Йоханнес Зиммель - Из чего созданы сны

— Да, — сказал я. — Знакомая. С одиннадцатью умершими друзьями. Они беседуют с ней, иногда она их еще и видит.

— Значит, действительно, сумасшедшая, — воскликнул Жюль, вынимая из корзиночки тосты.

— Разумеется, — сказал я.

— И во мне мертвого увидела, — сказал Ларжан. — Ха-ха-ха! Charming old lady. [104] Очаровательная старая леди (англ.). У меня в Голливуде был один автор, так тому всюду мерещились слоны. Не маленькие, разноцветные, которых видят пьяницы. Нет, настоящие огромные слоны. Повсюду! Прихожу я к нему однажды…

— Ларжан, — произнес я, — мы хотим поесть. Вы свой стакан выпили. Пожалуйста, уйдите и вы.

— Даже не подумаю, — сказал американец. — Стакан выпил, это правда. Сделаю себе новый коктейль. Нет, нет, не беспокойтесь, Жюль, я сам. — Он неуклюже поднялся и действительно сделал себе второй коктейль. Жюлю он сказал: — Вы можете идти. Все отлично, насколько я вижу. Вам пора заняться следующим блюдом.

— Хорошо, сударь, — сказал Жюль и собрался уходить. Он все еще был бледен от страха. — Курочки прибудут через пятнадцать минут, если вас это устроит, месье Роланд.

— Вполне устроит, — ответил я и поднес свой фужер к Ирининому, тихонько шепнув: «За вас». Она тоже подняла свой фужер. Мы выпили. Жюль вышел, Ларжан пошел за ним и запер дверь. Он с кряхтением завалился на диван.

— Так, ну а теперь о нас с вами, мой дорогой, — сказал он.

Я уже приступил к еде, Ирина тоже. Я знал, что этот Ларжан — как банный лист, ни за что не отлипнет.

— Идите к черту…

— Да-да, — произнес Виктор Ларжан. — А теперь слушайте меня, вы, спившийся гений. — Он вынул из кармана блокнот, написал одно слово на верхнем листке, оторвал его и положил рядом с моим фужером.

Я посмотрел на него, ничего не понимая.

На листке было написано название одного из самых крупных и престижных иллюстрированных журналов Америки.

— Вы можете там начать, — произнес Ларжан, встряхнув кубики льда в моем «Чивас». — Они хотят вас. Просто без ума от вас. Будь их воля, вы могли бы завтра рано утром вылететь в Нью-Йорк и послезавтра приступить к работе.

Ирина, не понявшая, о чем шла речь, вопросительно посмотрела на меня. Я медленно разжевал кусок омара, откусил от тоста, намазанного маслом, и запил все это полусухим «Поммери» урожая 1951-го года. Это и в самом деле был особенно хороший год для шампанского.

— Вы ему понравились, нашему кельнеру, — сказал я потом Ирине. — Столько омаров я еще не встречал ни в одном салате. Нигде. Неплохо, не так ли?

— Прекратите, — произнес агент. — Больше денег вы за это все равно не получите. У вас и так будет баснословный гонорар.

— И сколько же? — спросил я. Я хотел посмотреть, сколько времени он это выдержит. Он выудил записку, написал на ней цифры и положил передо мной.

— Гарантированный твердый гонорар ежемесячно, — добавил он, — заработаете вы его или нет. Вы же понимаете, что до такой суммы вы никогда не дотянете. — Цифра, которую он написал, была в четыре раза больше моей гарантированной зарплаты в «Блице», самой высокой по Германии. — Впечатляет, а? — ухмыльнулся Ларжан, человек, который ежедневно жонглировал людьми и миллионами, и поправил свой дешевый галстук и воротник мятой нейлоновой рубашки. — Свои проценты я получу от них. Вам не придется мне ничего отдавать. Это самая крупная сделка, которую я проворачивал в газетном бизнесе, а я проворачивал много. Но это — самая крупная. Суперсделка.

Я ел дальше свой салат, пил шампанское и ничего не отвечал. Названный журнал был из разряда первоклассных. Оплата была фантастической. Но, разумеется, в этой сделке был изъян. В нашем ремесле ни одна такая сделка не обходилась без изъяна.

— Они послали меня специально ради вас, — сказал Ларжан. — Во Франкфурте мне сказали, что вы в Гамбурге. Раз Гамбург — значит «Метрополь», — решил я. И сразу сюда. Вы, конечно, соглашаетесь. Я живу в «Атлантике». Завтра в полдевятого утра я приношу вам договор и чек на наличные за первые полгода.

— У меня эксклюзивный договор с «Блицем», — произнес я. — И вы это прекрасно знаете.

— Разумеется, знаем. Такой договор можно расторгнуть и…

— Вы хотите сказать, нарушить, — заметил я.

— Или нарушить, если вам угодно. Будет судебное разбирательство. Эти, — он указал на записку, — будут за вас вести процесс. С лучшими адвокатами. Разумеется, заплатят и ваши долги.

— Какие долги? — испуганно спросила Ирина.

— А, всего 210 000 марок аванса, — сказал Ларжан. — Мои люди их, разумеется, заплатят. Кстати, никакого процесса вообще не будет. Не будет процесса, я сказал, Роланд.

— Слышал, — буркнул я. — Это вы так считаете! Почему они непременно хотят меня? И непременно срочно? — Я догадывался о причине, но мне было любопытно услышать, как он это преподнесет.

— Ваше имя. Они помешались на вашем имени! Чтобы в Америке раскрутилось имя, нужно много времени. Я им годами говорил: этот парень вам нужен. Теперь пришло время. Разумеется, парень Вальтер Роланд с его великолепными репортажами, а не этот жалкий пачкун Курт Корелл. Дешевки о сексе там вам уже не придется больше писать. Только серьезные вещи. Настолько серьезные, насколько вы сами захотите! Первым делом вам надо будет написать о высадке на Луну. Все. От А до Я. Они тут же пошлют вас в Хьюстон. Потом вы сможете объехать весь мир. Политические статьи — никто не будет давить на вас! Пишите на любые темы — научные, исторические, злободневные. Самые лучшие и крупные темы…

— Ну, положим, история, за которой я сейчас как раз гоняюсь, не подойдет, а? — спросил я.

— Нет, эта не годится. Роланд, вам надо, наконец, научиться мыслить в международном масштабе! Ну что здесь? Этим вы можете впечатлить только Германию. А тех… — он опять указал на бумажку, — …читают во всем мире. У них девять различных изданий. Тираж пять миллионов. Забудьте вы эту свою сопливую историю.

«Ну, наконец, — подумал я. — Ведь это все ерунда, вчерашний день. Вот в чем заковыка с суперсделкой! — проносилось у меня в голове. — Это на самом деле ни одну собаку не интересует. Вот, значит, как он мне это преподносит: Вальтер Роланд, они хотят сделать из вас человека, которого знает весь мир. Разве это не дорогого стоит?»

Я опять не ответил, продолжая жевать. Ирина смотрела теперь на меня с испугом. Я улыбнулся ей.

— И вы уедете прочь с этого тухлого континента. Увидите мир. Услышите его. Прочувствуете.

— Да, — сказал я, — ароматы дальних стран.

Он был непробиваем.

— Ну вот! Значит, договорились? Завтра договор и чек. Рад, что мы так быстро…

— Ларжан, — перебил я его, — «Блицу» нужна эта история. Они так просто не отпустят меня.

— Придется. После всего, что они вам сделали. Разве вам хорошо в «Блице»?