Йоханнес Зиммель - Из чего созданы сны

— Почему последний? — испуганно спросила Ирина.

— Посмотрите на его руки, барышня. Они же у него трясутся! Пьянство.

— А если я уж такой спившийся, почему вам понадобился именно я да еще за такую безумную цену?

— Потому что они в вас верят.

— Ну-ну! — хмыкнул я. — А вы тоже верите в меня, Ларжан?

— Еще как! Разве иначе я гонялся бы за вами годами? Хорошо, о’кей, я ухожу. Не говорите «да» сейчас, вы это скажете завтра утром. — Он встал. — Это наговоренные кассеты?

— Эй, руки прочь!

— Смотрите, не наделайте в штаны, — буркнул он. — Никто у вас ничего не отнимает. Вы поедете в Нью-Йорк, я же вижу. Не надо меня обманывать и что-то сочинять о немецкой преданности и прочей ерунде. Я знаю людей. Завтра утром вы все подпишете. Ради себя самого. Чем раньше вы вырветесь из этой проклятой Европы, тем лучше, вот что я хочу сказать. Ну что? Почему вы опускаете глаза? Ведь добрый дядюшка Ларжан прав, абсолютно прав, разве не так?

Конечно, совсем уж не прав он не был…

— Дивные цыплята, не правда ли, Ирина? — сказал я.

Она ни слова не произнесла в ответ, лишь продолжала ковыряться вилкой в тарелке. Я положил ей жареной картошки с зеленым горошком и заметил, что мои руки действительно дрожат. Это не укрылось и от других. Только причиной было не пьянство, а волнение. Я вдруг вспомнил о своем «шакале». Его еще не было, но я подумал о нем и быстро осушил свой фужер.

— Вот-вот, — сказал Ларжан. — Теперь вы можете меня выпустить. Я телеграфирую, что вы согласны. — Я хранил молчание. — А завтра утром я вернусь. С контрактом и деньжатами. — Я продолжал молчать. Так же молча довел его до двери. Уходя, он поцеловал Ирине руку. А мне серьезно посмотрел в глаза и сказал: — Ну, значит, договорились.

— Спокойной ночи, — сказал я и распахнул перед ним дверь.

— До завтра, — произнес он с ухмылкой и ушел.

Я вернулся к Ирине и продолжил ужин, но еда почему-то потеряла всякий вкус. Я понял причину: в очередной раз я осознал, что меня очень легко превратить в крысу.

Очень легко.

К сожалению.

Прошло десять минут…

— Еще ножку? — спросил я Ирину. Все эти десять минут мы сидели молча. Только пили. Особенно я. «Шакал» рыскал где-то поблизости, готовый напасть в любую минуту.

— Нет, — ответила Ирина. Ее темные глаза поблескивали. Она уже немало выпила. Из радиоприемника все еще доносилась спокойная музыка, которую я попросил передавать из бара. — Я сыта. Больше ни кусочка не смогу проглотить. Вальтер, вы же не сможете так поступить!

— Как?

— Так просто уйти из «Блица».

— Нет, — сказал я, — разумеется, нет. Я не смогу этого сделать.

Ее грудь под красным платьем бурно поднялась и так же бурно опустилась.

— Но почему же вы однозначно не отказали этому мистеру Ларжану? — спросила Ирина.

Я снова налил нам шампанского.

— Видите ли, — медленно начал я, — американцы действительно предлагают немыслимые деньги.

— Ну и? — спросила Ирина. — И что? Вы можете ради них бросить «Блиц» и вашего друга Хэма, с которым вы так долго вместе работаете? Который так много для вас сделал — вы же сами мне рассказывали! Только из-за денег? Нет, на такую подлость вы не способны!

Я усмехнулся.

— М-да, — задумчиво произнес я, — а стоило бы попробовать. — Я снова выпил. С моим «шакалом», судя по его замашкам, надо было держать ухо востро.

— Фу, какая гадость! — в сердцах воскликнула Ирина и испуганно закрыла рот ладонью. — Извините!

— Да, ладно, — сказал я.

Она какое-то время не мигая смотрела на меня, а потом спросила:

— Это правда, что вы должны «Блицу» двести десять тысяч марок?

— Да, — сказал я. — Ну и что? У меня было и триста тысяч долгу.

— А белая машина, она хотя бы ваша?

— Да, моя. Я… В чем дело? Почему вы так на меня смотрите? — Она была навеселе. С пьяным смешком Ирина произнесла:

— У меня с вами договор, по которому я должна получить пять тысяч марок!

— Ну и?

— Вы принесли мне кучу вещей — одежды и всего остального, но денег я еще не видела.

— Разве нет?

— Не видела!

— Ну как же, — произнес я, вспомнив вдруг о Берти, который был на пути в Хельсинки. — Вы просто невнимательны. Это потому, что я вас не интересую. Вы не хотите сконцентрировать на мне свое внимание. Взгляните-ка под диван. У изголовья.

Ирина встала, слегка покачнулась и опустилась на колени перед диваном. Пошарив рукой, она выудила конверт. Разорвала его, и оттуда выпали банкноты.

— Семьсот марок! — восторженно воскликнула она.

— Не будьте такой материалисткой, геноссин, — произнес я. — Там еще и письмо есть. — Теперь начиналась милая игра в письма, которые я спрятал в разных местах. По времени я так все и рассчитал. У меня был такой чудесный план на всю эту ночь, когда мне нужно было присматривать за Ириной, а американцы везли Яна Билку в Нью-Йорк — вместе с планами стран-участниц Варшавского Договора на случай войны…

Сидя на корточках перед диваном, Ирина прочла вслух то, что я написал на листке бумаги:

— «Упоительно прекрасная юная дама! Мужчина, писавший эти строки, самый несчастный человек на свете. Если вас интересует причина, посмотрите за портьерой широкого окна в салоне…» — Ирина поднялась, смеясь и покачиваясь, побежала к портьере и обнаружила там второй конверт, спрятанный мною. Когда она его открыла, оттуда выпали две крупные банкноты.

— Две тысячи марок!

— Читайте письмо, — напомнил я.

Она послушно прочитала:

— «Он самый несчастный человек на свете, поскольку провел в вашем обществе уже пятьдесят часов, но все еще не имеет права гладить, целовать и ласкать ваши волосы, ваше лицо, вашу шею, ваши изумительные большие…» Нет, господин Роланд, это уже чересчур! — Она залилась краской.

— Дальше, дальше! — потребовал я, потягивая «Поммери».

— «…ваши изумительные большие… потому что он — продолжение в ванной комнате, за футляром электробритвы…»

Ирина снова засмеялась. Держа в руках конверты, письма и деньги, она побежала в спальню.

В этот момент раздался стук в дверь. Услышав голос Жюля, я отпер. Он принес бочонок с новой бутылкой шампанского.

— Давайте ее сюда, — сказал я, собираясь открыть бутылку. Во второй уже было на донышке.

Собирая посуду на столике, Жюль произнес:

— Все в полном порядке, месье. Я сейчас говорил с месье Зеерозе. Он целиком d’accord [105] В согласии (франц.). с американцами. Вы получите от них эксклюзивно дополнительный материал — в качестве благодарности за поддержку…

В чем дело? Я был в полном замешательстве. Ларжан все-таки пытался блефовать? Или американцы блефовали? Может, они в самом деле хотели нас одурачить и водили за нос даже свехумного Зеерозе? Мы так далеко продвинулись вперед и столько всего узнали, прежде чем американцы изъявили готовность помогать нам. Может, они стали такими услужливыми, испугавшись, что иначе мы в конце концов станем мешать им и можем все сорвать? И в итоге в их планы входило облапошить нас? Ларжан косвенно намекал на это. Но тогда он и был главным жуликом. Какой же все-таки смысл было ему тащить меня в Нью-Йорк? Комиссионные? Да, конечно, комиссионные. И все же… Нет, это надо отложить до завтра, я ничего не понимаю.