Василий Сосновский - Остров традиции

– Покидаете нас? На кого же?

– Свято место пусто не бывает.

– Да угадаю с одного раза – на Дитера.

– И попадёте пальцем в небо. Дитер и его команда скоро будут переброшены в губернский центр. Там неслабая заваруха предвидится. К городу движутся отряды кого-то, кто выдаёт себя за Землемера. А также – по непроверенным данным – отряды самого Землемера. Им нужно противопоставить молодой задор и юношеский азарт.

– И Натали с ними?

– Жена в тяжёлую годину должна быть при муже. Вдохновлять и воодушевлять.

– Так кто же остаётся за главного?

– Эх, геноссе Мартинсен. Какой же вы недогадливый... Мы так бедны квалифицированными кадрами! Главным назначаетесь – вы.

Конрад непроизвольно погладил себя по штатскому брюху.

– То есть как это – я?.. Но ведь...

– Никаких «но», дорогой камрад Мартинсен. Слишком уж вы привыкли перекладывать ответственность на чужие плечи. Это не есть хорошо. Пора, пора наконец повзрослеть, заняться серьёзным мужским делом... Кстати, в последнее своё посещение места моей бывшей работы... и вашей будущей работы... вы обронили главный документ, удостоверяющий вашу неповторимую личность. Нельзя, нельзя быть таким растеряшей.

И Штабс-капитан протянул Конраду выброшенное им в конце марта удостоверение. Кто-то тщательно оттёр его от грязи, закрасил замазкой надпись «секретный сотрудник» и сверху каллиграфически вывел: «комиссар».

– Да, кстати учти, – Петцольд вдруг резко перешёл на «ты». – Где-то у вас хуякнуло, не слыхал? Воронка там солидная, за вашим участком.

– Не. – Конрад был готов на месте расколоться. Но Штабс-капитан тут же заговорил снова:

– Я так и думал, Торстен пиздун порядочный – котлован какой заброшенный… Ты мне расскажи лучше, как там без меня столица? Как шеф? Ты, я слышал, с будущим моим шефом познакомился.

Конрад нехотя сообщил некоторые факты о недавнем своём вояже. Штабс-капитан слушал его, как всегда, вполуха и давал собственные, довольно пространные комментарии. Разумеется, о будущем шефе он знал куда больше, нежели Конрад. Заодно он открыл некоторые секреты работы Органов и их закулисья – готовил преемника к новой работе.

– А где же мне теперь жить? – спросил Конрад. – До отделения же чапать и чапать.

– А где жил, там жить и будешь. В отделении молодёжный клуб откроется. Личный состав Органов весь убыл на борьбу с супостатом, а в подчинённых у тебя остаются лишь двое подраненных, негодных к строевой, плюс Торстен – как самый непьющий из поселковых. Так что кукуй себе и дальше на возлюбленном Острове. Пока кукуется.

Конрада эти слова больно резанули: ну никак не мог знать его предшественник на посту полицай-комиссара о том, что он в разговорах с собой называл клировский участок «Островом». А кроме того…

Штабс-капитан прибыл не один. Была ещё «инвалидка», которой управлял одноногий ветеран гражданской войны. С ним был Торстен. Заднее сидение и багажник «инвалидки» были плотно набиты наспех перевязанными стопками бумаг.

– Сейчас мы к тебе всю документацию перетащим – изучишь на досуге, – сказал Штабс-капитан.

И втроём – он, Торстен и Конрад – принялись перетаскивать стопки бумаг в дом Клиров. Конрад, хоть и качался последнее время, от таких нагрузок чуточку отвык. В неподходящий момент он споткнулся, растянулся на земле и выронил несколько папок в грязь. «Руководитель хуев», – вполне внятно прокомментировал Торстен прямо у него над ухом. Конрад отряхнулся и бровью не повёл.

Его комната сильно потеряла в объёме и стала напоминать отдел доставки какого-нибудь почтового ведомства. Умаявшийся после перетаскивания бумаг, он восседал посредь неё как завзятая архивная крыса.

Торстен, открыто не скрывавший своего недовольства, ушёл к себе на участок. «Завалит он меня, – равнодушно думал Конрад, – дабы занять моё место». Инвалид уехал. Штабс-капитан же пошёл прощаться с Анной. Прощание длилось до невероятия долго. Уже вечерело, а комиссарский джип всё ещё стоял напротив калитки.

Конрад заподозрил неладное и подошёл к двери анниной комнаты. Он явственно различил голоса. Что говорила Анна, разобрать было невозможно, но вот реплики Штабс– капитана – на повышенных тонах, чуть ли не истерические – слышны были отчётливо.

– Фарнер даст вам квартиру!.. Ласты склеить хочется?.. Сваливайте, к ебеням, отсюда!.. О Господи!..

Наконец, Штабс-капитан вышел – скорее даже, выпрыгнул, словно ошпаренный, и громко хлопнул дверью. Анна так и не показалась.

Конрад даже не пробовал скрывать, что подслушивал. Он был готов вцепиться Штабс-капитану в горло.

– Говори! – проревел он свирепо, переходя на доверительное «ты». – Что грозит Острову?

– А что нам вообще всем грозит? В этой стране?

– Вот как… Я-то думал, ты – идейный, – Конрад весь пылал.

– Мальчик мой, – нежно ответил тот. – Чтоб ты знал. Миром правят не идеи. Миром правят жёлтые железные кружочки и зелёные бумажные прямоугольнички… Накушался я этих идей по самое не могу. Что ты думаешь – почему клиентов твоих не арестовал и не сгнобил, логососов этих? Идеями ихними проникся, вот почему. А чем они мне ответили? По твоим же словам – переметнулись к противнику.

– Но как же Анна?! – не унимался Конрад.

– Бесперспективняк, – по слогам произнёс штабс-капитан мудрёное слово. – Я для неё не авторитет. Так, вторитет. Иди и разговаривай с ней ты.

– Я??

– Всё, пока… Пора в столицу. Завтра сранья к генералу, – штабс-капитан повернулся на каблуках.

– Но неужели Фарнер не может прислать к ней охрану?! – вырвалось у Конрада.

– А что Фарнер? Сегодня генерал, завтра зэ-ка. Много таких Фарнеров. Кто тебе впарил, что он всесилен? – эти слова бывший полицай-комиссар небрежно бросил через плечо, удаляясь. Конрад хотел ответить «Интернет», но тут же осознал, что всемирная сеть – говоря словами штабс-капитана, «вторитет». Что ей сливают, про то и пишет. Тем временем джип завёлся и отбыл.

Конрад что есть сил принялся колотить руками и ногами в дверь Анны. Тщетно.

Всю ночь и почти весь следующий день Конрад запоем читал секретные указивки, протоколы допросов, донесения сексотов. Он думал найти в них ответы на все мучившие его вопросы.

Однако, чем дальше он читал, тем больше удручался – в бумагах всеведущего ведомства содержалась почти исключительно рутина, чухня, бодяга. Даже отчёты о ликвидации неугодных властям граждан были написаны столь плоско и пóшло, что хотелось зевать. В основном же документация освещала хитросплетения борьбы жителей посёлка за обладание тем немногим и постоянно уменьшающимся, чем вообще только можно было обладать.

Мирское имя Землемера, равно как и его погоняло, не упоминались в бумагах ни разу. Только однажды фигурировала некая «книга о враге правительства», изъятая у кого-то, вернувшегося из города, но и то оставалось неясным, о той ли книге шла речь, не говоря уж о том, кто был её автором. Недавняя запись о повальной мобилизации всего личного состава отделения гласила: «брошены на укрепление Восточного фронта». В списках жителей посёлка (которые давно и напрасно мечтал лицезреть Конрад) ни разу не значилось имя Алисы Клир, и о её убийстве ни разу не говорилось. Ни за прошлый год, ни за текуший. На участке проживала «Анна Клир, фрилансер» стольких-то лет от роду и – до недавнего времени – «Иоганнес Клир, пенсионер» стольких-то лет. Среди гостей участка значился некто «Конрад Мартинсен, без определённых занятий», а сведения о визитах Стефана, Маргариты, фон Вембахера вообще отсутствовали. Значит, если, по словам сторожа, кто-то и гостил на Острове до его, Конрада, приезда, то он мог элементарно не попасть в списки. И это притом, что добрая половина взрослых обитателей посёлка была внесена в перечень сексотов. Те озверело стучали друг на друга, и это был единственный луч света в тёмном царстве бездарной писанины: в этих текстах встречались такие свежие перлы великого и могучего живородящего родного наречия, как «никому на хуй не упали» и «хоть жопой ешь».