Александр Брежнев - Снег на Рождество

Вечером Пред, позвонив жене в райцентр, что у него и на старой и новой котельне чепе, шел к Вере ночевать.

— Какая скучища… — зевала Вера, кое-как раздевая Преда. — Раньше был мужик… Даже офицерика из-за него бросила… — Вера, надув щеки и покачав головой, останавливала свой взгляд на проеме двери, за которой лежал Пред. — Раньше почти каждый день приносил цветы, иногда сторублевку… Вместе пели, вместе плясали. Ну а теперь… — и Вера, вдруг фыркнув, прижималась к стене.

Вера мучилась. Широко открытыми глазами, точно рысь, смотрела за проем двери.

— И все из-за снега. Из-за снега да из-за этих дорог. Небось стал бояться, что снимут. А от переживаний ох как быстро современный человек хиреет.

Подойдя к окну, она вдруг вспомнила, что соседка на днях говорила ей про лекарство. У ее мужа, когда тот, заведуя овощной базой, спрятался от ревизоров в снежную яму, тоже так было. Она ему лавровый листочек нацепила, он недельку с ним походил, и все наладилось.

Не откладывая дела в долгий ящик, Вера, найдя лавровый листик, проткнула сквозь него тонкую резиночку и, исчезнув в проеме, решила тут же нацепить его Преду.

Пред гудел. Закрыв глаза и вытянув вперед руки, он рулил, ногами нажимая невидимые педали.

— Гу-у-у-гу-у-гу-гу-у… — гудел он.

— Вова?.. А Вова? — затрясла она его.

Тот мигом проснулся.

— Ты чего это… пашешь?

— Аа-а… — непонятливо промычал Пред и, придя в себя, помолчал, а потом внимательно посмотрел на нее: — Я не пашу, я наши поселковые дороги чищу, — зевнул он. — Ох и тяжело, снег уж больно рыхлый, но дела продвигаются, если ты не будешь мне мешать, то я к утру почти все дороги вычищу.

— Чудак, — засмеялась Вера, но тут же губы ее задрожали, она пощупала его лоб. Он был горячий. — От снежного кваса, не иначе — решила она и, отложив в сторону листик, сказала: — Ладно, отоспись.

Пред кивнул ей и, прикрыв глаза, потихоньку набирая ртом обороты, загудел опять.

— Вот она, жизнь начальников, — вслух подумала Вера, примостившись на постели с ним рядом. — Занесло же к нам такого, — и, вздохнув, она погладила его по головке. — Жалкий какой-то весь стал. Вов?.. А, Вов?.. Слышь?.. А может, просто тебе надо купить джинсы, кожаное пальто, зонтик, широкополую шляпу да трость. Ведь тебе давным-давно пора изменяться. Тебе надо и за ум браться, и, как Никифоров, выучить английский. Ох и дурачок ты, мой ты дурачок. Небось замучили мы тебя все здесь? Вов?.. А, Вов?.. Слышь? — Она ласково потрепала Преда за ухо. — Слышь, а ты купишь себе джинсы? Или ты боишься, что тебя, одетого в джинсы, за дороги раньше времени могут снять?

— Не-а-а, за дороги не снимут, — вдруг перестав гудеть и чуть приоткрыв глаза, ответил вразумительно Пред. — У других коммунхозников не то что дорог, колодцев нет. Так что пусть для начала их пошерстят… а у меня, слава Богу, пока все чин чинарем, колодцы глубокие, и вода в них еще питьевая.

— Ну знаешь, милый, — не успокаивалась Вера. — Это ты здесь герой, а народ возмутится — никуда не денешься.

Пред внимательно посмотрел на нее и вздохнул.

— Скажи, а что они мне могут сделать?.. Хорошо. Пусть даже дадут выговор, так он через год снимается. Даже если строгач, все равно снимут. Так что не печалься, милка, не печалься, милка моя дорогая, — и Пред, обняв ее, тихонько засмеялся.

— Почему ты такой всегда смелый? — удивилась Вера.

— А потому что я вот именно из-за этой коммунально-хозяйственной работы и стал калекой, — и Пред указал на ногу. — С такой стопой я всю зиму могу бюллетенить. А если приналечь, то я могу добиться и группы, как инвалид коммунального труда.

— Ох ты моя миленькая, — прошептала Вера и, нежно погладив Предову стопу, добавила: — Володя, а ты и вправду счастливый, твоя палочка-выручалочка всегда при тебе.

На очередном районном предвыборном собрании коммунхозников Преда выручила Вера. Она всем доказала, что именно от снега у Преда развилась ипохондрия, и если зимой к нему некоторые лица будут приставать со снегом, пригрозила закрыть магазин на учет, затем на переучет и т. д. и т. п.

— Да что вы говорите… — вздыхали порой в поселке собравшиеся в кучку деды.

— Да-да, все от снега… — объяснял грузчик. — Поначалу у него поднялось давление, потом в один прекрасный момент чик, и готово. Верка-то не обманет. Раз она сказала, значит, так и есть. Ну а для мужика, сами посудите, с такой болезнью к бабе лучше не приставать. Только опозоришься.

— Эх, старики! — восклицал тут какой-нибудь дед. — Я так полагаю, пропади этот снег пропадом, человек-то ведь дороже. Короче, Преда не трогать. Пусть Ванька дороги чистит.

— Погодите, а ведь Верка один раз и про Ваньку так говорила, а у него опосля баба двойню родила, — пытали грузчика дотошные старики.

— Нет, у Преда, вот вам крест…

— Почему?

И грузчик, оглянувшись по сторонам, шепотом объяснял про лавровый листок.

— О-хо, о-хо! И помогает?..

— Еще как!

— Тссс… А ты знаешь, Никита, я бы не против нацепить его.

— А тебе скоко?

— Девяносто…

— Да ты что?

— Как ну и что? Это бить баб грех, а любить святое дело.

— Тссс… Без суматохи… Складывайтесь по трояку. Я вам этих лавровых листиков сейчас целую гору нанесу.

Правда или нет, но все до сих пор говорят, что именно таким путем и спасла Верка Преда. Порой, забыв о Предовой болезни, только соберется народ его отчехвостить, а кто-нибудь вдруг встанет и заунывно, как пономарь, скажет: «Товарищи, а ведь у него… товарищи…» И народ, побурчав, побурчав, прощал Преду грехи и решал все сам.

Окна в храме все горят. Слышно, как поют певчие: «Грядет воссияти свет невечерний, сущим прежде помраченным и бедствующим. Радуйся, вся земля, се Христос приближается, в Вифлееме рождаяся: море, возвеселися, пророческий сонм, взыграй, сбытие зря днесь твоих словес, и вси радуйтеся, праведные».

Рядом с храмом дети украшают золотую звезду, окаймляя ее бахромой из желтой бумаги, на которой изображен Богомладенец, а рядом с ним поклонение перед ним пастырей и волхвов.

Когда двери храма приоткрываются, голоса певчих усиливаются, и дети тут же, бросив свое занятие, начинают креститься.

Отец Николай только вышел из алтаря, как к нему тут же подошел мальчик и взволнованно спросил:

— Батюшка, скажите, а когда талоны на сахар отменят?

Отец Николай в задумчивости прикоснемся рукой к кресту и с добродушной улыбкой сказал:

— Очень скоро. Может быть, даже на той неделе…

Мальчик успокоенно вздохнул. Отец Николай, дав мальчику монетку, проводил его к выходу, а сам тут же вернулся в алтарь и, упав перед иконой Христа Спасителя, прошептал:

— Почему я правду ему не сказал? Почему?

Свет в храме был, как никогда, красив.

Молодой дьякон, мастерски владея могучею октавой, читает Евангелие.