Кирилл Апостолов - Времена и люди

— Ты не гляди, что они вроде бы так себе, никакие, — словно оправдывается бай Тишо, трясясь всем своим грузным телом на спине коренастой гнедой кобылки. — По крутым склонам они — ну точно дикие козы! Такого конька пустишь — и уж не мешай больше: и обманное место перешагнет, и склизкую траву минует. А эти породистые — им и невдомек, что такое подъем, а что спуск, дуют себе напрямки. И на первом же взгорке — язык вон! Точно как у горожан на экскурсии…

На третьем километре они пересаживаются в свой джип, а моравчанин, провожавший их, привязывает лошадок друг за другом, садится верхом на первую и трусит обратно, наверх.

Бригадира на приемном пункте они не застали, но эксперт там, и Сивриев входит к нему.

Сначала он думает только узнать приблизительную цену проданного Моравкой табака, но, пока роется в бумагах, наталкивается на нечто такое, что сразу же приводит его к главному вопросу земледелия — районированию культур. Если расчеты подтвердят его предположения, работы будет уйма. Поэтому он спешит поскорее закончить здесь, пойти в дом приезжих, где временно остановился, и попытаться осмыслить то, что все еще вызывает его сомнения.

Утром, невыспавшийся, с подпухшими глазами, Тодор Сивриев спускается из своего обиталища на четвертом этаже и просит председателя дать ему кого-нибудь на подмогу. Потом он закрывается в комнате и не показывается несколько дней, точно отшельник.

Бай Тишо, проходя на цыпочках мимо его двери, внимательно слушает рассказы секретарши, Таски. А плановичка и главбух не могут толком работать, ибо является Таска и то и дело, стоя у них над душой, требует: «Главный агроном просит…», «Главный агроном сказал…» И сперва она, а за ней и другие начинают называть его для краткости Главным, и так — до конца недели, когда впервые Сивриев предстает перед правлением — теперь уже для всех просто Главный. Бай Тишо знакомит его со всеми и, поскольку предварительно повестка дня не объявлялась, дает ему слово.

Сивриев закуривает. Ровным глуховатым голосом заводит речь о том, что не согласен с существующими методами руководства хозяйством.

— Везде какая-то раздробленность, разъединенность. Каждая бригада выращивает всего понемножку. Неужто это — современное социалистическое предприятие? Возьмем табак, основную культуру. Каждому двору — план. Да, но цена за килограмм табака из Моравки и Водилцев — один лев две стотинки при средней для хозяйства лев девяносто. А урожай — семьдесят килограммов при среднем для хозяйства сто тридцать. В то же время в Югне и Хиляднове, где отличные условия для этой культуры, засевается по шестьсот декаров овса и четыреста декаров картофеля. В иные времена и в иных местах такое хозяйство давно бы обанкротилось.

Достав новую сигарету, он долго мнет ее в пальцах, прежде чем закурить.

— Или возьмем рассаду табака, разбросанную по горам и долам…

— Табак у нас на семейном подряде, — вступает бай Тишо, словно бы оправдываясь. — Ежели собрать грядки в одну точку, бабам надо будет сколько времени на дорогу тратить… Я вижу, ты в расчетах силен, вот и посчитай, какова будет потеря времени. А так грядки у них под самым носом.

— Правление, — заканчивает Сивриев после двухчасового монотонного говорения, — обязано какие-то вещи решить немедленно. Предлагаю первое: перевести в Моравку и Водилцы овес и картофель. Второе: в Югне и в Верхнем Хиляднове выращивать преимущественно табак. Третье: рассаду сосредоточить в Верхнем Хиляднове и Ушаве на больших площадях, пригодных для машинной обработки. Вот так.

В наступившей тишине слышно едва уловимое потрескивание сигареты Главного. Затягиваясь, Сивриев обводит взглядом присутствующих. В конце стола, по диагонали от него, сидит моравский бригадир. Во взгляде его ясных глаз, во всем его облике горца — выражение согласия, которое сейчас особенно нужно Сивриеву. Наверное, этот табак и его порядком измучил. Главбух уткнулся глазами в скатерть. Он меньше всех, видно, доволен решением. Представители Ушавы и Хиляднова сидят, точно прячась друг за другом, лиц их Сивриев не видит: профиль — еще не весь человек. Прямо перед ним, на дальнем конце стола, — секретарь общинного комитета партии Нено Михайлов. Сивриев непрерывно чувствует на себе его убегающий, насмешливый взгляд (но, может, у него просто глаза косят?). Что означает его полуулыбка — доброжелательность, снисходительность или явную неприязнь?

— Ну вот, вы слышали нашего главного агронома. Может, он и не во всем прав — он у нас недавно… Однако я хочу, чтобы вы поняли, что слова его — от чистого сердца и что заботится он не о себе — о нас обо всех. Я, к примеру, его слова так воспринимаю. Жизнь и работа нас поправят, ежели потребуется. Теперь — вам слово.

Добрый голос председателя вдруг снимает нервное напряжение и разъединяющий людей холодок.

— По конкретным предложениям возражений у меня не много, — начинает Нено. — Но с общей оценкой я не согласен. Югне — не то хозяйство, а бай Тишо — не тот председатель, о которых можно говорить так снисходительно, так свысока.

Сигарета, зажатая зубами Главного, слегка вздрагивает, и огонек спички гаснет прежде, чем он успевает прикурить.

Стоя посреди моста, бай Тишо смотрит вниз, на воду, на медленное, спокойное течение ее темной поблескивающей массы. А раньше, вспоминает он, на этом месте была огромная скала, она разрезала реку, которая шумела из-за этого днем и ночью. Когда закладывали опоры для теперешнего моста, некоторые хотели среднюю опору поставить прямо на эту скалу. Какую бы сделали ошибку! Уж года три-четыре, как скалы нет — во время вешнего паводка обломила ее река, унесла и сейчас течет себе плавно, спокойно, лишь изредка вздрагивает еле заметной дрожью, точно отгоняя надоедливых мух. Вот так, со вздохом думает бай Тишо, вроде бы и не было преграды, вроде бы вода никогда о нее и не разбивалась…

— Чего нос повесил?

Рядом стоит Нено.

— Да вот думаю, доколе нас жизнь подводить будет. То ли она нас — то ли мы ее… Помнишь ведь, был тут здоровущий камень, а сейчас — нет его как нет. Кто же кого подвел, а?

— Гм, кто кого… Ты со стороны сада идешь?

— Ага.

— А Главный где?

— Где, где… В канцелярии, — раздраженно буркает председатель. — Вот для чего ему отдельная-то комната понадобилась. Чиновник он, не агроном, потому как настоящий агроном — на поле, с людьми, а не в канцелярии. Да, так о чем я: кто кого подводит? Ждали мы его, как глотка воздуха, как воды свежей, — его или другого кого… Специалиста! А он — вон он каков…

— Может, Голубов больше бы к месту пришелся?

— Да вот — уперся начальник отдела. Так и отрезал. «Не подходящий, — говорит, — Симо для главного агронома, ему, мол, главное — за юбками бегать. В самый ответственный момент побежит и дело бросит». — «Мы, — говорю, уважаемый, недостатки его получше тебя знаем, да специалистов-то откуда взять?» — «Не спеши, — говорит, — столько ждал — подожди еще малость». Вот и дождались… Знать бы наперед, кто явится!