Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— А куда направляемся?

— В лес, за Красную гору. Там птиц много.

— За Красной горой? Там же туннель грохочет…

Толик и младший Калиткин переглянулись. Игорь вел машину, насупленный, сгорбленный, показался вдруг каким-то маленьким. Что с ними происходит? Надо бы Марии на всякий случай позвонить. Уж, наверное, позволят? Или скажут, что сотовых телефонов с собой не взяли?

— Звоните, — помедлив, разрешил Толик и дал ему трубку.

Коли разрешили, это уже лучше.

— Маша, я с нашими соседями за Красную гору поехал, — прокричал в трубку Углев. — К утру вернемся. Жди. — Он не мог позволить себе под цепкими взглядами этих людей никакой слабинки. Мог бы намекнуть жене, что в опасности, но зачем? Только встревожишь ее. А помочь она ничем не сможет.

Машина проскочила переезд у вокзала, миновала бараки и, пройдя гнилую березовую рощу, перед Красной горой остановилась.

— Объезжать ее, два часа терять. Мы напрямик, — буркнул Толик и снова зевнул.

Углев увидел: на рельсах стоит дрезина с прицепом, на мотоциклетном сиденье дрезины курит незнакомый парень, также в пятнистой одежде-афганке. Узнав учителя, вскочил, просиял:

— Валентин Петрович, здрасьте! А я Савостин, учился у вас в девяностых.

Углев смутно помнил его. Кажется, неплохой паренек. И то слава богу.

Вчетвером погрузились на прицеп, и парень повел дрезину прямо в арку тоннеля. Углев только сейчас заметил, что «охотники» никаких припасов с собой не взяли. И неприятный холодок вновь побежал по спине: как это можно, прямо в тоннель? А вдруг поезд навстречу. Но эти люди, видимо, знают расписание поездов.

Внутри гигантской сквозной рукотворной пещеры холодно, как в погребе, и темно — лишь через каждые сто или меньше метров светит желтая лампочка. И время от времени справа и слева выскакивают угрюмые ниши, в которых плашмя лежат черные шпалы. Дрезина неслышно идет на электротяге, в ногах у водителя стоят аккумуляторы, и только ощущаешь, как время от времени щелкают под колесами стыки рельсов.

— Стой, — скомандовал Толик. Платформа мягко остановилась. Стало совсем тихо под сводами тоннеля. — Говори, Игорек.

Игорь обернулся, лицо мокрое, словно он вспотел, без улыбки долго смотрел на учителя.

— Я что хотел сказать вам, Валентин Петрович. Мы передумали вас перевозить, пусть ваша дача стоит. Но мы не любим, когда над нами смеются. Мы сами тоже люди смелые, но до черты. Где ваша черта, Валентин Петрович?

«Они пьяны, и они убийцы», — вдруг подумал Углев. И пожалел, что поехал с ними.

— Мы сейчас в середине тоннеля, — шмыгнул носом Игорь. — Скоро поезд пойдет нам в спину. Вы сейчас сойдете. Если согласны пахать на нас, уважать — мы вас подсадим. Если нет — быстро без вас уходим вперед.

— А разве я вам не помогал? — голос у Валентина Петровича все же дрогнул: «Ты уж держись, старик».

Углев повторил более твердо:

— Разве я вам не помогал, Игорь Владимирович?

— Ты бы научил нас, дед, красивым словам, — встрял младший Калиткин.

— Погоди, — отмахнулся Ченцов. — Валентин Петрович, ваш Лёха вас уважает? — Он дрожал, как в лихорадке.

— Да, — отвечал старик, уже догадываясь, о чем еще раз попросит Ченцов.

— Пожените мою Ксюшу с ним — век буду ваш раб божий, — он напряженно смотрел в глаза Углеву. — Поедьте с ней. На дорогу до Штатов я дам денег. Да и на потом.

«Они с ума тут посходили от водки и вседозволенности. Пообещать можно все что угодно… но ведь должен я уважать себя. А обидеть не посмеют».

— Не получится, — мягко отвечал старик. — У него невеста.

— А вот это туфта, — оборвал младший Калиткин, натягивая поглубже фуражку. — На днях в газете писали: холостой, одинокий.

Все помолчали.

— Ясно, — как бы весело заключил Игорь. — Не обижайтесь, Валентин Петрович.

— Доброй прогулки, — поддакнул Калиткин.

Толик молча кивнул Углеву в сторону — надо сходить. Валентин Петрович помедлил (вдруг все-таки шутят?) и ступил на пахнущие мазутом шпалы, на каменную землю. И посмотрел назад, в сторону города, в черную дыру. Дрезина все еще стояла рядом.

«Или уж пообещать? Наверное, проверяют характер. Оставить не посмеют».

— Прощайте, — произнес Углев.

Дрезина медленно, потом все быстрее покатила дальше. С какой стороны, говорили они, придет поезд? Со стороны города. И с той, и с этой стороны — темно. И туда, и туда почти километр сквозь гранитные толщи.

Что ж. И Углев быстро зашагал назад, к городу. В конце концов, увидит же он издалека фару поезда — отскочит в нишу. Жаль только, они нечасто попадаются, эти ниши, но, если встать плотно спиной к камню, может быть, и вне ниши не заденет? Хотя, конечно, малоприятно и опасно…

И вот впереди, вдали что-то мягко постукивает… стрекот нарастает…

«Да что со мной, как будто сплю?!» Углев, делая огромные шаги, проскакал вперед — нету ниши, назад, еще назад — и вот спасительное углубление. О, что это?! Там кто-то стоит, весь черный, поблескивая глазами… больно толкнул старика, и Валентин Петрович, потеряв равновесие, упал на рельсы.

А грохот колес все ближе, и уже виден слабый свет, но еще не прямой, рассеянный — за плавным поворотом… видимо, до поезда метров триста-четыреста… Углев, подтянув размозженную рельсом ногу, вскочил и побежал прочь от поезда, в ту сторону, куда уехала дрезина.

Кажется, там была слева ниша. Но что это? И там кто-то стоит! Они что, решили поиграть им, как мячом, пока его не зарежет поезд?

— Гады!.. — пробормотал Углев и, дрожа, раскинул руки и прижался к стене. Черт побери, его не должно задеть. Но вот к нему с обеих сторон движутся две рослые фигуры в темных масках… идиоты, чулки надели, что ли? Судя по походке, подростки. Уж не сыновья ли уважаемых бизнесменов?

— Андрей! — крикнул и сорвал голос Углев. — Я узнал тебя! В городе знают, кто меня повез. Смотрите, мальчики…

Подростки сбавили шаг, но не потому, что услышали слова Углева, а только потому, что торопиться им было незачем: старик никуда не сбежит.

И вот они вспыхнули, ослепительные вдали три фары. И нарастает грохот, топот, хохот…

Это я, люди. Слушайте меня, люди. Слушайте меня, неизвестного вам.

Но послушайте, послушайте человека, я давно хотел обратиться к вам.

То, о чем я скажу вам, я выстрадал.

Я не спал дни и ночи, не ел, не пил… и я — принес вам на сухом языке эту страшную истину.

Остановитесь, люди! Все, все остановитесь!

Звезды не могут остановиться, а вы остановитесь!

Углев увидел, как тот, что бежал со стороны идущего поезда, инстинктивно посторонился и потому дал учителю мгновенную возможность — Углев бросился, подволакивая ногу, прямо на свет, на движущееся железо, и рухнул плашмя, ничком, между рельсами, мысленно моля бога, чтобы перед мчащимся тепловозом не висел до самого низу железный скребок от снега — катнет и раздробит в минуту.