Ольга Резниченко - Светлое будущее: вето на будущее

— И сознайся, Мальвина… — шепот вдруг стал вкрадчивый, околдовывающий, будто заговор… — Заводит очень… когда нельзя, но очень-очень хочется… и если чуток смелости… — вдруг движение — и потащил вниз с меня белье. Игривое движение языка около запретных мест — и дернулась я, словно пронзенная стрелой. Удержал грубой силой, отчего еще сильнее от желания сжались у меня мышцы внизу живота, запульсировала похоть. Тотчас ухватила я подушку — и закрыла ею себе лицо, рот, дабы… если и не могу уже остановить этот поезд, то хотя бы чтоб не уничтожил он нас всех. Еще миг — и развел бедра в стороны. Протиснулся к вожделенному. Коварные мгновения интриги, блуждающих ласк около — и взорвал мой мир яркими красками. Очередной крик, рык поражения… признания власти своего Тирана, сдавленный синтетикой, разорвал тишину. «Адские», роняющие в транс, терзания — и вдруг пошло, нагло вошел в меня пальцем Мирон. Живо приподнялся, стащив с моего лица подушку. Губы к губам. Коварно, развратно улыбнулся.

Не сразу реагирую, но еще миг, и, сражаясь не менее умопомрачительными ощущениями, нежели были доселе, обрушиваю взор в лицо:

— Что? — задыхаюсь.

И снова едва смогла удержать, подавить обличающий нас мой стон:

— Ну так что… Буратино может воспользоваться своим «золотым ключиком»?

Загоготала я тотчас, теряя прежний настрой. Но еще миг — и осеклась, закусив губу. Его дерзкий напор, ловкость — и позорно вскрикнула я от удовольствия, вновь признавая его власть.

Но вдох — и рычу догорающей шуткой:

— Так вот где он у тебя!

Гыгыкнул. Смолчал, закачав лишь в негодовании головой (вот как, ему шутить можно, а мне…).

— Ну так? — его резвое.

Участь — и снова взвыла я, захлебываясь уже слюной. Зажмурилась, подавляя слезы слабости и радости, счастья.

Вдох — и решаюсь: силой отстранила его от себя. Живо к штанам своего негодяя — и потащила их вниз. Поддался.

Силой ухватил меня за талию — и обернул к себе спиной…

Но вдруг звон, стук, шорох какой-то за дверью. Гневное, тихое, сдержанное чертыханье.

Обмерли мы оба, пристыженные, так и не содеяв запретное.

— Блин, не спит! — наконец-то нашла я силы на звук — вырвалось из меня испуганно.

— И че? — гаркнул озлобленно, раздраженно Мирон.

— И ниче! — рявкаю уже я взбешенно, силой выдираясь из хватки «налетчика». — Я так не могу!

— Пиздец! — возмущенно сплюнул. Расселся на кровати, утопая, давясь обломом.

Чиркнуло у меня внутри: чертовы идиоты! Что один, что другой! Два барана! Никто не хочет никого понимать, уступать.

Живо бросаюсь на край кровати, ищу кружева — одеть белье. Штаны схватить со стула.

— Не понял, ты куда?! — ошарашено, излишне громко, как для шепота, взревел Мирашев.

— Пойду гляну! А ты жди! — приказом злобным, махнула на него пальцем. — Этого успокою, спать отправлю. А потом тобой займусь, — гневно. — Что дети малые! Только что в башке — совсем недетские… мысли.

— У меня уж точно, — гыгыкнул Мира, заливаясь уже смехом. Завалился, разлегся на кровати, раскинувшись звездочкой.

Обомлела я от такой охальной картины:

— Ты че… серьезно? — гаркаю на него.

— А? — не менее удивленный устремил на меня взгляд, приподняв даже голову.

— Прикройся хоть! — ржу, видя эту ядовитую картину, которую, если не дай боже, завидит Рогожин, точно не переживет — и кто-то кого-то в этот раз уже точно зарешает.

— А че он? — гогочет; разлегся вновь на подушке — поерзался для удобства, но исполнить мое веление даже не подумал. — Думаешь, придет проверять твою комнату… чтоб никто шальной сюда не заскочил? Или он слишком маленький… и не знает, как это мальчики с девочками делают?

Закатила я раздраженно глаза под лоб, скривилась. Шумный вздох.

— Ладно! Фиг с тобой. Ты еще хуже, упрямее, чем он! Только носа не показывай!

— Ага, — паясничает, залившись смехом. — Именно нос не покажу.

— Моченый, — закачала я головой, сдаваясь — тоже гогоча уже ему в такт. — Ладно, скоро буду.

— Да иди уже, иди! А я тут с твоими фотками сейчас посублимирую… и спать завалюсь.

Шумный, раздраженный вздох мой:

— Мирашев! — злобно стиснула я губы. — Да пошел ты в жопу!

И, признавая уже окончательно свою обиду… и желание, загыгыкала позорно я (тупой смех! как и тот, кто меня им заразил! скотина!)

Ухмыльнулась я этой подлой роже, что сверлила меня хитрым взглядом, заливаясь не менее коварной улыбкой. Сдалась:

— Жди! Скоро буду! И все равно, ты — гад!

— Пока ты соберешься… я не только коней двину, но и брательник твой уже состарится и помрет где-то там, в уголку, на кухне, где посудой звенел.

Показала обиженно язык — и выскочила за дверь, невольно громко, с лязгом закрывая за собой дверь.

И вправду, кухня…

Несмелые шаги к окну, где и расселся Федька. Облокотилась я рядом на подоконник. Взгляд на сигарету в руках брата, на пепельницу:

— Ты опять куришь? — несмело.

Отвернулся, скривившись. Взор на улицу. Прожевал слюну, горечь, и вместе с эмоциями сплюнул за окно. Затяжка, сбил пепел на блюдце — и вновь взгляд утопил в ночном полумраке.

— Федя… поговори со мной, а, — отчаянно, давясь неким страхом.

— А ты вон, — разворот — и махнул рукой (не сразу, но все же… отважился). — Туда сходи, поговори. Смотри, кипит там, небось, весь.

— Рож! Ну че ты опять заводишься?! А?

— Да ниче! — раздраженно гаркнул. Еще один вдох дымом — и потушил в пепельнице окурок, выбросил долой. Разворот — и только хотел уйти, как тотчас перехватываю, останавливаю его ход.

Нехотя, но все же поддается. Шаг назад — и оперся на подоконник. Замерла послушно и я рядом, присев. Плечом к плечу:

— Федька… ну, не надо, прошу. Я тебя столько не видела! Так соскучилась, а ты!

— Ну так пришла бы, — дерзко. Взор в глаза. Скривился от раздражения.

— А я и ходила, — не вру. — Сколько билась там головой об забор. Пороги оббивала, каждому *** кланялась. Уже не знала, как улыбаться и просить. Хотя бы… если даже и не видеть, то спросить, узнать как дела. Чтоб действительно передачку передали, а не заныкали и по своим карманам не распихали. Ты думаешь, мне здесь весело было? Мало я слез пролила? И посадили бы тебя! ПОСАДИЛИ БЫ! Если бы не Мирашев!

Заиграл скулами. Отвернулся. Смолчал.

— Да, он сделал это ради меня. Но… когда все у нас начиналось, никто и подумать не мог… что наш… союз коснется и тебя. Во-первых, Мирон долго еще был не в курсе, что тебя закрыли… Этот… — страшно, мерзко даже произнести имя того ублюдка вслух, но… — В-валентин… он же втихую все обставил, зарыл тебя — и ждал только, пока крест вознесут. А я… я ума не могла приложить… кто и за что так с тобой. Если не врал ты, то и того… всё хуже, страшнее. Понимаешь? И то… что рядом со мной оказался человек, которому под силу было не только меня… с того света вытащить, но и тебя, то…