Александр Торик - Флавиан. Армагеддон

Это похоже на человека, вплавь преодолевающего океан, которому кричат с борта корабля: «Эй! Влезай на борт, начинается шторм, ты можешь утонуть! К тому же вокруг тебя плавают акулы! На корабле ты переплывёшь океан быстрее и безопаснее!»

А он отвечает — «Мне это не нужно, я больше удовольствия получаю, когда плыву сам! Да и для здоровья это полезней…».

И что такому сказать? Каждый человек имеет право взойти или не взойти на корабль, имеет право утонуть или быть съеденным акулами — Бог дал сотворённому Им человеку свободу воли и принятия решений.

Плывущие на корабле могут лишь попытаться донести до сознания «пловца» то, что процесс поедания его акулами не будет самым приятным моментом в его жизни, которая на этом, собственно, и завершится.

Да даже просто обессилеть в штормовых волнах и чувствовать, как тебя непреодолимо затягивает в себя разверзающаяся водная бездна — тоже не то ощущение, к которому стоит стремиться!

— Уж и картинку Вы изобразили, батюшка! — поёжилась наша спутница из Екатеринбурга. — Прямо как-то не по себе стало!

— А что, — отозвался её супруг, — пример, конечно, образный, но мне кажется, что довольно точный!

— Точный, точный! — кивнув, подтвердил я. — У отца Флавиана примеры всегда точные!

— Латинское слово «religio» переводится как «связь, контакт, общение» — общение с Тем, в кого ты веруешь; кстати, необязательно с Богом — некоторые верят только в «духов»-демонов и ищут общения с ними. Но это уже другая тема…

Религиозная жизнь человека, верующего, что Бог есть, начинается с момента, когда он поднимает глаза к небу и взывает: Господи! Ты где?

И если этот призыв идёт от искреннего сердца — оно обязательно услышит ответ: Я здесь, рядом с тобой!

Ответ может прийти в разной форме, но он всегда ощутим и понятен взывавшему — «Бог мне ответил!».

Собственно религиозная жизнь и начинается с ощущения этого ответа, с установления «обратной связи» — живого общения с Живым Богом!

Если бы этой обратной связи не возникало, религиозных людей и религии как таковой просто бы не было — сколько можно кричать в пустоту и не слышать ответа, надоест просто!

Зато человек, хоть раз ощутивший «обратную связь», вступивший в живое общение с Богом, получает уже личный практический религиозный опыт, который становится его неотъемлемым достоянием. Ну, а как человек распорядится этим своим достоянием — зависит уже от него: может, себе на пользу, а может, и во вред. Но это уже тоже — другая тема.

Вот, кажется я и объяснил разницу между людьми верующими и религиозными… Всё понятно?

— О да, батюшка! Всё понятно! — закивали головами все едущие с нами спутники.

— Тогда жду следующий вопрос, Айбике! — повернулся к девушке Флавиан.

— Спасибо, батюшка Флавиан! — кивнула девушка. — Разрешите, я процитирую ещё раз: «Люди, придерживающиеся агностических или атеистических взглядов, больше склонны к проявлению сострадания, чем верующие люди… не имеющие религиозных убеждений люди, помогая кому-либо, руководствуются переживаемыми ими эмоциями… Верующие люди, как выяснили психологи, в желании помочь кому-нибудь зачастую мотивированы желанием сохранить собственную репутацию и приверженностью религиозным учениям… нерелигиозные люди, как правило, чаще и больше жертвуют денег на благотворительность, чаще уступают место нуждающимся в общественном транспорте…». Это правда, батюшка? И если правда, то почему?

— Сама по себе вера, и даже религиозная жизнь ещё не делают человека нравственно совершенным и не избавляют от греховных навыков и страстей, или как сейчас принято говорить — «зависимостей»…

— Отец Флавиан! Извините, что перебиваю, но разве страсть — это плохо? Страсть — это же любовь, а в Библии, вроде, сказано, что Бог — это любовь? — вдруг вступила в беседу наша спутница из Екатеринбурга.

— Слово «страсть» буквально переводится с церковнославянского как «страдание» — помните, был фильм Мэла Гибсона «Страсти Христовы» — «Страдания Христа», в котором очень натуралистично, с археологической точностью режиссёр постарался воспроизвести последние часы земной жизни Спасителя? — повернулся к ней батюшка. — Настоящая любовь несёт радость, а не страдание. Страдание приносит с собой только грех.

Про любовь в Святом Евангелии сказано так: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…» (1 Кор. 13:4–8).

Мы просто воспитаны в отношении понятия «любовь» скорее на примере Кармен, чем на Евангелии, поэтому и путаем эти два постулата: «Меня не любишь ты, но люблю я, так берегись же любви моей» и «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан. 15:13).

Любить — значит отдавать! Отдавать без сожаления тому, кого ты любишь, всё, что имеешь. Если нужно — самого себя, как это сделал Христос на Кресте, наглядно показав миру, что такое Любовь.

А страсть — это всегда потребность брать: «дайте мне, а то помру!» или «а то сам возьму!», причём «ни перед чем не остановлюсь»!

Это принцип жизни наркомана — лгать, красть, убить, если нет другого способа добыть предмет вожделения — наркотик, который на краткое время даёт иллюзорное ощущение псевдосчастья — «кайфа», отсутствие которого вызывает у такого несчастного человека мучительное страдание — физическую и психическую «ломку».

Вот почему наркоманию, наряду с алкоголизмом и многими другими «зависимостями», Церковь и называет словом «страсть»!

Кстати, о «синдроме Кармен» — эмоционально-эротическая зависимость от объекта вожделения является одной из самых сильных страстей, источником неисчислимых страданий и преступлений, как бы её ни романтизировала литература и другие виды искусства.

Особенно когда она угнетает душу зависимого от этой страсти в союзе ещё и с его уязвлённой гордыней, тщеславием, завистью и другими «душемучителями».

Вспоминайте вышеприведённое евангельское определение Любви и тестируйте им все чувства и желания, которые пытаются овладеть вашим сердцем под «брендом» любви, и тогда вы избежите того состояния души, которое Церковь именует страданием — «страстью»!

Был у меня в духовнической практике случай: приходит ко мне одна молодая женщина и говорит: «Батюшка! Есть один мужчина, я его так люблю, так люблю! А он любит другую женщину! Я решила — её убью, его убью, а потом себя убью!» — а глаза у неё прямо синим огнём горят!

Еле отговорил… Разве такая «любовь» от Бога? Бога, Который умер Сам, чтобы жили мы?