Владимир Козлов - Сестра Морфея

— Я что совсем того, — покрутила она пальцем у виска.

— Ну, вот и хорошо, — значит очередь за нами. Он свой выстрел сделал. Я тебе не говорил, но меня из Метеора попросили по его протекции. Он знал, что в далёком прошлом я был, судим, вот и выдал всё Смородину, ну а тот уже припечатал меня от всей души.

Он ей внушительно всё это рассказывал, стараясь подчеркнуть свою безусловную искренность. Она, подняв голову к верху, ловила каждое его слово.

Он выкинул окурок в банку, после чего наступила минута молчания.

— Сволочь, — вскипела она, — ни дна ему, ни покрышки. Хочешь, я ему глаза поцарапаю? — задумалась она. — И скажу, что он меня хотел изнасиловать. Вот тебе крест святой, я пойду за тебя на это!

Для убедительности она три раза перекрестилась.

— Это будет слишком жестоко, — закурил он следующую сигарету. — Я знаю, что ты у него прихватила важные бумаги, так вот их нужно кое — где засветить.

— За тебя я пойду на всё! — торжественно заявила она. Бумаг полно, в основном они все по его долгам, которые касаются не только Хаджи, но и его доверенных лиц. А последняя бумага из «РУСАГРО " — они просят погасить долг по аренде помещений на стадионе в сумме четыреста пятьдесят тысяч.

…Он не сомневался в ней. Знал, что этой не совсем сытой женщине, с кипящими эмоциями, при её повышенном чувстве справедливости по силам задачи подобного характера. Он посмотрел на неё и по неуловимой примете понял, что она думает о том же.

— Последняя бумага пока не понадобится, а вот все остальные ты должна распечатать и отнести в юридический отдел корпорации. Пускай они знают, с кем договор заключили. Мне конечно бы самому взглянуть на них.

— А они у меня все здесь, в кабинете лежат.

— Тащи их сюда, — оживился он.

Она принесла папку и вывалила на стол все бумаги.

Он лихорадочно начал их перебирать.

— Вот, то, что надо, — нашёл он искомое, — теперь его попрут со стадиона.

— А что это, — спросила она.

— Это решение суда о признании его первого клуба «Ритм» банкротом.

Он отобрал ещё четыре листа по банковским кредитам, а так — же об аресте автомобиля, — ту бумагу, которую зачитывал опер Жидков.

— Вот это надо размножить, — сказал он, — если можно сейчас. И сразу рванём на машине в «РУСАГРО».

— Я мигом, — схватила она бумаги и убежала.

Вдруг под окном кто — то пробежал и детский голос надрывно прокричал.

— Чапаев, сука, оставь Анку в покое.

Платон высунулся по пояс из окна. На газоне ишак пытался взобраться на ослицу. Вокруг крутился мальчик лет двенадцати. Он хлестал животных короткой плёткой по всем местам. Когда, Чапаев, оставил Анку в покое, мальчик пронзительно засвистел и сел верхом на ишака.

«Надо же клички, какие знаменитые придумали, — улыбнулся он, — прямо, как в анекдоте»

Хлопнула громко дверь. Он от неожиданности вздрогнул. Около него стояла Людмила Ивановна. К груди она прижимала файл с бумагами.

— Быстро ты обернулась, — удивился он.

— Дел то на три минуты. Поехали, — заторопила она Платона, — а то после обеда мы там никого не застанем.

Он встал со стола и, закрыв за собой окно, молча, пошёл за ней. Она тоже не подавала ни звука, и он на миг усомнился в ней. Подумал, спасовала перед важным моментом, и боялся, что бумаги могут оказаться не на столе юристов корпорации, а в первой попавшейся урне.

В машине он первым нарушил молчание, когда они уже подъезжали к месту.

— Риска здесь нет никакого. А для нас это лучшее средство от всяких напастей. Нельзя своё здоровье подвергать стрессам. Эти бумаги должны подействовать, а Хаджа пускай после митингует перед президентом корпорации.

Машина остановилась около современного, словно дворец, здания. Оно стояло на возвышенности и красовалось своей неповторимой архитектурой. К порталу вела длинная многоступенчатая лестница.

— Выходи Людмила Ивановна, — заглушил он мотор.

Она посмотрела на себя в зеркало заднего вида. Он в это время невольно заглянул в декольте её сарафана. Обратив внимание, как уверенно дышали её груди. И тут — же совершенно спокойно прозвучал её голос:

— По хрену мне все стрессы, я сама на любого стресс нагоню. Поэтому у меня ничего и не болит. Я не агент ЦРУ и делаю всё открыто. Сейчас бумаги отдам и передам по телефону привет этой вонючке. Пускай он продолжает горевать по Советской власти и занимается подсобным хозяйством, о котором он постоянно мечтает, а не лезет с тупой головой в коммерцию.

— Где же он будет заниматься? — пристально посмотрел Платон на неё, — ты же скинула его со своей дородной земли с богатым садом.

— У него есть целина и дом почти готовый. Пускай подымает целину и занимается хоть оленеводством, мне до опушки. А мы с тобой должны сегодня нашу продуктивную атаку обмыть. Водка уже вспенилась, наверное, от жары, — намекнула она на бутылку, которую они не допили.

— Дочку я сегодня утром к деду на неделю отправила. Пускай там отдохнёт, да ягод вволю наестся. Так что мешать нам никто не будет.

— Если бумаги в нужные руки передашь, то обязательно обмоем, — пообещал он.

После чего она вдохновлённая выскочила из машины и бегом своей хоккейной иноходью вбежала по лестнице корпорации.

«Нет, напрасно измена напала на меня в отношении её. Она будет своим подкованным из церия копытом, стучать, так что искры залетают, как от хорошего фейерверка».

Спускалась она назад по лестнице с высоко поднятой головой. Походка и стать выдавали в ней победительницу. Поступь, как у императрицы, размеренно кладя ноги на ступени, она словно плыла по гофрированным волнам. Заметив, что Платон с неё глаз не сводит из машины, она величественно помахала ему рукой. Сомнений никаких не было. Посещение в «Хлебный дом» Людмилы Ивановны было удачным, как он и думал. Сергей Сергеевич облегчением вдохнул, не забыв про себя отметить, что спускается она сверху более красиво, чем поднималась до этого.

— Только ничего не спрашивай, — села она в машину. — Все подробности у меня дома, куда мы с тобой сейчас поедем.

— Да мне и без вопросов всё понятно. А как же работа? — спросил он.

— Лето на улице. Я там практически никому не нужна. Дети после обеда все на речку убегут. У меня в холодильнике мышь повесилась, я в детском доме в обед наемся до отвала и домой иду. Сентябрь наступит — тогда и работать начну. А ты давай зубы мне не заговаривай. Не сорвёшься сегодня. есь спокойно. Но давай начнём вначале с твоего см — Да я вроде и не отказываюсь, — пожал он плечами, — пить так, пить. Но я вот смотрю на тебя и удивляюсь. Ты часто бываешь замкнутой, а порой своим языком меня просто удивляешь. Это что зависит от твоего настроения или у тебя такая манера общения.

— Я же не спрашиваю, почему у тебя глаза на дню как александрит цвет меняют?