Мирослав Рафай - Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

Это меня доконало. Такого я не предполагал. То, что Илона звонила ко мне домой, я отметил как-то вскользь, но меня поразил факт, что жены не было дома. В сущности, мне всегда было безразлично, дома она или нет, но сейчас я не мог скрыть охватившего меня смятения.

Илона это видела. По лицу ее промелькнула слабая, едва уловимая усмешка.

Этого она не должна была себе позволять. Она думала, что выиграла.

А мне было неважно, кто выиграет или проиграет. Важно другое. Впрочем, и Илона-то вовсе не хотела выигрывать. Ей просто нужна была ясность.

Я же ломал голову над тем, как склеить наш брак и вернуть сына. На это у меня еще хватало мужества, и воли, и чувства.

— Ты самая добрая на свете, — сказал я Илоне. — Я всегда буду думать о тебе, когда мне будет очень худо.

Она выбежала на улицу, в чем была. А мороз стоял лютый, и снова валил искристый снег, будто там, наверху, кто-то на тончайшей терке строгал прозрачные льдинки.

По спине меня стукнуло дверью: высунулся Обадал.

— Пойдем за людьми-то? Пора!

— Илона! — позвал я.

Она остановилась, побрела обратно к дому.

В контору вошел Бальцар. Соскреб иней с окна, вроде посмотреть, сколько градусов. Градусник был прикреплен к окну снаружи.

— Раз уж ты встал, Бальцар, заводи машину. Поедем по городу собирать людей. Нужно человек пятьдесят.

— Это что, шутка? — спросил он, заложив руки за спину.

Вид у него был насмешливый.

— Заводи «татру». Чтоб через десять минут был за рулем. Возьми с собой Илону.

— И не подумаю, — вызывающе бросил он.

Неторопливо вошла Илона, растирая лицо снегом. Порозовела.

— Да у него мотор все время греется, — сказала она и строго прибавила: — Ступай одевайся. Я жду.

— Обадал, посади кого-нибудь на телефон. Поедешь с нами. Ты тут свой человек, тебя все знают.

Мы набились в кабину — сидели чуть ли не на коленях друг у друга. Обадал показывал дорогу.

Кучи шлаку и песку, перемешанных с солью, заметно уменьшились. На них уже снова наросла снеговая шапка.

— Видите, — показал на них дорожный мастер. — Час назад брали, а вроде и не притрагивались.

Мы пересекли площадь и поехали по улице, ведущей в гору. В этих местах площади всех до единого городов расположены на пологих склонах. На окраине Брода ни огонька. Зато здесь гуляли ледяные вихри, которые трепали обнаженные деревья в садах. Мы свернули в переулок, перевалили через плохо засыпанный ров. Бальцар разразился градом проклятий: задел стругом мерзлую землю, остановил машину и при свете фар осмотрел нож. Вернувшись в кабину, он еще долго ругался.

Фары высветили низенький, в серой штукатурке дом. Обадал спрыгнул наземь, я полез за ним. Пока я балансировал на ступеньках кабины, стараясь не свалиться, Обадал яростно давил на кнопку звонка у калитки.

На углу дома зажглась желтая лампочка. Появилась закутанная фигура, однако калитку не отперла.

— Что надо? — спросил женский голос.

— Где тут у вас председатель? — развязно осведомился Обадал.

— А, это вы. — Женщина набросила шарф на голову.

— Где председатель? — повторил Обадал. — Мне необходимо поговорить с ним.

— Еще не вернулся из Дроздова. Застрял где-то. На своей машине поехал. — Женщина старалась рассмотреть меня в слабом желтоватом свете. — Надеюсь, дорогу из Дроздова расчистили?

— Дорога в порядке, — сказал я. — А к кому мне обратиться, если нужно собрать полсотни людей на день-другой?

— Для чего?

— Сгребать снег с дороги в Рудную.

— В Рудную! — вздохнула жена председателя. — Загляните к секретарю.

Мы повернулись, собираясь уходить, — железную калитку так и не отперли. Я еще догадался спросить:

— Секретарь-то хоть дома?

— Ах, боже мой, — спохватилась женщина, — нету его! Он ведь с мужем уехал…

— Так к кому же нам обратиться?! — нетерпеливо воскликнул я.

Обадал безмолвствовал. Он привез меня сюда, остальное уже моя забота.

— Приходите утром в Национальный комитет…

Обадал свистнул. Я смотрел на женщину как дурак. В семь утра! Да к тому часу мы еще вчера должны были быть в Рудной! И если не будем завтра, Смолин уж на самом деле оторвет мне голову и погонит с работы!

Узенькую дорожку от калитки к дому постепенно заносило снегом. Женщина мерзла.

— Приходите утром в Национальный комитет.

Мы забрались в кабину и поехали обратно. Улицы тут шли то вверх, то вниз.

— Куда теперь, Обадал?

— Да, задача, — сказал он, растерянно усмехнувшись. — Как завалит дороги снегом — крик подымают. А есть дорога к Броду — им хоть трава не расти.

— Тоже философия, — заметил я. — Нет ли здесь какого предприятия, где много народу? Например, тракторная станция, где работает тот старик, которого мы вчера от Гельтинова подвезли?

Попетляв по узким улочкам, мы подъехали к воротам тракторной станции. Ее каменные строения стояли на юру, уже за чертой города. В окнах было темно.

В проходной сторож читал газету. При нашем приближении он тотчас отложил газету и потянулся к ремню. На ремне висел пистолет. Мы позвонили.

Он нерешительно вышел к нам. «Татра» грохотала мотором, маячок на крыше вертелся, словно согреться хотел.

— Когда у вас начало смены? — спросил я.

Фонари в глубине территории озаряли безнадежно засыпанные дорожки. В двадцати метрах от ворот стоял садовый трактор с маленьким навесным ножом.

— В шесть, — отрывисто бросил сторож. — А вы кто такие?

— Дорожники мы, — объяснил Обадал.

— Не наберется ли у вас свободных людей? — добавил я.

— Сколько у нас людей, вам дела нет. Приезжайте в шесть.

Мы залезли в кабину.

— Домой! — скомандовал я. — Здорово получилось. И людей не достали, и отдых кошке под хвост. Все дрыхнут, а утром поднимут вой, как это так, автобусы не ходят!

— Стоял там у них садовый тракторишко.

— Послал бы я их расчищать этим тракторишком дорогу в Дроздов!

Мы были удручены. А снегопад продолжался, с неба валили кучи снега. До чего хотелось хоть ненадолго почувствовать под ногами твердую землю! Чтоб сугробы растаяли, разлились водой… Мы переехали несколько луж, засыпанных снегом. Хрустнул под колесами лед, грузовик качнуло.

Выехали на освещенную улицу, которая, взобравшись на гребень холма, вливалась в шоссе на Гельтинов. По этому шоссе мы вчера сюда приехали. Вид улицы был вполне мирным. Навстречу нам приближалась «татра» со стругом. Дальний свет ее фар пронзал темноту, бешеные вихри иголочек-льдинок освещались теперь с двух сторон.

— Куда прешь, гад! — высунулся из окна Бальцар. — Чего маячок не включил?!

Его не расслышали. Обадал выскочил, подбежал к встречной «татре», замахал мне, показывая на ее кабину.

Наши фары осветили сидевших в ней. Все мышцы моего тела напряглись.