Кирилл Апостолов - Времена и люди

К нему подходит завпунктом.

— Бай Тишо, с границы два вагона вернули. Немец не захотел — перезрели помидоры, видите ли.

— Отдай-ка их немедленно тем, на черной «Волге», — пусть подавятся.

Из-под навеса уже кричат, передразнивая трубный голос Драго, что нет работы, люди простаивают.

— Филипп, где твои-то подводы с помидорами? — спрашивает завпунктом.

— Приедут, — отвечает тот, нехотя отрываясь от накладных.

— Приедут-то приедут, только когда? Ведь этих работников — хе-е-е! — нельзя без работы держать. Вишь, какие пижоны? Девчонка в кепке набекрень, парень в платочке. Работы нет, вот и устроили маскарад. Кроме всего прочего, веришь ли, я же должен думать и о мужской рабочей силе. — Драго подмигивает и шепчет доверительно: — Представляешь, браток, на этом самом биофаке одни женщины! Надо бы подсказать профессорам там, наверху, отчего в биологии застой: не может женское быть без мужского!.. Прошу, прош-у-у-у! — трубит он вдруг и бросается через ящики и корзины, расставив локти, будто квочка.

Нет, здесь невозможно работать, говорит себе Филипп, собирая разбросанные по столу документы, и уходит в канцелярию.

Через некоторое время он возвращается совершенно подавленный: бухгалтер заявил категорически, что квартал кончился, никаких, мол, справок и услуг!.. Филипп стоит в коридоре, и вдруг рядом неизвестно каким образом оказывается Таска. Он смущенно объясняет, зачем приходил и как его выпроводили.

— Пойдем! — решительно говорит она и тянет его за собой обратно, в канцелярию. Там она садится за счетную машинку и мигом все просчитывает. Но, прежде чем продиктовать последнюю цифру, грустно качает головой и говорит тихонько, чтобы не слышали другие: — Полная безнадёга…

Результаты и в самом деле неутешительные.

Он не помнит, как выскочил из здания и брел селом, как вышел в поле. Конечно, Филипп знал: урожай на опытных участках должен быть ниже контрольного, но чтобы такая большая разница… Вот когда Сивриев всыплет им по первое число, и никто ему рта не заткнет, потому что получается — прав был Главный.

«Безнадёга» — вспоминается тихий голосок Таски.

Это слово, дважды услышанное вчера и сегодня, делает, кажется, всю его жизнь бессмысленной.

А страх?.. Частицы этого омерзительного чувства он всегда носил в себе, но то, что случилось неделю назад в ресторане, потрясло его. Упал зонтик Виктории, и Филипп, завернув скатерть, наклонился его поднять. И совсем близко увидел вдруг колени Виктории — две нежные округлости, слегка загоревшие, гладкие, словно отполированный морем мрамор. Кровь застучала в висках, облила лицо кипятком, и Филипп широко открыл рот, переводя дух. Ничего подобного не чувствовал он ни с одной женщиной, это было как удар тока. Что же дальше, успокоившись, думал он, ведь Виктория — жена его брата. Нет, не жена — была женой, это большая разница… И вот этот неожиданный взрыв. Что это? Новая встреча с красотой и совершенством, которые он еще раз открывает в ее образе, глядя на нее уже глазами взрослого? Только ли это, думает Филипп, бредя по полевой дороге, или и здесь стоит за спиной та самая «безнадёга», о которой напоминали ему и Симо и Таска?..

— Эй! Тут случайно не турки живут?

На придорожной делянке стоят, впившись в него глазами, женщины из звена тетки Велики.

— Мы ведь не турчанки, чтоб ничего нам не сообщать. Говори конечный результат!

— Что там говорить? Нет и трех тонн.

— Вот это да! — Велика выскочила ему навстречу. — Немало это — около трех тонн! Кто ж тебе даст их даром! Пойдем-ка к Симо, давай втроем поговорим. Как погляжу на тебя — вот-вот заплачешь… Не расстраивайся. Увидит кто — обсмеет, скажет, ничего, мол, не вышло у вас, только зубы заговаривали людям. А Симо — у него всегда так, за что б ни взялся, ничего не доведет до конца. Сам подумай: недаром ведь холостым до сих пор ходит!

Голубова они находят на скамейке возле барака.

— Вот и я! — выкрикивает издали звеньевая. — Эй, Симо, когда речь идет о чем-то новом, мы, простые люди, за это горой!

Тетка Велика сидит с ними рядом, беседует вроде даже не совсем серьезно. Однако минут через десять Филипп замечает, что на душе полегчало и вера его в стелющиеся помидоры чудесным образом возрождается.

— Добро медленно пробивает себе дорогу, — продолжает Велика, — потому и нельзя требовать, чтобы все в него сразу поверили. На ошибках учиться надо, а не отчаиваться из-за них. А сейчас ошиблись, потому что приравняли опыт к обыкновенной посадке. В следующем году, коли будем живы-здоровы, не одно, не два — если понадобится, три опрыскивания сделаем. Эти помидоры такой дешевый труд, — заключает она, — что несколько опрыскивателей не сделают его дороже. Важен результат, вот тогда злоязыкие заткнутся, а у добрых людей глаза откроются на все хорошее. Вот так нужно, а не как они…

— Нет, пожалуй, уже и этого недостаточно, — говорит Голубов после ее ухода. — Результат? Конечно, он важен, только это не все. Нужно еще большее сгущение в ряду и увеличение расстояния между рядами. Тогда возможной станет механизированная обработка — и опрыскивание, и подкормка, и окучивание. Вот где экономия в больших производственных масштабах, это тебе не экономия каких-то там колышков… — Посмотрев на часы, Симо поднимается. — Пойдем-ка со мной в студенческую бригаду. Совещание там у них.

Возле приемного пункта стоят на путях два состава — один уже загружен, другой — порожняк.

Помидоры, помидоры! Свежие помидоры для старой Европы! Везут их поездами, автопоездами, самолетами. В считанные дни, а может, всего лишь часы прибывает к покупателям красное золото Болгарии.

Это там, на дорогах.

А в Югне и окрестных селах крестьяне и горожане, бригады студентов и школьников, иностранные торговые представители в машинах с чужими номерами, начальство… Одни уезжают, другие приезжают. По неровным проселочным дорогам носятся автомобили незнакомых марок, а в поездах, в душных купе уезжают мужчины в летних рубашках, с развязанными галстуками…

И все это из-за витаминов и аминокислот, в которых человечество в наши дни, говорят, очень нуждается — как в чистом воздухе, как в прозрачной, чистой воде.

А знает ли человечество, как добываются эти витамины и аминокислоты? Известно ли ему, человечеству, как люди здесь не спят до полуночи, иногда и всю ночь, а на ранней заре снова в поле. И когда — примерно между часом и тремя — район вокзала немного опустеет и притихнет, становится как-то непривычно и, может быть, даже страшно. Разве может хоть на миг остановиться сердце живого организма? Нормально ли это? Подобные странноватые мысли могут возникнуть разве что в голове человека, до смерти изнуренного работой: он забылся в тяжелой дремоте, а когда открыл блуждающие глаза, обнаружил вокруг непривычную пустоту и тишь. Человек этот — Драго, обладатель неподражаемого баса, заведующий югненским приемным пунктом. Тот самый Драго, бабка которого, Марийка, рассказывала, как во времена ее молодости красными помидорами кормили свиней, считая их «пакостными», а люди ели зеленые — запекали их в подницах [7] Подница — плоская глиняная форма, в которой крестьяне пекут хлеб. или просто в горячей золе, растирали в кашицу с репчатым луком да солью, а после макали туда кусочки хлеба. Именно бабка Марийка завела в Югне моду на красные помидоры — после того как увидела в Петриче, как их нарезают с репчатым луком и, подсолив, едят. Таким образом и положила она начало новому летосчислению в югненской домашней кухне…