Геннадий Марченко - Выживший

- Нет у нас в советском государстве каторги, Клавдия Васильевна.

- А чиво ж есть-то?

- Ну, тюрьма, лагеря, этого хватает...

- Ну вот лагерем и пригрозите, может, за ум возьмется.... Молочка али чайку? Этот-то обормот пришёл тут как-то пьяный, сунул мне коробку чаю, я ее и спрятала. Мало ли, когда ещё пригодится.

- Приворовывает, значит, ваш постоялец?

- Э-э, того не ведаю, может, и купил, - заюлила старушка.

- Ладно, давайте чаю... и капельку молока туда плесните. По-английски чай попьем.

- Ну, не знаю уж, по-аглицки или как, а только как скажете - так оно и будет.

От стола я отвалился, словно насосавшийся крови комар. Хорошо-то как, и совсем не хочется думать о плохом. Сейчас бы ещё покемарить часик-другой.

Хозяйка, видно, уловила мой осоловелый взгляд.

- Вы ежели вздремнуть пожелаете - то можете в той комнате прилечь, - предложила бабуля. - А Васька придет, так сразу его и споймаете.

- Ладно, будем считать, что это засада, - согласился я. - Только сапоги скину, а спать буду в форме.

- Это уж как хотите, дело хозяйское.

Постель, конечно, не моя кроватка из будущего, но уж всяко лучше нар. Сунув револьвер под подушку, я повернулся на правый бок и тут же отрубился.

Глава V

Постоялец не появился и утром. Бабушка меня не будила, так что сам я продрал глаза лишь в половине восьмого. Сев на кровати, сладко потянулся, морщась от лучика утреннего солнца, пробивавшегося в этот полуподвал. Происшедшее накануне казалось мне случившимся словно и не со мной.

- Ой, как на Ваську-то похож! Вчера в потемках и не разглядела толком, а чичас прямо одно лицо! Только побриться - и не отличишь.

Бабуля замерла в дверном проеме с видавшим виды полотенцем в руках, взирая на меня с нескрываемым интересом. Понятно, не в плотском плане, наверняка климакс ее уже навестил, причем давненько. Интерес как раз был вызван схожестью, на взгляд Старовойтовой, между мною и ее постояльцем.

- Что, серьезно так похож?

- Вот те хрест! - мелко перекрестилась старушка.

- А есть его фото?

Спросил я неспроста, потому как в моей голове зародилась вполне очевидная мыслишка.

- Ежели только он, паршивец, документ дома оставил, - сказала бабка, делая ударение в слове 'документ' на второй слог. - Чичас гляну.

Она принялась рыться в тумбочке, и спустя несколько секунд извлекла на свет божий удостоверение личности, принадлежащее некоему Василию Матвеевичу Яхонтову, родившемуся в 1908 году в Змиеве Змиевского уезда Харьковской губернии.

- Паспорта у него не было?

- Да откель паспорт-то! Он, почитай, из села приехал, кто ж ему такой документ выдаст.

Ну да, в это время процесс паспортизации только налаживался, а то начитались Маяковского, что он там что-то из штанин извлекает, я-то только годы спустя узнал, что в стихотворении речь шла о загранпаспорте. В загранку - да, без паспорта никак, а внутри страны как-то обходились.

Приглядевшись к лицу изображенного на небольшой черно-белой фотографии человека, я понял, что он и впрямь чем-то смахивает на меня. Может, это знак свыше? На первое время могу закосить под Яхонтова, а там уж как-нибудь, с божьей помощью... Правда, нужно ещё от формы сотрудника НКВД избавиться, заменив ее на гражданскую. Хорошо ещё, что бабуля не разбирается в таких тонкостях, приняла меня за милиционера.

- Знаете что, Клавдия Ивановна, я, пожалуй, временно конфискую этот документ для проверки личности вашего постояльца. Если объявится - так ему и передайте. Потом повесткой вызовем в милицию, а заодно и ваш вопрос постараемся решить. Если внушение не поможет - будем применять к дебоширу более строгие меры.

- Вот спасибо, сынок! Я ж за тебя молиться теперь буду!

- Не надо молиться, ваше дело - вовремя докладывать о творящихся безобразиях. И не поселять у себя жильцов без соответствующего оформления документов... Ох, что-то есть так хочется!

- Так я быстро кашку пшенную с молочком утренним сготовлю, у нас тут поутру разносит крестьянка из Бутово.

- А что ж, не откажусь. Премного благодарен за вашу заботу. Я у вас тут, получается, и сам словно постоялец, вечер да ночь провел.

- Вот кабы все были такие постояльцы - и слава Богу!

- И ещё платили бы, - усмехнулся я.

- Дык жить-то надо, куды ж деваться, на пенсию, что артель платит, разве ж проживешь?!

- А что за артель?

- Дык я ж тридцать лет, почитай, на 'трехгорке' проработала, они и платят из фонда.

- На 'Трехгорной мануфактуре'?

- На ей самой, будь она неладна.

- А что так?

- Дык сама там всё здоровье оставила, ещё и мужа моего, Степана Лексеича, мануфактура эта в 21-м забрала: попал в ситценабивной станок, когда уж вытащили - одни кровавые ошметки.

Тут Клавдия Ивановна снова со вздохом перекрестилась, теперь уже на черно-белую фотографию в рамке, на которой была изображена она же в возрасте лет тридцати, с платочком на голове, рядом с усатым мужиком картузе, выглядевшем куда старше.

- Мы ж с ним оба с Псковской губернии. Приехали в Москву аккурат к войне с японцами, да и устроились на мануфактуру. Подвальчик вот себе заработали на пару комнатушек. Детей двоих родили, сына с дочкой, ну энто ещё до революции, они уж разлетелись. Дочь за военного вышла, они на Дальнем Востоке сейчас, а сын помер, под поезд попал, царствие ему небесное, Володеньке моему.

Опять перекрестилась, теперь уже на общее фото, где были изображены все члены семьи. - Чивой-то я разговорилась, пойду кашу готовить.

Оставшись один, я, с оглядкой на дверной проем, принялся рыться в вещах постояльца. Так, опасная бритва - вещь полезная. Обмылок дегтярного мыла в плотной бумаге - тоже сгодится. Это всё вместе вкупе с удостоверением личности втиснулось в планшет, который я вместе с формой и оружием позаимствовал у Шляхмана. И кое-какая одежонка имеется. Причем, что приятно, на вид вроде бы мой размер. Натянул на гимнастерку пиджак... Слегка маловат, но без гимнастерки, думается, будет свободнее. Снял, отложил в сторону. Вот и сорочка, большой отложной по моде воротник относительно чистый - откладываем к пиджаку. Брюки... Приложил к себе - коротковаты, по щиколотку, а на дворе не 60-е, стиляг ещё нет, тут мужики, как я заметил ещё по прибытии в прошлое, форсят в просторных штанах.

- Ой, чивой-то вы делаете?

Старушка как-то гармонично перескакивала с 'вы' на 'ты' и обратно. Сейчас, стоя в дверях, она с любопытством наблюдала за моими действиями.

- А-а... Это на экспертизу, образцы одежды, - отбрехался я. - Потом вернем, пусть жилец не переживает.

- Ну ежели на икспиртизу - то ладно. Каша стынет, товарищ милиционер.

Позавтракав, я объявил, что мне нужно сдавать дежурство, а посему отбываю в Управление, прихватив с собой удостоверение личности и перевязанные бечевкой образцы одежды Василия Матвеевича Яхонтова. Переодеться на скорую руку удалось в одной из квартир готовящегося под снос двухэтажного дома старинной постройки, который обнаружился в паре кварталов от дома старушки Старовойтовой. Старинный московский дворик, словно бы списанный с картины Поленова. Дешевенькая, засиженная мухами репродукция картины с указанием фамилии автора на нижнем канте висела у нас на кухне, и всёмое детство пейзаж ассоциировался с мамиными борщами, котлетами и пирожками с яйцом и капустой, которые ей особенно удавались. Пока эти дворики ещё существовали, в моем же будущем центр Москвы был практически полностью избавлен от них, будучи закатанным в асфальт. Ну хоть старинные особняки сносить не стали, сохранив историческое лицо города.