Роман Солнцев - Золотое дно

— А мы на народ обопремся. С молодежью погуторим. Старшее-то поколение осторожничает, даже если нужно всего на всего нагнуться, чтобы поднять с асфальта валяющую денежку, — вдруг розыгрыш?! А молодые соображают.

— Это мысль, — вдруг кивнул Туровский. Интересно, что он имеет в виду? Через Илью повлиять на молодежь? А что она может, молодежь? Акции-то не у нее? Разве что для защиты, выстроить заслон, если вдруг заявятся собровцы из Саракана…

— Мы могли бы и вашу ГЭС, Сергей Васильевич, в эту систему прихватить… — продолжал Тарас Федорович. — Почему бы нет?! И выходим на Китай с дешевой энергией. И будете вы как минимум замминистра, я обещаю. А уж обводной канал, повторяю, прорубим, как ветку метро, за год. Как раз к очередному таянию снегов, к августу. Верно я говорю, Валерий Ильич? Навсегда отгородим от опасности южную Сибирь.

Туровский молчал, улыбаясь своей мудрой и печальной улыбкой.

Вдруг Хрустов раздраженно воскликнул:

— Бл-л-люменталь!.. Да можешь ты хоть раз свою маску снять?

— Какую маску? — недоуменно посмотрел на него Валерий Ильич.

— Ой, ты чудо с перьями!.. — засмеялась-зажурчала Татьяна Никонова, целуя в щечку Хрустова. — Все такой же, милый наш Левка!.. Спал-спал и проснулся?!

Все-таки прорывается в Хрустове неприязнь к Валерию Ильичу, отметил я. Но на это уже никто внимания не обращает. Говорят о деле.

— Понимаю, надо через Москву, — произнес веско Тарас Федорович, как бы отвечая на опасения Туровского. — Согласен. Но главное — здесь договориться. И его уговорить. Я бы не недооценивал этого старичка.

О ком это они? О Хрустове? О Валевахе? Что им Хрустов и Валеваха?!

О Васильеве? Почему-то недомолвками. Мне снова стало тягостно из-за двусмысленности своего положения.

Словно поняв мое состояние, Хрустов положил руку мне на плечо. И проворчал в сторону Никонова:

— Что вы шкуру неубитого медведя делите?.. И при чем тут обводной канал? Да ни хрена ей не будет! Она вон что зимою пережила… пропустит воду… а колодец размолотит — новый построят. Да, Валерий Ильич?

Хрустов как бы пытается извиниться за свою грубость. Туровский кивнул ему, достал трубку и пошел курить на крыльцо.

Никонов тонко засмеялся (то ли над маневром Туровского, то ли над упрямством Ищука) и, переводя разговор на иное, воскликнул:

— Вот сидим мы тут, а кем мы были?.. Ах, как жалко, Ивана Петровича нету… При теперешней свободе-то, а? Открыли б золотомоечную артель или еще что. Уверяю, стали бы мы сейчас богатейшими людьми!

Ищук подмигнул.

— Ну, я думаю, вы и нынче не бедный, Сергей Васильевич!..

— Как сказать… — зевнул Никонов. — До вас мне далеко! Да и до Валеры!

Хрустов дернул себя за бородку, слегка оживился — разговор принял интересный оборот. Он давно уже не любил пустые разговоры, хотя в юности много сердечного пыла отдал именно таким.

— Взять министров… — заговорил он. — Оклад известен… Но когда один из них свадьбу дочери устраивает в Сицилии! Или генералов взять, дворцы под Москвой — красный пояс… мрамор, медь… Значит, казнокрады?! Не завидуй, Серега. Всех посадим!

Игриво глядя, бровастый и усатый Ищук приложил ладонь к виску, как солдат:

— Могу доложить, товарищ генеральный прокурор, лично у меня нет дачи. Когда мы в Москве с Ульяной, живем в той же хате, в какой жили до моего назначения. А здесь казенная фатера. Меня снимут с должности — другой будет жить.

— Ой, какие у вас разговоры скучные… — пропела его жена. — Вы и там про это будете?

— Нет, мы там глухарей слушать будем… «ток-ток»… знаешь, как они выступают друг против дружки? Крылья расщеперят… харя красная, как у одного сибирского губернатора… «ток-ток»…

— Конечно, ток, — как бы смиренно согласился Хрустов. — Что же еще другое?!

— Перестань! — теперь вспылил неожиданно Никонов, поднялся и заходил по «залу ожидания» взад-вперед. — Хватит, Лёвка! Сколько можно??? Социализм накрылся галошей. Каждый живет, как хочет. Захочу — буду жить лучше. Только ведь жить лучше — это, брат, столько забот, что не пожелаешь! В теперешней-то России, где готовы поджечь соседа, если у него машина длинее или окна финские. — И пригнувшись, заглянул в глаза насупленному Хрустову. — Церквушку мою спалили.

— Спалили?! — поразился Лев Николаевич. — Как?! Это ж…

— Кощунство, кощунство! Братки дальневосточные. Их главарь тоже там построил… Моя-то была деревянная, из красного кедра… а у него кирпичная… Мне патриарх орден дал, а он обиделся… он-то в зоне сидит, думал — церковь грехи отпустит, да и прокуратура заодно дело пересмотрит… — Никонов обнял молчащую до сих пор жену. — Я уверен, ничего у него не выйдет.

— Конечно, ужасно… — пробормотал Хрустов. — Церковь… сколько труда…

Никонов глянул на часы:

— Скоро полетим, товарищ генерал?

Ищук тоже глянул на свой «ролекс»:

— Вот приземлится вертолет губернатора, вместе и рванем. Вы все его хорошо знаете? Маланин Владимир Александрович.

Никонов комически отшатнулся. Хрустов — простите мне рифму — страдальчески улыбнулся. И мы с Бойцовым переглянулись. Еще бы нам не знать бывшего комсорга стройки Вовку Маланина! Розовощекий такой, большой был мальчик. Великий болтун. Заведет речь — на палец смотрит, приковывает внимание аудитории. У какого-то артиста подсмотрел. Еще у него два зуба выпирали, как у зайца, и всегда казалось, что он смеется, рад людям.

— Вот, наш истец… а нам на шею песец… — Ищук, как бы подражая Никонову, приобнял свою томную жену. — Судебное разбирательство на предмет незаконности приватизации ГЭС. Допрыгался Валерий! Надо было сразу объединяться… а теперь будут сложности.

— Разберемся, — небрежно пробормотал Никонов.

Вернувшийся с крылечка Туровский услышал слова Тараса Федоровича, привычно усмехнулся и кивнул на люстру. Мол, что я… надо мной есть люди.

— Был я сейчас у Валевахи… — продолжал Ищук. Ему явно не терпелось, он, видимо, мечтал всю эту нашу компанию доставить на встречу с Маланиным разгоряченной всяческими несправедливостями, раскаленной, как кочерга. — Говорю, Андрий, а чего бы тебе не пробить идею свободной зоны? Мы бы поддержали. А, Сергей Васильевич? И вы бы через нас торговали хоть энергией, хоть японскими машинами…

— Идея, достойная обсуждения, — согласился Никонов. Широко зевнул (я помню, он всегда так делает, когда хочет уйти от разговора), уселся удобнее, запел.

— А чего бы его не взять с нами? — настаивал Ищук. — Подумаешь, Маланин против…

Никонов задумался или сделал вид, что задумался.