Ольга Резниченко - Светлое будущее: вето на будущее

— В смысле, с того света? — резко перебил меня Рогожин, обернувшись. Нахмурился. — Эта Сука, Мазур, че… и до тебя доебавался?

— Да. Пытался, было… Да не в том дело! — резво перебиваю сама себя, не желая врать (но и правду вскрывать никак нельзя). — Рожа! Федя! Мирон… он… он… — запнулась я, подбирая слова, опустив взгляд. — КОРОЧЕ! — гаркаю я, сделав глубокий, шумный вздох, прогоняя боль. — Это мой выбор. И он не связан с тобой — уж никак! Понимаешь? — глаза в глаза. — Мирашев… мы с ним познакомились еще до того, как ты вышел. И с того момента… у нас все завязалось. Просто… поняли это… лишь спустя годы.

Обомлел, не дыша.

Нервно сглотнула я… из-за такой его странной, пугающей своей неизвестностью, реакции.

Жгучие, убийственные минуты тишины, а потом отчаянно решаю перекроить все, повернуть на другую тему:

— Ты лучше скажи…Как у тебя все вышло так? С… этим. Вы же… друзья офигенные были. Он тебя, считай, из-за решетки тогда раньше времени вытащил, все организовал по прибытию. Дело открыли. Как два сапога пара были! А потом — бац… и рухнуло всё.

Хмыкнул вдруг:

— «Бац», — спаясничал, повторил за мной. — Вот ты так же мыслишь, как и я поначалу. А потом мне люди рассказали… Что он за крендель… и как поступает. Не лучше твоего этого, — кивнул головой. — Если я и считал его другом, то он меня — нет. Только пользовался. Притворялся. У таких, как они, — и снова кивок головы, — друзей вообще не бывает. По крайней мере, не такие лохи, шестерки, как я. Организовать дело — организовал я, всё поставил на конвейер… считай. Бабло само в руки потекло. А этот давай давить сразу на тему, мол, что он спонсор… и без него бы всего этого не было. А я — так, сбоку припеку, пригрелся нечаянно, нахально — свински и неблагодарно. Но я же не мышил себе! — отчаянная жестикуляция. — Я всё обратно вкладывал. Всю прибыль! нахуй зарплату — выуживал по минимуму, на самое необходимое, а всё остальное — обратно же в дело. Один магазин — мало. Откроем два, раз получается. А там и три. Четыре — но уже немного иной, но смежной направленности: фурнитура, стройматериалы. Всё, короче, было бы заебась, да и уже получалось! Если бы не его жадность. Класть ему было на перспективы — уже подавай! Я психонул — и сказал: забирай свою долю со всеми процентами инфляции, с отступными в эквиваленте, рубим бизнес на части, как посчитаем справедливо, — и расход. Хочешь на себя просаживать бабло — сади, а я его буду пускать в оборот. А то я экономлю на всем, стараюсь приумножить — а эта Сука… как какой-то неисправный сливной бочок — только и течет из него в сортир. Тот, конечно, сразу на дыбы: «Ты меня кинуть хочешь! Вот так и помогай людям!» блядь! Круто он загибать стал, он свою прибыл себе, а я свою — на общее благо. Короче, до**зделись мы так, что однажды приезжаю в офис, а за мной следом ребята в масках, заломили… мордой в пол — и наркоту якобы нашли. Сразу в СИЗО, под замок… Но… знаешь, — заржал вдруг горько, — я даже тогда не мог предположить… что наши «братские», дружеские терки… могли вот до такого довести. Что он мог меня кинуть. Ладно, там… на часть бабла, да, надул бы, — закивал головой, всматриваясь мне в лицо. — Не знаю… или еще как. Отобрал бы все магазины, схемы, а мне всучил только нал — короче… Нет. Я был для него тупой пешкой — и он меня быстро убрал, считая, что и сам прекрасно справится с налаженной схемой. И, блядь? Буквально на днях, Сука, адвокат сказал, что последний магазин мой с молотка пошел. Как так?.. Только не понятно. Приговора не было, арест на имуществе должен был быть, заморожено все — а хрен там. Оказалось, что на мне — только тачка, которая в кредит, и за которую долг нев***енный… А в остальном — гол, как сокол. Некуда даже пойти, податься… На хавчик даже лавэ нет, не говоря уже… — закачался нервозно из стороны в сторону, упершись ладонями в подоконник, — хату снять или, как думалось, за услуги адвоката отдать. Но ладно бы… Вольскому, как тут этот… юрист пел, но, блядь, Мирашеву… — взор пристально мне в глаза. Скривился: — Ты же понимаешь… что Мазур — это его пешка, шестерка? Он хоть и зовет его другом, братом, но если че…

— Знаю, — закивала головой.

— И, по сути, — хмыкнул, заливаясь странной, растерянной улыбкой. — Он отвоевывал меня у самого себя. Его же люди меня закрыли — а теперь… пришлось доставать.

Скривилась печально я, спрятав взор. Тихо… несмело:

— Знаю…

— И Ник… если они друг друга не особо щадят, и хуе уже знает, кто кому брат, а кто кому… враг, то что можно ждать в отношении тебя? А? — горько, взмолившись. — Не женится он на тебе, поверь, — болезненно; дрогнул голос в печали. — Он всех баб шл*хами считает. Кончеными шал*вами… Понимаешь? За людей не воспринимает… Так только… «объект для Траха». Существо, которому можно присунуть. Ну зачем тебе это д*рьмо, а? — скривился горестно.

Хмыкнула я… невольно себе под нос, вспоминая, как не раз мне в свое время пришлось его уговаривать… переспать со мной.

— Федя… — шумный, печальный вздох. — Мне все равно. Я вижу, что со мной он другой… не такой — и мне этого хватает. Он мне дал шанс, и я им воспользуюсь. Как и в свою очередь — я ему тоже даю шанс, и если облажается — сильно унижаться не стану, поверь.

Рассмеялся Рогожин горько, зажмурившись на миг:

— Глупая… шанс. Он никому… никогда шансов не дает: чего бы это не касалось. А тут…

Хмыкнула я обижено. Опустила взор.

Черт! Рожа! Но… не рассказывать же тебе все то, что было, что прошли, не вгонять же тебя в ужас и самобичевание, только ради того, чтобы посеять зерно сомнения в «гнилушности» этого человека. Не могу, да и нельзя… Сам же того не переживешь — небось, еще больше дел наделаешь, чем мой «отмороженный» Мирашев.

А потому… лживая улыбка, кроя боль, и отваживаюсь взглянуть в глаза:

— Пусть время нас рассудит, а не ты… Хорошо?

Вздернул от удивления бровями:

— И не жаль… жизнь ради этого просадить?

Ухмыльнулась:

— Она уже давно просажена, — опустила я очи. — И продолжается… вопреки всему — лишь благодаря ему. — Глаза в глаза: — Не спрашивай, что да как — не скажу. Не хочу… но поверь, если не благодарность, то хотя бы уважение… просто потому, что Я ЭТО ПРОШУ… прояви к нему, хорошо? Я его люблю. ОЧЕНЬ. — Спрятала взор, замотав головой лихорадочно: — Я долго сопротивлялась, боялась этого слова, чувства… но, — и снова смелый взгляд в лицо брату, — но это правда. Я его люблю, как никого и никогда… и я с ним безумно счастлива, даже если это ненадолго. Хоть сколько — но хоть раз в жизни… я этого заслуживаю. Разве нет?

— У тебя и так это будет.

— Откуда ты знаешь? — рассмеялась я горько, невольно взвизгнув от возмущения. — Вот ты знал полгода назад… где окажешься? Нет? Нет. А еще вчера — что у Мирашева на кухне мы с тобой сидеть будем и о жизни говорить? Тоже нет… — ухмыляюсь. — Вот именно. Может, меня завтра уже собьет машина насмерть. А может, и нет… НО… так или иначе, Жарова права: я не хочу больше бежать и что-то искать, где-то там… за горизонтом, в очередном… «светлом будущем». Нет! Я хочу быть здесь и сейчас. Тем более… что тот, кого мое сердце столько искало, и то, что я просила у судьбы, — всё уже и так получила, сполна. И именно с ЭТИМ человеком, даже вопреки всем «но»: его странностям, жестокости, заскокам, резким переменам настроения… цинизму и прочему-прочему. Я его люблю. Федь-ка! — отчаянно вскрикнула я, заржав от смущения. — Он же почти… такой же как и ты!.. — глаза в глаза с вызовом. — Только я с ним чувствую себя более полноценной. Чувствую себя женщиной. Разве не этого я так хотела, и ты для меня хотел? Наставлял? А?