Кирилл Апостолов - Времена и люди

Сивриев сам уладил дело с разрешением, и ранним воскресным утром два отряда охотников с шумом и криками двинулись с разных концов Моравки в сторону границы. До полудня обшарили чуть не весь лес — медведицы нет как нет. Лишь к двум часам в местности Язовы Дыры кто-то из охотников бежит, сине-зеленый от страха. «Бай Тишо, — кричит, — вон там, за скалой! Едва не налетел на нее. А здорова-то — настоящая свинья, скажу я тебе». Председатель отправил испуганного крестьянина предупредить людей Сивриева, стоявших на противоположном склоне, а сам с несколькими охотниками, слева и справа огибая скалу, пошел к укромному месту. Крутизна вынуждала карабкаться, волочить ноги по прошлогодней листве. Надо было захватить зверя в берлоге. Но, учитывая шум, который они подняли, было бы чудом, если бы хищница их не почуяла. И правда: когда они приблизились, когда смельчаки вскарабкались по скале и проникли в полумрак берлоги, медведицы там уже не было.

В это время кто-то из группы Сивриева, пересекавшей впадину, закричал: «Вон она!» Бай Тишо велел своим людям поспешить. А стрельба на противоположном склоне уже началась. В промежутке между двумя выстрелами председатель услышал Главного — тот ругал охотника, оставившего свою засаду: «Куда бежишь, чертова кукла?»

Медведица выскочила на открытую просеку. Приостановилась. И выстрелы как будто не очень ее пугали. Улизнула, сказал себе бай Тишо. В этот момент он не знал, что больше его волновало: что и в дальнейшем не прекратятся набеги на стада или что медведица уцелела… И тогда вдруг в конце просеки на ее пути появился Сивриев. Он стоял, раздвинув ноги, рядом со стволом старого бука и ждал, целясь, приближения зверя. Когда расстояние между ними сократилось до минимума, а лес, кажется, оглох от напряжения, один за другим протрещали два выстрела. Медведица, взревев, замотала головой, точно отгоняя назойливую муху. Главный попятился — он явно надеялся укрыться за деревом, но зверь шел быстрее и приблизился к нему, прежде чем он достиг спасительного ствола бука. Уже будучи на расстоянии шага от человека, медведица замахнулась, но силы ее были на исходе. И все-таки она успела зацепить Сивриева лапой.

Все столпились на поляне, и пока одни осматривали мертвого зверя, другие пытались помочь Главному. Левая штанина была у него разодрана сверху донизу и набухала, пропитываясь кровью.

Бай Тишо послал гонцов — одного за врачом, который был с группой Нено, другого — к деду Методию за целебными травами. Именно с ним и пришла Елена. Не обращая внимания на подшучивания мужчин, она присела возле пострадавшего, промыла рану ракией, помазала чем-то и бережно сверху донизу обмотала ногу чистым полотном — и все это с таким знанием дела и таким спокойствием, что все только диву дались.

Закончив перевязку, Елена вскочила, отряхнула юбку и отдала охотникам остатки ракии. Кто-то спросил шутливо, что больше поможет агроному: ракия, мазь или белые руки исцелительницы. Все вместе должно помочь, ответила красавица: ракию и лекарственную мазь делал ее свекор, там все как надо, а остальное она сделала как смогла. Другой шутник подбросил, что, дескать, завидует агроному и искренне жалеет, что не он на его месте. Лукавая женщина и на этот раз не осталась в долгу: «Кто что заслужил». В ее ответе явно был вызов, но она так мило это сказала, что никто и не подумал обидеться.

И лишь Сивриев за все время не проронил ни слова. Он вроде бы не одобрял не только шуток, но и самого поступка Елены. И бай Тишо смотрел хмуро, хотя, честно говоря, ее помощь оказалась единственной здесь, в лесной чащобе; второй гонец вернулся, не найдя группы Нено…

Вот о чем вспоминал этим утром бай Тишо. Он прикидывал, рассказать ли Славке о Тодоровых «подвигах» или не рассказывать. Она, конечно, осудит Сивриева — не из тех она, кто, махнув рукой, скажет: «На том стоял мир, на том и будет стоять!..» Тут у них мнения сходятся. Но если бай Тишо иногда склонен был поступиться своими принципами, лишь бы не нарушать мира и взаимопонимания между людьми, то Славка во всем была прямолинейна. Именно по этой причине ему было немного не по себе. Как бы она не пошла к Главному с руганью… Бай Тишо заранее знал, что ему скажет Славка и что ответит ей Сивриев. Найдет коса на камень!..

Откинув одеяло, он спускает ноги на пол. Прислушивается, босиком идет на кухню. Там на столе, покрытом цветастой скатертью, ждет его миска с заквашенным вчера молоком. Одевшись и наскоро позавтракав, бай Тишо спешит в правление.

В просторном кабинете тихо, прохладно. Председатель просматривает накопившуюся за два дня корреспонденцию, когда без стука входит Нено и молча останавливается у окна. По всему видно, что недоспал: веки опухли, лицо помятое. Привык ни в чем себе не отказывать, так что сейчас белый свет был ему, конечно, не мил. Зевая, Нено посмотрел на часы и воскликнул нарочито бодрым тоном:

— Пора и кофе выпить.

— Твое дело.

— А ты будешь?

— Что ж, не откажусь. Отведаю импортного, — соглашается бай Тишо, подавая через стол какой-то мятый, в клеточку листок. — Прочти. От полевого сторожа из Яворнишкова.

Нено читает про себя, но председатель требует:

— Вслух, вслух читай!

— «Рапорт от Глигора, — читает партсекретарь. — Тов. председатель доношу потому, что двадцать второго сего я шел от Почты за водой и встретил Мару Попову набравшей полный фартук помидор общественных, а с ней Победу Дулеву, а Мара Попова работает на Радиоузле и поэтому знают ее народная милиция. Остаюсь в надежде на ваше решение и подписываюсь потому что это точно крадено из общественного».

— А сейчас послушай еще кое-что, — говорит председатель. — «Прошу дать мне то, что даете всем женщинам трем детям матерям». Поди разбери, чего она хочет! А хочет она надбавку получить — за третьего ребенка. Малограмотные — ладно, от незнания. Но шутники!.. Ты еще молод, не знаю, помнишь ли, было время, дня не проходило без скандала, а уж без шпилек да подначек…

— Мир никогда не переставал смеяться, — поправляет его Нено и звонит Таске, чтобы приготовила кофе. Девушка удивленно смотрит на него, но он добавляет: — Да-да. Для бай Тишо — сладкий. — И после ухода секретарши продолжает: — Послушай одну давнюю историю… Ты знаешь Тридцатилевку?

— А как же? Не знаю только, за что ему такое прозвище приклеили.

— Сейчас расскажу. Но имя женщины умолчу.

— Вот тебе раз! И он — с женщиной?

— Да. Шутники наши молчат при тебе, потому что не любишь ты подобные истории, иначе давно бы тебя осведомили.

Бай Тишо, изменившись в лице, машет руками.

— Уж ежели это така-а-ая история, — тянет он, — давай позовем и Сивриева, а? Может, стыдно станет. Прямо должен сказать, не ожидал я от него подобной гадости. Да и эта хороша — пять километров бежала, бесстыжая, чтоб его перевязать. Милосердие, нечего сказать. Мужики со смеху помирали… Стыдоба.