Альфонсас Беляускас - Тогда, в дождь

Нашел? Что? И чего ему искать в профессорских ящиках? Гарункштис знает все, мил человек, промелькнуло вдруг; запершило в горле, защекотало в носу; ты, мил человек, и не представляешь, как много я знаю… И тут Ауримас почувствовал, что ему не удержаться…

— На здоровье, — услышал он в ответ на свое звонкое чиханье; это было глупо, вовсе бессмысленно, как и все, что довелось увидеть в эту ночь, к тому же неожиданно, как гром с ясного неба; а может, и впрямь грянул гром. Может, ибо Ауримас уже больше ничего не видел и не слышал — только этот глуховатый голос Мике, который взрывом навис между ними, только тускло блеснувшие глаза; свет вспыхнул и погас. Зашуршала бумага — где-то близ самого уха; не глядя, ощупью, Ауримас нашел руки Гарункштиса, схватил и с силой потянул к себе.

— Отдай! — проговорил строго, но тихо, пуще всего на свете боясь, как бы не проснулись Вимбутасы (за стеной — Марго); это вылилось бы в сущую трагедию. — Положи на место.

— Молчи… ты! — прошипел Мике. — Тебе-то что? Молчи!

— Отдай!

— Скажешь, твое?

— Живо!

— Убирайся! — Мике дернул руки; Ауримас качнулся к нему, но устоял на ногах и не выпустил его рук, только еще крепче сжал немеющие пальцы.

— Мике, говорю тебе…

— И я говорю: иди ты спать… И не лапай меня со сна, я не девка… А ну-ка…

И он снова потянул руки — теперь сильней и снова, понятно, вместе с Ауримасом; тот и не думал отступать.

— Трясешь? — Ауримас изо всех сил дернул руки; Мике тихонько взвизгнул. — Собственного тестя?

— Ага… интересуюсь приданым…

— И чего же тебе тут надо?

— Как раз того, чего не надо тебе, — отвечал Мике, пытаясь освободить свои руки. — Пусти, тогда скажу… — Было заметно, что перспектива долгого разговора его не прельщает — здесь, в такой обстановке, при выдвинутых и разворошенных ящиках. — Чего надо мне, того не надо тебе — ясно? Разве грешно проявить интерес к бумажкам своих родственников?

— Не заливай! Среди ночи, в спящем доме…

— А ты когда предлагаешь? Среди бела дня? А ну пусти!

— Пока не скажешь, что ты ищешь здесь…

— Затонувший клад. Сокровище Серебряного озера. Доволен?

— А поточнее?

— Вчерашний день, — Мике напрягся изо всех сил и по-стариковски закряхтел. — Прошлогодний снег… А теперь — сгинь! Сгинь с моих глаз! Живенько!

— Что ж, сейчас я Марго… Может, она…

— Марго? О да, тут только ее одной…

— Марго! Марго!

— Молчи ты… идиот! — Мике сжал свои пальцы в кулак; это ему удалось; он даже вытащил левую руку — бумаги снова зашуршали. — С тебя станется, честное слово! Такой осел и впрямь готов поднять весь дом на ноги!.. Быстро отпусти руку, слышишь? Не дави, не казенная!

— Зову профессора. Сейчас же. Мике, я тебе прямо говорю — я крикну…

— Профессора? Смех! — осклабился Мике, и опять в темноте сверкнули зубы. — Он крикнет! А жить где будешь, а? У Меты? В одной постельке с ней и с ее кривым…

— Мике! Устрою скандал!

— Только попробуй, — произнес Мике неожиданно вполне спокойно, — ты только попробуй шуметь, мой дорогой… Думаешь, тебе поверят, что я один, на свой страх и риск… Когда увидят здесь нас обоих…

— Ну, тогда… Ма-ар-го-о-о!

— Пусти, бегемот…

— Бегемот?!

— А то кто же… небось не друг…

И тут Ауримас впрямь несколько ослабил руку; итак, Мике сказал…

— Бегемот?!

— Зараза ты!

— Вор!

— У!

Мике неожиданно крепко и ловко ударил Ауримаса коленом в живот; потемнело в глазах; Ауримас скорчился в три погибели, но и сейчас он не выпускал эту натянутую, словно звенящая струна, руку Гарункштиса и повлек ее за собой — куда-то к профессорскому столу, к отверстым ящикам; что-то с грохотом упало на пол.

— Ай! — завопил Мике и подпрыгнул; что-то, видимо, упало ему на ногу; возможно, то была мраморная лампа Вимбутаса; раздумывать было некогда. — Дерьмо! Дворник при Мете! Теперь готов переметнуться, а? К Марго теперь лезешь, лауреат кислых щей! На́ тебе, на! На — за все! На-а!

В глазах снова потемнело — теперь надолго; Ауримас застонал и отпустил Мике; тот вскочил на подоконник — гибким прыжком нашкодившего кота; снова стукнула створка окна.

И рванулась прохлада — вспыхнул свет… На пороге стояла в ночной сорочке, со спутанными волосами Марго.

— Мне послышалось, как будто… — проговорила она, глядя не столько на растерянного, все еще оглушенного Ауримаса, сколько на открытое окно, за которым только что скрылся Мике, и на кисейную занавеску, которую в окоеме трепал ветер. — Мне, Ауримас, послышалось, будто здесь… в кабинете… кто-то меня…

— Тебе правда послышалось, Маргарита, — Ауримас тоже бросил взгляд на окно и обомлел; там, на подоконнике, ветер подкидывал одинокий лист бумаги; ЧЕГО НЕ ХВАТАЕТ МОЛОДЫМ — было написано там крупным почерком профессора — и таким толстым пером, что читать можно было издалека; ЧЕГО НЕ ХВАТАЕТ МОЛОДЫМ с красной правкой «Литуаники» Грикштаса; где же остальные листы? А вот и они — на полу, у ног, рядом с упавшей со стола лампой…

Глуоснис наклонился и подобрал листки.

— Ты никого не видела, Маргарита, — он тронул ее за руку; девушка вздрогнула. — Тут никого не было. Совсем.

— А ветер… Как хлопнуло окно, — она быстро заморгала. — До смерти напугалась… Чуть было не побежала к тебе.

— Ко мне?

— Такой страшный ветер… — она медленно провела ладонями по груди; пальцы скользнули по упругим, темнеющим под легкой тканью сорочки бугоркам. — Когда так хлопают окнами… спать девушке… Да что с тобой, Аурис? У тебя такое лицо…

— Ветер гуляет по окнам, Маргарита, — он отвернулся, шагнул к стене и выключил электричество. — Ступай ложись. Окна я закрою…

Но она продолжала стоять, точно белая, размытая тень; это его озадачило.

— Да пойди, пойди, Маргарита, — он легонько подтолкнул ее, норовя пройти сам; повеяло близостью женщины; недавним сном. — Видишь ведь — все в порядке.

— В порядке? Но ты меня звал?..

— Тебя?

— Да… Или мне только послышалось, Аурис?..

— Верно, Маргарита… послышалось…

— Во сне, — созналась она. — Ты мне, Аурис, часто снишься… и почти всегда под утро…

— Ах, да спи ты, спи, Маргарита, — облегченно вздохнул Ауримас; не видела! Она ничего не видела, не заметила, Маргарита Вимбутайте, — ведь она ничего об этом не говорит; не видела, как Мике выскочил через окно, — прикидывается, что не видела… ведь если бы она заметила… если бы проболталась, что видела… если бы хоть единым словом… или намеком… тогда… — Ты ангел, Маргарита! — воскликнул он. — Особенно в таком наряде… — Подхватив ее за талию, несмотря на колющую боль в пояснице, он довольно браво подкинул ее вверх; вскинулись волосы и легкая ткань сорочки. — Но если, бедовая девчонка, ты что-то видела… то есть во сне, конечно… тогда, касаточка…