Владимир Козлов - Родиться Царём

Олег терпел, выжидая каждый день удачный момент, для решающего удара. Хотя эта строительная атмосфера ему порядком надоела. Голова дома болела после такой работы, разговаривать ни с кем не хотелось. Даже с молодой женой спал порознь. Но обстоятельства и жажда классически отомстить этим сквалыгам заставляли его мучительно сдерживаться. Для него наказать их, было уже делом чести. Каждый день он засыпал только с одной мыслью, чтобы его день справедливости настал. И его ожидание было вознаграждено. Очень удачный момент судьба ему, наконец, то подарила. Да такой весомый, что ему пришлось поставить на уши всё звено вместе с напарником, на которого он виды и не имел. Олег работал один на крыше строящейся школы. Шпаклевал в нестандартной позе утеплительные плиты фибролита. Мужики перед обедом пошли все скопом в колхозную столовую попить пивка и купить минеральной воды. Сверху ему было хорошо видно, что они свернули к металлической будке, где у них хранился рубероид, который Олег разгружал один буквально вчера. Около будки стояла самосвал, в который они, со спринтерской скоростью, иногда озираясь по сторонам, погрузили несколько рулонов рубероида. Сколько именно, он посчитать не смог. Но то что рулонов было несколько десятков, это было точно. Завершив погрузку, они свернули к сельмагу.

Пришли кровельщики в час дня пьяные и с собой принесли много водки и вина. Постелив на крыше клеёнку, они разложили свою закуску с батареей бутылок и продолжили сабантуй. Разговор вели о фашистах, которые во время войны жили в их домах. Ничего плохого о них не говорили. Даже восхваляли за определённые характеры немецких солдат. Но этот пьяный разговор к счастью для Дорогого был коротким, что радовало. Приличная доза испитого спиртного, вскоре уложила их бесчувственные тела в рядок на пыльном фибролите — утеплителе. Этот фибролит укладывался на гидроизоляцию. И уж только потом делалась асфальтная или же растворная стяжка, на которую клеился рубероид.

Приласканными знойными лучами солнца, они крепко спали, иногда во сне крепко матерясь.

Олегу работа в одиночку была не по душе и он, откинув в сторону самодельный шпатель, начал перешагивать приморенных кровельщиков, нарочно задевая их своими просмолёнными ботинками, и громко покрикивал:

— Эге, бригада Ёлкиных, вы спать приехали или работать? У вас гражданская совесть есть? Придётся вас краном спускать с крыши или заблокирую вас здесь на ночь, а водителю автобуса скажу, что вы на вторую смену остались.

Сон был их крепок. Ни один из спящих даже ухом не повёл, на его сигналы.

Олег осмотрел их импровизированный стол. На клеёнке рядом с закуской и остатками спиртного он увидал связку ключей, от бытовок и склада, где хранился рубероид. Ответственным ключником был курносый Митька. Не редко за этот примечательный дефект его все называли Ломоносовым. У него был перебит нос, отчего нижняя половина носа была сильно задрана к верху и он постоянно гундосил. Когда Митька выходил из себя, то его глаза значительно выкатывались из глазниц и становились похожими на переспелые абрикосы. Официально Ломоносов считался звеньевым и был кумом Возничего. Командовать звеном, — это было его любимое дело, но вот только мужики его не слушали никто и зачастую посылали на хутор бабочек ловить. А по большому счёту они все были либо друзья, либо с одной деревни. Как не подходи, всё равно свои. Поэтому Митька, на них обид не имел. Но он был самый вредный и жадный мужик. Сейчас он лежал в стельку пьяный и даже ни один лицевой мускул не вздрогнул, когда на его курносый нос взгромоздилась зелёная с перламутровыми крыльями муха.

Олег попробовал отогнать эту муху, но она отлетала и тут же опять садилась ему на лицо.

— Это называется, напились до кондиции, — бормотал Олег, — а это навозное насекомое знает на кого садиться. Не на Модеста села, а на Митьку, чует самую большую мерзкую кучку.

Озарение наказать нерадивых и жуликоватых мужиков к нему пришло сразу. Схватив ключи, он спустился вниз и пошёл в колхозные гаражи, которые стояла неподалёку от объекта. Там он и нашёл без труда покупателя на оставшийся рубероид.

Тракториста из этого села не понадобилось долго уговаривать, так — как Олег попросил у него по три рубля за рулон, что было ниже вдвое официальной цены:

— Сколько рулонов можешь продать? — не торгуясь, спросил тракторист.

— Все забирай, что есть, — сказал Олег. — Думаю там сейчас больше пятидесяти рулонов.

Тракторист в знак одобрения пожал Олегу руку:

— Сейчас я тележку подцеплю и подъеду.

За десять минут они погрузили в трактор пятьдесят пять рулонов рубероида. Тракторист рассчитался с Олегом и уехал довольный удачной сделкой, а Дорогой с месячной зарплатой в кармане поднялся на крышу. Положив ключи на место, он принялся за шпаклёвку крыши, намеренно производя шум, чтобы разбудить членов своей бригады. Первым поднялся Черныш, — это был худосочный и злонравный мужик, особенно невыносим, он бывал по утрам. После первого стакана он сразу становился разговорчивым и немного ласковым. И начинал всем ежедневно привирать, как он был когда — то в колхозе председателем товарищеского суда. После второго стакана, Черныш уже всем объяснял, что его и в народный суд приглашали работать, но он наотрез отказался, так — как плохо владеет грамотой. А после третьего стакана разливая битум по крыше, он одновременно исполнял патриотические песни, в которых был ярко выражен сельский диалект. Черныш был единственным коммунистом в звене, и в отличие от всех немного разбирался в грамоте. Но усовершенствоваться в дальнейших познаниях не удосуживался, поэтому и читать он мог по слогам и то печатный шрифт.

Черных поднялся с фибролитовой плиты, осматриваясь по сторонам, не понимая, где находится. Краснеющие глаза от перепоя и от злости, ничего вразумительного не отражали. Весь мокрый, в волосах стружки — завитушки от фибролита и к плечу просмолённая, словно погон прилипла рукавица.

Он, проведя руками по волосам, взъерошив их, стал похож на натурального чёрта.

Олег подошёл к нему и осуждающе покачал головой:

— Иди к котлу с битумом пока он горячий, а я сбегаю за селькором, пускай он тебя сфотографирует и в журнал «Кошмар Ада» отправит.

Но тот не понял, что ему Олег сказал, только недовольно пробурчал себе под нос и, дотянувшись до канистры с водой, допил остатки. А капли вылил себе на ладонь и оросил своё лицо, размазав только грязь:

— Грачёв ты чего расшумелся, не можешь тихо шпаклевать? — раздражительно произнёс Черныш.

— А вам не пора заканчивать спать? — сказал Олег, и показал на часы, — скоро автобус за нами придёт, а вы все в дугу. Где ваша гражданская совесть?