Владимир Козлов - Сестра Морфея

Она открыла холодильник, в нём кроме хлеба и банки майонеза больше ничего не было.

— Видишь, чем я питаюсь, — показала она содержимое холодильника, — если бы не детский дом, сдохла бы на хрен.

— Ты уже три недели, работаешь там, — сказал он ей, — выходит, всё это время посуду не мыла.

— Янка уехала сегодня утром, вот с этого времени и стоит посуда. Это её прямая обязанность. И пока она не приедет, я к ней не притронусь.

Она включила холодильник и вытерла стол.

Платон вынул всё содержимое из пакета и, открыв бутылку вина, налил ей полный стакан:

— Выпей, от жары очень хорошо помогает, а то ты сегодня переволновалась сильно, что с тебя течёт, как с ниагарского водопада.

Она залпом выпила стакан.

— Вкусное вино! — возвратила она ему стакан. — А себе чего не налил?

— Я вино не пью, оно что пиво — крепости никакой. Одним словом компот. В туалет сходил и всё прошло. Взял для тебя, жажду утолять вместо минералки.

— Тогда налей мне ещё?

Он налил ещё стакан после, которого она громко отрыгнула и утёрла лицо предплечьем.

— Прости, непроизвольно вылетело. Со мной часто в последнее время такое бывает.

— Это зов из глубины души. Он предупреждает тебя, чтобы ты прислушалась к своему желудку, — без улыбки произнёс он и показал на мёд. — Рекомендую, особенно он целебен со спиртом, но коль у нас его нет, то и водочка сойдёт.

Она достала из шкафа для посуды водку и быстро накромсала закуски в одну тарелку.

— Теперь можно и водочки выпить. Рюмок у меня нет, воспользуемся стаканами.

— Какая разница, — обрадовался он, — из стаканов даже лучше.

Он размешал в её стакане две столовых ложки мёда, до такой степени, что водка стала тянущей как ликёр.

Выпили, закусили. Она оценила вкус медовухи и закурила. В перекуре он добавил ей ещё вина, а следом повторил водки с мёдом, после чего она при нём стала скидывать сарафан, но потеряла равновесие и упала на пол. Глаза её были закрыты, а губы спали в улыбке. Сомнений никаких не было. Мёд, вино и водка сделали своё дело. Она была мертвецки пьяна.

Он осторожно взял её на руки и отнёс в зал, на поломанный диван. Проверил все электроприборы и закрыл за собой дверь. На улице дул лёгкий ветерок, который помогал легче переносить жару. Он взбодрился и быстро зашагал к трамвайной остановке.

Платон на следующий день сидел на лавочке возле главного входа детского дома. Каждый ребёнок проходивший мимо него уважительно здоровался. Он ждал Людмилу Ивановну и смотрел на дорогу, которая вела к парадному входу, детского дома.

Она появилась в своём сарафане, тёмных очках и шляпе с большими полями, лежавшими на её плечах.

Увидав его на полпути, она ускорила шаг.

«Сейчас что — то будет» — подумал он.

Когтей она выпускать не стала, но начала разговор с первого нелицеприятного слова.

— Ты сволочь Винт, вчера мне голову забивал о биологических процессах, а сам влил в меня всякой бурды и исчез. А если бы я кони откинула в одиночестве? Что ты на это скажешь?

— Я не знал, что ты такая привередливая в натуральных продуктах. Если мёд — можно сказать пища богов, для тебя бурда, то не знаю что тебе и сказать. Но мне известно, что продукция пчеловодства целебней твоей греческой валерьяны, которой ты меня напоила месяц назад.

— Выходит ты мне отомстил? — сняла она очки с носа, — а я думала, ты меня за вчерашнюю работу приласкаешь.

Ты провёл меня Винт, как сопливую девчонку, — надула она губы.

— У меня и в мыслях не было никакой мести, а вот ласкать женщин я люблю не на сломанном диване, а на ортопедической большой кровати. Это не каприз, а состояние моей души.

— Ну ладно, займём для ясности, — сказала она. — Я посмотрю на дальнейшее твоё поведение. Так и быть кровать я такую куплю, — после этого она заразительно засмеялась.

«Нет ну точно она чокнутая, — пронеслось у него в голове, — все права на меня хочет получить. Да она здесь мне прохода не даст. Зачем я её затравил огромным валютным вкладом и домиком на берегу моря? Если до полного упора думаю работать в детском доме. Теперь положение надо исправлять. А, вот как — надо подумать?»

Он оторвался от своих мыслей и укоризненно посмотрел на неё. Она тут же прекратила хохотать и, сделав умный вид, сказала.

— Я за день выспалась вчера, а ночью думы всякие лезли. Думала, много про тебя. Я хорошо понимаю, что такие, как ты свои семьи не бросают. Ты, наверное, идеален во всём, тебя не с неба, случайно, десантом скинули на землю?

Пришло время смеяться ему.

— Да я сын галактики! Приближённый к богу! Неужели не понятно? Так что бережно относись ко мне и с глупостями не приставай.

— Инжир тебе в зубы. Ты своей жизненной позицией открыл мне глаза на новую жизнь. Во всяком случае, со старой жизнью покончено, уж больно некачественная она у меня была. А теперь хочешь, отшить меня. И не жди. Кусочек ласки я у тебя в погожий денёк всё равно отниму.

— Эх, Людмила Ивановна, — встал он с лавки, — ты не женщина, а реакционный элемент, хотя и свой, — доверять тебе можно.

— Каков нахал, какой хамелеон! — покачала она головой, — во времена матриархата тебе кое — что точно бы отрубили. А сейчас пошли в актовый зал, представлять тебя детям будем с Людмилой Фёдоровной. Она мне сегодня звонила, сказала, что на сцену поставили теннисный стол. Будешь показывать им мастер — класс.

А с кем, — изумился он, — с тобой что — ли? Не могла мне перезвонить, я бы ветеранов пригласил для такого дела.

— А Янка не подойдёт?

— Это был бы вариант, — почесал он пальцем щеку, — но Янка ягоды ест и в речке купается.

— Ошибаешься, через десять минут она будет здесь. С этим братиком Валерой, достойного отдыха у неё там нет. Замучил вчера её за один день дворовыми работами, а дома посуда немытая. Вот она утром сегодня и сбежала оттуда.

Их беседу прервала Людмила Фёдоровна. Из открытого окошка она окрикнула Людмилу Ивановну, как — бы не замечая Сергея Сергеевича, и велела следовать в актовый зал.

В зале было человек пятьдесят, включая и воспитателей. На сцене стоял один стул и старый стол для настольного тенниса, а на нём лежали две ракетки — по советским ценам они стоили рубль двадцать пять. Людмила Фёдоровна ходила уже по сцене, куда пригласила и Платона.

Перед тем как ему забраться туда Людмила Ивановна шепнула ему на ухо:

— В добрый путь, Платоша! — после чего села на свободное место в первом ряду.

Он был спокоен и приветлив, разглядывая детей со сцены, выискивая глазами в основном малышей. Но в зале находились те дети, которых играть научить, можно было, но на результат надежд никаких не было. Настроение у него чуть упало. Когда в зале восстановилась тишина, слово взяла Людмила Фёдоровна. Она улыбалась и смотрела то на детей, то на Сергея Сергеевича.