Альберт Спьяццатов - Ребро жестокости

– Пустили по кругу, – мрачно сказал Панкрасио. – Росалинду пустили по кругу, пока я собирал деньги.

– Но Росалинда хотя бы жива и, слава богу, находится здесь с тобой, – продолжил Мануэль. – Этого, увы, нельзя сказать о Камиле. Ведь с ней обошлись так же как с Росалиндой, но на глазах у Деметрио.

– А потом Деметрио отрезали голову, тоже при мне, – закончила за него Камила твёрдым голосом, в котором лишь еле ощутимо дрожала нотка неизбывного отчаяния, вошедшего в привычку.

– В связи с чем у меня возник, законный вопрос, дорогие мои товарищи, – сказал Мануэль. – Хотите ли вы так и надеяться до самой смерти, что вам повезёт, или вы хотите что-то предпринять, чтобы спастись? А если же нам спастись не уготовано – хотите ли вы умереть связанными на коленях под ножом палача из «Семейного креста», или погибнуть свободными, с оружием в руках?

– Свободными. Только свободными, – раздались вразнобой голоса участников сходки. – Лучше умереть стоя!

– Дело говоришь, Мануэль. Уж если сдохнуть, то хоть утащить с собой парочку мразей в ад, – всё так же мрачно подытожил Панкрасио.

– Почему же только парочку, – спокойно ответил Мануэль. – Можно и побольше. Я вот, купил себе автоматическую винтовку, так там пуль много. Уже пристрелялся, кстати.

– Оружие-то достать можно, сейчас это не проблема. Одно меня смущает, – сказал Насарио. – Когда мы возьмём в руки винтовки и начнём вершить расправу, закон назовёт это самосудом, а правительство назовёт это вооружённым восстанием. Не дай бог, у нас будет новый Чьяпас. Вы помните, что там у них творилось в Актеале?

– А что творилось в Актеале, Насарио?

– Эта территория контролировалась повстанцами, но там проживали мирные люди. Боевики в масках пришли в одну из местных церквей и вырезали всех, кто там был на мессе – сорок пять человек, из них девять мужчин, двадцать женщин и шестнадцать детей. Семь женщин были беременными. Не пощадили никого.

– Но там разве не католики протестантов резали? – спросил Панкрасио.

– И ты в это веришь, Панкрасио? Это было наказание за поддержку повстанцев, за участие в их структурах коммунитарного самоуправления. Военный гарнизон, расположенный в двух километрах от посёлка на сигналы от местных жителей с призывами о помощи не откликнулся. А убийц, свыше тридцати человек, не так давно полностью оправдали в Верховном суде по процедуре «ампаро».

– Что тебе сказать на это, друг мой Насарио. Во-первых, Насарио, не знаю как тебе, а мне такую жизнь, как сейчас и терять не жалко, – ответил Мануэль, тут же вызвав шумное одобрение присутствующих. – Во-вторых, кто сказал, что у правительства совсем отсутствует голос рассудка? Представитель повстанцев Чьяпаса, некий субкоманданте, как бишь его, весьма успешно ведёт переговоры с правительством все эти годы. Не все же там поголовно подкуплены картелями. В-третьих, никогда не забывайте о том, что согласно десятой статье мексиканской конституции народ имеет право хранить в своих домах оружие в целях обеспечения собственной «безопасности и законной самозащиты».

– Вы не о том спорите, – вмешалась Росалинда. – О себе я и говорить не буду, но у тебя Насарио, растёт несовершеннолетняя дочь. Кто тебе сказал, что они завтра не придут за ней, как пришли за мной? Вспомните, что вы отцы и мужья, поддержите Мануэля. Если не мы сами, никто не защитит нас.

– Помню я, что муж и отец, – недовольно ответил Насарио. – Вы все прекрасно знаете, сколько я от них натерпелся. Слава богу, моих пока не трогали.

– Это пока, Насарио, – сказал Панкрасио. – Не думай, что тебе повезёт больше, чем другим. Мануэль, мы с тобой. Скажи, что надо сделать.

– Пока потихоньку покупайте оружие, пристреливайтесь где-нибудь подальше в лесочке, стреляйте по бутылкам, набивайте руку и тренируйте глаз. Когда все вооружитесь, я знаю, что делать, – глаза Мануэля сверкнули. – Всем нам известны дома «крестоносцев» в Овехуне и в соседних городах, а где не знаем – найдём. Мы придём в их дома, как они приходили в наши. Что найдёте ценного, берите – возвращайте отнятое у вас добро. А святош из «Семейного креста» развесим на телеграфных столбах. Только не трогайте их родителей, женщин и детей. Не уподобляйтесь им. Что же до самих бандитов, то щадить и отпускать никого нельзя. Иначе они вернутся и приведут других. Смерть притеснителям народа!

– Смерть притеснителям народа! – отозвались эхом остальные.

– Когда мы едины…

– Мы непобедимы!

И горемычный мексиканский народ действительно восстал с оружием в руках против распоясавшейся вседозволенности новых тиранов. Но, как водится у человека, восстание это отнюдь не привело к победе добра и светлых сил. Поруганная справедливость была восстановлена лишь отчасти через ограниченное количество точечных ответных ударов. Люди с энтузиазмом продолжили мучить и убивать друг друга, проливая новые потоки крови на мельницу всеобщей вендетты, раскручивая до бесконечности спираль взаимных счетов, а праведное насилие быстро выродилось, став повседневным, рутинным и теперь уж воистину всенародным.

Когда-нибудь Мексика стряхнёт с себя этот вековой кошмар и проснётся мирной и счастливой подобно расцветающим в наше время городам бывшей советской глубинки, ещё недавно сверкавшим вспышками с уличных арен своих криминальных войн на общечеловеческой выставке жестокости. Она будет уверенно смотреть в будущее и достойно воспитывать своих смелых и талантливых детей. Это произойдёт в тот момент, когда завяжутся узелки её исторической судьбы, а отдалившийся на время Создатель, отчего-то зачарованный более северными краями, вернёт сонмы ангелов в её золотистые небеса.

Пако проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо, энергично и настойчиво. Из-за внезапного пробуждения сердце колотилось в учащённом ритме. С трудом разлепив веки, он, вглядываясь в темноту, начал постепенно различать проступающие из сумрака знакомые черты лица дяди Фелипе. Тот приложил палец к губам и еле слышно прошептал: «ш–ш–ш». Потом он по-заговорщицки мотнул головой в сторону двери из комнаты в коридор, ведущий к мансарде. Пако потихоньку, чтобы не разбудить кузена Пепе, сунул ноги в «гавайские» шлёпанцы и в одних трусах проследовал за дядей. Дон Фелипе деловито прошёл через помещение и поднялся по деревянным ступенькам к выходу на асотею. Пако, ёжась и обхватив себя за локти, вышел за дядей наружу. На асотее было и впрямь очень свежо, по-утреннему, царившую тишину нарушал лишь стрёкот неусыпных цикад. Вдалеке, за горой Франклина, едва занимался мертвенно бледный рассвет.

– Мы с Марией-Хавьерой вылетаем в Мехико, у неё начинается последний учебный триместр, – сообщил дядя вполголоса. – Я хочу, чтобы ты выехал туда же сегодня в девять вечера. Возьмёшь мой джип из гаража. Вот ключи.