Роман Солнцев - Золотое дно

Бойцов, как Будда, смотрел мимо него. Пожевав губами, он тоже закурил, тонкая сигаретка сладко завоняла. О чем думал сейчас этот человек?

— Ну, почему всё так весело начиналось, и так тяжело дается продолжение? — пробормотал он. — Сил вложили — куда уж больше… Как будто согрешили тогда все под завязку.

— Неправда! — не выдержал я, случайный свидетель. — Вы были безгрешны!

— Ой, тоже чудо с перьями!.. — услышала издалека Татьяна Викторовна и расхохоталась. — Помню, красное кашне намотает на шею и ходит, на нас смотрит, как гипнотизер… О-ой!..

Вертолет круто пошел вниз и в строну. Кажется, мы заходим на посадку… Что-то нас ждет. Какие еще разговоры, какие ссоры и какие неожиданные дружбы…

Один из пилотов спустился вниз из кабинки и сообщил, что не надо бы больше курить. Дымившие пассажиры-начальники (Никонов и Бойцов) потушили окурки о каблуки.

Тайга со сверкающими бело-лиловым огнем снежными шапками гор быстро приближались по левому борту. Зеркало моря сузилось и осталось позади. Не надо никаких биноклей — видно и без них: по лощинам, по распадкам вспухают, текут, подпрыгивая, ручьи… небо темнеет, хотя еще и полдень впереди… Наверное, все же громыхнет.

Наконец, внизу показалась широкая поляна на холме, окаймленная аккуратными елочками или кедрятами, у края сумеречного леса мерцают красными, жестяными, на манер черепичных, крышами два больших деревянных дома в два этажа, соединенных понизу крытым переходом. И стоят трое мужичков с ружьями, машут руками.

Вертолет приземлился, погнав серебристую пыльцу с одуванчиков. Здесь, на высоте, лето всегда царит позже.

— Ну что, господа, на выход? — скомандовал Тарас Федорович.

Пошатываясь после скачки в небесах, опираясь о стенки, все поднялись.

И едва гуськом сошли на зеленую землю, под сладковатый холодный ветерок, как и вторая лопоухая, подлиннее корпусом машина опустилась на расстоянии полусотни метров, пошумела, подрулила поближе. Кто же там?

Открылась дверца, остановили свое кружение длинные лопасти, и из зева вертолета, улыбаясь, вышел хозяин области Маланин. За его спиной маячил рослый парень в пятнистой форме десантника — видимо, охранник.

За два с половиной десятка лет, прошедших со времени перекрытия Зинтата, Владимир Александрович крепко раздался в теле, румянец на щеках стал еще более ярок — словно приклеены два красных листочка. Разве что огромные сверкающие очки скрадывают это цветение. И точно так же, как в ХХ веке, перед тем как сказать слово, Владимир Александрович поднимает палец и смотрит на него, привлекая внимание, выжидая паузу.

— Товарищи… я рад, что, наконец, поговорим без посторонних… — Он обнял Ищука и пожал руки Никонову, особенным взглядом заглядывая в глаза. — Знаменательная встреча… знаменательная встреча… как же, как же, помню.

— Вова!.. — вскликнула Татьяна Викторовна. — Какой большой стал… а худенький был! — Она его поцеловала. — Тростиночка!

— Здрасьте, — за руку поздоровалась с ним Галина Ивановна.

— А это кто? — умильно залепетал губернатор, подходя к юной даме, жене Ищука, — так разговаривают с малыми детьми. — Кто эта красоточка?.. Дай пальчик. — И Маланин, целуя кокетливо протянутый мизинец, вдруг сделал вид, что хочет его скушать…

Когда отсмеялись, Маланин сделал серьезный вид и принялся здороваться с остальными гостями. Он, конечно, всех помнил, тискал руки и заглядывал в глаза. Когда удивленно глянул на меня, Хрустов буркнул:

— Из музея истории Сибири, хороший человек.

— Очень, очень хорошо, — отвечал с чиновничьей улыбкой Владимир Александрович, не отрывая глаз от Бойцова. — Плохих не держим. Насколько мне известно, Алексей Петрович, вы теперь советник у премьер-министра.

— Так говорят, — отвечал скромно Бойцов. — Но в других сферах. Нефть, нефть.

Тем временем из губернаторского вертолета осторожно с лесенки ступил на цветочную поляну сутулый старик как бы в чужом, слишком просторном для него белесом костюме. Да кто же это?! Хрустов не сразу признал бывшего секретаря обкома КПСС Семикобылу. Он-то сюда зачем?!

И следом выпрыгнул, как заяц, смешной, сухопарый, чем-то похожий на Хрустова, только старее его на многие годы, темноликий Альберт Алексеевич Васильев.

— Альберт Алексеевич! — завопили Татьяна Викторовна, Никонов и Хрустов. — Вы?!

— Всех, всех обнимаю длинными руками, — забормотал Васильев, с улыбкой оглядываясь по сторонам и кивая. — Всех люблю. Валерий Ильич! — Он облапил Туровского. — Сергей? — Кажется, у зоркого прежде Васильева подсело зрение. — Никонов? Тоже стал большой «начальничек-крышка-чайничек»? Тебя скоро знаешь, как будут называть? «Бывший Васильев». И знаешь, почему? Бабки в Москве увидели Ельцина на улице: «Смотрите, бывший Путин идет!» А это Хрустов?! Лев, ты все такой же! Ты даже не лев, ты тигр! Бойцов?! Вернулся? Не остался в чужом капиталистическом раю? Рад, рад… — Обнимая Алексея Петровича, кивнул Ищуку. — Не было бы счастья, да несчастье помогло, так говорят?

— Ничего! — хохотнул Тарас Федорович. — Выползем из-под быка, как сказала корова.

— Я — Васильев, бывший начальник стройки.

— Да кто же вас не знает, Альберт Алексеевич! А я — Ищук Тарас Федорович, директор алюминиевого.

— Да кто же вас не знает?! — любезно отвечал, хмыкая, Васильев.

Семикобыла сумрачно смотрел издали на нынешних начальников. На сером отечном лице словно было написано: «Вот, когда я не у власти, уже никому не нужен». Опомнившись, первым к нему быстро подошел Туровский, обнял как отца родного:

— Милый Григорий Иванович!.. Как здоровье?

Потом к бывшему секретарю обкома со словами:

— Наш батя!.. — бросился Никонов.

Хрустов неловко поздоровался издали, Алексей Бойцов произнес громко, чтобы слышали все:

— Спасибо Григорию Ивановичу, что в свое время подержал мою кандидатуру. Я поработал в трех странах, наш опыт оказался востребован.

— Знаю, — прохрипел польщенный старик. И толкнул локтем молчавшего Маланина, который неизвестно чего ждал. — Думаю, сначала мы просто мирно рыбки поедим. Здесь когда-то ловились хорошие таймени.

— Можно и рыбки, — Маланин властно глянул на сторожей, которые переминались поодаль, ожидая указаний. Один из них подступил поближе. — Что у нас готового?

— Стерляжья уха, — отвечал мужичок в егерской одежде. — Малосольные хайрюзки. Грибы, брусника. Уже нынешняя поспела.

— Господа! — удовлетворенно кивнув, скомандовал Маланин. — Пройдемте в дом для гостей. Там для всех найдутся комнаты. Через полчаса сбор в круглом зале.

Хрустов переменился в лице, изумленно озирался. В теплеющем к полдню воздухе сновали осы и тяжело гудели шмели, летела, лениво потягиваясь, как царевна после сна, паутина. В кедровнике куковала кукушка и время от времени был слышен вялый мальчишеский посвист иволг на красных от солнца макушках сосен.