаны картинки, — решил он и захлопнул книгу, потерявшую вследствие этого большую часть фамильного почитания. Кто знает, в конце концов, даже и Будда был рассеянным и забывчивым, а в такой книге чуть автор зазевался — и картинки уже перепутаны.

— А что, если мы дадим ей снотворное? Какой-нибудь порошок? — предложил он неуверенно. — Ты же без алнагона даже чайника не поставишь…

— Ну уж, извини! Спасибо за сравнение.

— Мепробамат? Ноксирон, радепур, или как это там называется. У тебя их в ванной полно.

— Что ты понимаешь в женских делах. Не хочешь ли ты спеть ей колыбельную?

— Завтра я, так и быть, схожу в домоуправление, пора наконец Бучко освободить колясочную. До каких пор он будет держать там гнилую картошку! Мы поместим козу туда, ей там будет хорошо, можно даже пробить окошко во двор. Бессловесной твари нужна домашняя обстановка.

Он посмотрел на жену, ему хотелось немножко порадовать ее, ибо ведь даже в плохом есть что-то хорошее, и наоборот. У каждой реакции есть своя акция, как выразился на учениях один старший лейтенант.

— С завтрашнего дня нам плевать на эту бабу-ягу из молочной. У тебя будет свое молоко, цельное, в пакетиках, какое ты захочешь, Элвиско…

— Слушай! Все понятно! — крикнула Элвиско женского рода. — Я догадалась! Козу надо подоить!

Тщетно Пекар пытался избежать нацеленного на себя указательного пальца.

— Я? Почему именно я?

Да, всегда все неудачи, наказания, обиды еще со школьных времен валились на голову Карола Пекара, всегда, бывало, поймают и накажут именно его, а не кого другого. Третья парта у окна, как всегда.