Аркан Карив - Однажды в Бишкеке

— Вот гад! — воскликнул Юппи. — Опять!

— Что «опять»?

— Опять взял денег на траву и слинял.

В семь утра я стоял перед камерами убогой студии канала «Пирамида» и пытался унять нервный тик в правой половине лица.

Ничего не получалось, а времени уже не было.

— Юппи! — взмолился я. — Мне срочно нужно накатить.

— Сейчас найду, — сказал Юппи, — у Чернявской наверняка есть.

Элина Чернявская, немолодая рыхлая еврейка, служила на канале главным редактором, но ни черта не делала, а сидела с утра до вечера в своем кабинете и посасывала водочку. Ее жирные груди лоснились от пота. Она брала на работу молодых мальчиков, обещая им звездную карьеру, использовала их для своих жабьих забав, а потом увольняла.

Юппи вернулся из ее кабинета с полстакана водки. Я махнул огненной жидкости, дождался, когда в живот придет тепло, а в сознание — покой, и начал неспешно, сурово:

— Кыргызстанцы! Настало время выбирать: махабат или кулдук — любовь или рабство. Злодей Кургашинов отдал нашу родину на растерзание мировому капиталу. Вчера у вас было золото, много золота. Сегодня у вас его нет, оно наполнило карманы англо-американцев. Нет у вас и свободы — ее забрал Кургашинов, провозгласив себя диктатором. Что ж, это закономерно: канатоходец Тибул становится одним из Трех Толстяков. Кромвель сам занимает место казненного им монарха.

— Слышь, не умничай! — брызнул мне Юппи в ухо. — Ты им еще про Бен-Гуриона расскажи!

— Братья и сестры! — возвысил я голос. — Час пробил! Воин Света, принц Чингиз, вступает в схватку с силами Тьмы. Но исход этой битвы может решить только кыргызстанский народ.

Я поднял кулак:

— Эль пуэбло унидо хамас сера венсидо! [92] Пока мы едины, мы непобедимы! ( исп. ). — Прим. ред. Сплоченный народ никто не победит! Патрия о муэрте! [93] Родина или смерть! ( исп. ). — Прим. ред.

Юппи пустил в эфир народный махабат «Сергей и Сауле», и мы заторопились к выходу.

— Пиздец вам, мальчики! — захохотала из своего кабинета пьяная Чернявская. — Кургашинов вас прихлопнет!

— Серега, отходи к границе! — неслось под автоматную стрельбу со всех телеэкранов страны. — Бабах!

Мы с Юппи выскочили на улицу. Любимой «Волги-Волги» нигде не было. Юппи набрал водителя Максимку — недоступен. Мы переглянулись, и каждый увидал перепуганное лицо. Два государственных преступника посреди города. Абсолютно беззащитные. Чернявская уже, конечно, позвонила куда следует.

Раздался гул приближающегося автомобиля. Мы застыли от ужаса. «Тонтон-макуты Кургашинова», — прошептал я.

Израильский армейский джип затормозил у входа в «Пирамиду».

— Запрыгивайте! Живо! — скомандовал сидящий за рулем Додик Цукерман. — И говорите, как ехать к этому гребаному замку.

— По Джантошева прямо, потом направо на Байтик-Баатырова, — проорал я. — Что ты здесь делаешь? И где батальон?

— На марше батальон, на подходе! — проорал в ответ Додик, пролетая перекресток на красный. — Через полчаса будет в замке вашего принца.

— Вы же должны брать Жогорку Кенеш!

— Приказ изменился. Теперь мы должны брать Принца. Живьем. Тебя, кстати, разрешили живьем не брать. Даже, можно сказать, рекомендовали, — сообщил Додик и расхохотался.

— А меня? — пискнул Юппи.

— Про тебя базара не было, — ответил Цукерман.

— Во девки пляшут! — только и смог вымолвить я. Но про себя отметил, что Джумагюль уже начала осуществлять наш план.

Эвет Либерман предал Чингиза и перепродал батальон «Алия» Марату Кургашинову. Получив новый приказ, Додик Цукерман решил дезертировать. Ему было, в общем, все равно, за кого воевать, но в стане Принца находились мы с Юппи, и это решило дело.

Услышав о предательстве, Чингиз страшно изменился в лице, глаза его налились кровью, а из груди вырвался рев такой силы, будто все степные предки отдали ему свои глотки.

— Скорее, Чингиз, — торопил Додик. — Бери своих ребят — и в аэропорт! Я прикрою, прорвемся!

— Биляди, биляди неблагодарные! — кричал в исступлении Принц. — Папу выгнали, теперь мой черед? С места не двинусь! Россия за меня, мырки с Юга за меня, буду держать оборону, помощь придет. А нет — здесь и встречу смерть!

Додик повернулся к нам с Юппи:

— Ну а вы чего, пацаны? На хрена вам эти азиатские разборки, у нас дома своих арабушей хватает. Давайте-ка со мной в аэропорт!

Я подтолкнул Юппи к джипу:

— Тебе здесь делать нечего, в Москве увидимся.

Юппи трясло крупной дрожью, и зубы стучали так, что было слышно.

— Нашел дурака! — передернулся он. — Никуда я не поеду! Я останусь здесь, чтобы стать министром пропаганды Кыргызстана!

Обожаю безвыходные ситуации, они полностью избавляют меня от страха. Собственно, безвыходными они называются по ошибке, выход у них на самом деле всегда есть, но только один-единственный: стоять насмерть. И тогда в моей неправедной жизни наступает момент высшего спокойствия. У моего отца был старший друг со странным именем Азарий. В День Победы он приходил к нам в гости, увешанный наградами в охват широкой груди, пил с отцом водку, для меня складывал из бумаги надувных чертиков и рассказывал, по просьбам слушателей, историю своих орденов и медалей. Орден Великой Отечественной Первой степени Азарий получил в июне сорок второго под Харьковом за то, что подбил два немецких танка. «Никакого героизма, — объяснял Азарий. — Я же на танкетке. А у нее броня только спереди. Повернешься задом, и любой снаряд твой. Так что выбора у меня не было».

Чингиз приказал организовать оборону на седьмом, последнем ярусе своего замка. Мы с Юппи чуть не выплюнули прокуренные легкие, пока таскали из подвала мешки с песком, ящики с боеприпасами и израильскими манот крав [94] Сухие пайки ( ивр. ). . Из оружия я выбрал укороченный М-16, чтобы почувствовать себя, наконец, офицером. Придурочный Юппи отхватил «узи», самый понтярский и самый непредсказуемый автомат в мире, в котором отразились лучшие стороны израильского характера. Впятером мы заняли позиции по периметру башни. Снаружи послышался шум колонны. Я выглянул в окно. Батальон приближался к замку со стороны северного шоссе. В бинокль уже можно было разглядеть отдельных братишек. Облаченный в парадную форму, в головном джипе на меня надвигался майор Зах.

Чингиз дозвонился до Эйнштейна, кратко изложил ему ситуацию и поставил телефон на громкую связь. Альбертик заскрипел зубами: «Я этого Тони урою! Останется без налички — по-другому запоет! Тяните время и постарайтесь избежать конфронтации, а я пока попробую разрулить. Только не дурите там! Мартын, слышишь? К тебе относится!»