Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Приближается Умэгаэ в лакированных сандалиях: щелк-щелк.

«Наверняка не удержится, – предсказывает Орито, – отпустит какую-нибудь дурацкую шуточку».

– Новая сестра, ты такая старательная! Неужто родилась с метлой в руках?

Орито не отвечает, да от нее и не ждут ответа. Умэгаэ идет дальше, в кухню. Ее шуточка напомнила Орито, как отец хвалил Дэдзиму за чистоплотность – не то что в китайском торговом квартале, где мусор так и валяется на улицах, пока не сгниет, и повсюду крысы. Скучает ли по ней Маринус? Может, какая-нибудь девица из «Дома глициний» греет теперь постель Якобу де Зуту и любуется на его необычные глаза. Думает ли о ней де Зут хоть изредка – кроме тех случаев, когда ему вдруг понадобится зря пропавший словарь?

А Огава Удзаэмон – думает?

Де Зут уедет из Японии, так и не узнав, что она все-таки решилась принять его предложение.

«Жалость к себе, – в который раз одергивает себя Орито, – это петля, свисающая с потолочной балки».

– Сестры, ворота открываются! – кричит привратник.

Двое послушников толкают перед собой тележку с бревнами и хворостом на растопку.

Когда ворота уже закрываются, внутрь проскальзывает кошка – сияюще-серая, как Луна туманным вечером, она стремительными зигзагами мчится по двору. Белка удирает от нее на сосну, но лунно-серая кошка знает, что от двуногих существ пожива бывает лучше, чем от четвероногих. Она запрыгивает на галерею – попытать счастья у Орито.

– Я тебя раньше здесь не видела, – говорит девушка зверю.

Кошка смотрит на нее и мяукает: «Я красивая, покорми меня!»

Орито, держа двумя пальцами, протягивает ей вяленую сардинку.

Лунно-серая кошка равнодушно оглядывает подношение.

– Кто-то потрудился, – выговаривает ей Орито, – принес эту рыбку на гору.

Кошка принимает рыбу и, спрыгнув на землю, ныряет под настил галереи.

Орито спускается за ней, но кошки уже и след простыл.

Орито видит узкую прямоугольную дыру в основании дома…

…И тут на галерее раздается голос:

– Новая сестра что-то потеряла?

Орито виновато вскидывает голову и видит ключницу Сацуки с охапкой одежды в руках.

– Кошка клянчила объедки, а когда получила, что хотела, сразу убежала.

– Кот наверняка. – Ключница отчаянно чихает, сгибаясь пополам.

Орито помогает ей собрать выстиранные вещи и отнести в бельевую. Новая сестра немного сочувствует ключнице. Ранг настоятельницы понятен: пониже мастеров, повыше послушников, меж тем как у ключницы гора обязанностей и не так уж много привилегий. По логике Нижнего мира ей можно позавидовать – не обезображена и свободна от Одарения, однако в Сестринском доме своя логика. Умэгаэ и Хасихимэ каждый день находят тысячу способов напомнить ключнице, что она здесь находится ради их удобства. Сацуки рано встает, поздно ложится, сестры не допускают ее к своим доверительным разговорам. Орито вдруг замечает, как покраснели глаза у ключницы, какая у нее бледная кожа.

– Простите, что спрашиваю, – говорит дочь врача. – Вы нездоровы?

– Здоровье, сестра? Я… вполне здорова, спасибо.

Орито уверена, что ключница что-то скрывает.

– Я здорова, правда. Горная зима немного действует…

– Сколько лет вы провели на горе Сирануи?

– Пятый год уже служу храму. – Ключница рада хоть с кем-то перемолвиться словом.

– Сестра Яёи говорила, вы с какого-то большого острова в княжестве Сацума.

– Ах, это совсем неизвестное место, никто о нем и не слышал. Называется Якусима, целый день плавания от порта Кагосима. Кое-кто из мужчин служат у даймё Сацумы в пехотинцах. Они потом рассказывают, что на службе и делать нечего, разве что вышиванием заниматься. А больше почти никто никуда не уезжает. Там сплошные горы и бездорожье. Только осторожные дровосеки, глупые охотники да заплутавшие пилигримы рискуют забрести вглубь острова. Местные божества, ками, не привычны к людям. Есть всего одно мало-мальски солидное святилище, на склоне горы Миура, в двух днях пути от гавани, и при нем маленький монастырь, меньше чем храм Сирануи.

Мимо дверей бельевой проходит Минори, отогревая руки дыханием.

– А как вы попали сюда? – спрашивает Орито.

В другую сторону проходит Югири, размахивая ведром.

Ключница разворачивает простыню и снова начинает складывать.

– Мастер Бьякко, совершая паломничество, посетил Якусиму. Мой отец, пятый сын не особенно влиятельной семьи из клана Миякэ, самураем был только по названию – он торговал рисом и пшеном и еще держал рыбачью лодку. Поскольку он поставлял рис в монастырь Миура, то и предложил проводить мастера Бьякко на гору. Я пошла с ними, нести поклажу и готовить – у нас на Якусиме девушки крепкие. – Ключница позволяет себе нечастую у нее застенчивую улыбку. – На обратном пути мастер Бьякко сказал отцу, что в маленьком женском монастыре при храме Сирануи требуется ключница, которая не боится тяжелой работы. Отец с радостью ухватился за такой случай: нас у него было четыре дочери, одним приданым меньше собирать.

– А вам каково было уезжать неведомо куда?

– Я волновалась, но и радовалась тоже, как подумаю, что своими глазами увижу большую землю. Через два дня я уже была на корабле, и мой родной остров становился все меньше и меньше. Стал совсем крохотным, в наперсток можно упрятать… А потом уж и не было пути назад.

Из кухни доносится визгливый смех Савараби.

Ключница Сацуки смотрит в прошлое и дышит с трудом.

«Да ты и впрямь больна, – догадывается Орито, – не признаешься только…»

– Надо же, как я заболталась! Спасибо за помощь, сестра, не буду больше отрывать от работы. Остальное сама сложу, большое спасибо.

Орито возвращается на галерею и снова берется за метлу.

Послушники стучат в ворота, чтобы их выпустили в главный двор храма.

Как только створки открываются, между ног у послушников проскакивает лунно-серая кошка и зигзагами мчится по двору. Белка удирает от нее на сосну. Кошка подбегает к Орито, трется о ее ноги и смотрит со значением.

– Ах ты, хитрюга! За рыбой пришла? У меня больше нет.

Ничего-то ты не понимаешь, горемычная, отвечает кошка.

– В провинции Бидзэн… – первая сестра Хацунэ поглаживает свое неизменно сомкнутое веко, а за стенами монастыря завывает ночной ветер, – есть ущелье, от большого тракта Санъёдо на север до города Биттю. В этом ущелье застала ночь двух усталых коробейников из Осаки. Решили они устроиться на ночь возле заброшенного святилища Инари – бога лисиц, под старым замшелым ореховым деревом. Один коробейник, веселый малый, торговал гребешками, лентами и всяким таким товаром. Он очаровывал девушек, заговаривал зубы парням, и дела у него шли бойко. «Барышне ленточка будет к лицу – всего за один поцелуй продавцу!» [22]  Перев. А. А. Васильевой. – так он созывал покупательниц. Второй коробейник продавал ножи. Он был человек мрачного нрава, считал, что все ему обязаны, и в тележке у него всегда оставалось полно непроданного товара. В тот вечер они грелись у костра да рассуждали о том, что будут делать, когда вернутся в Осаку. Продавец лент хотел жениться на своей зазнобе – еще детьми полюбили они друг друга. А тот, что ножами торговал, надумал открыть закладную лавку, чтобы ничего не делать и денежки загребать.