Геннадий Марченко - Выживший

- Знал бы, что понадобятся доказательства - захватил бы побольше, - хмыкнул я, отправляя в рот приятно хрустнувшее печенье. - Сотовый телефон, ноутбук... Да мало ли, чем вас можно удивить.

- Но самое главное - знание будущих событий. Разве не так?

- Если этими знаниями только можно воспользоваться. А то пустят в расход, как говорится, ни за понюшку табаку, и никакой пользы родной стране принести не успеешь.

- И это верно.

Ежов сделал ещё глоток и, понизив голос, спросил:

- Так что, меня и в самом деле должны расстрелять в 40-м году?

- Должны... Если мне память не изменяет. То, что расстреляют - это точно, как бы вам ни неприятно это было слышать, насчет даты не совсем уверен, я же не историк, может, и ошибся годом, но всё же, кажется, 40-й.

- То есть подробностей не знаете?

Я пожал плечами.

- Запишут, скорее всего, во враги народа. Как вы Ягоду, так и вас... В это время, по-моему, ничего удивительного в том, что сегодня ты кого-то расстреливаешь, а завтра уже тебе пулю в затылок.

Ежов поерзал на месте, затем, не выдержав, встал и принялся расхаживать по кабинету в своих мягко ступавших, начищенных до блеска сапожках. Это продолжалось минуты три, я уже успел допить чай и внаглую доесть печенья, когда, наконец, опершись поясницей в высокий для него подоконник и скрестив на груди руки, нарком спросил:

- Ладно, разговор не обо мне, хотя неприятно слышать, что тебя обвинят в измене Родине и поставят к стенке. Вы же упоминали, что Советскому Союзу предстоит долгая и кровопролитная война с фашисткой Германией?

- Да, так и будет. Германия на нас нападет рано утром 22 июня 1941 года. Первой под удар попадет Брестская крепость, гарнизоном которой командовал... вернее, будет командовать лейтенант Кижеватов.

- Брестская? Так ведь Брест польский.

- Если ничего не путаю, после начала Второй мировой в 1939 году Брест захватили немцы, и по договору передали Советскому Союзу. В Бресте вроде бы даже прошёл совместный парад войск Вермахта и РККА.

- Вот как? А почему мы не вступили в войну против немцев?

Ну, про пакт Молотова-Риббентропа не слышал разве что ребенок, так я и сказал Ежову. На что тот покачал головой и задумчиво потер пальцами чисто выбритый подбородок.

- А вообще, насколько я знаю из кое-каких рассекреченных документов, начало войны мы провалили по вине безграмотных командиров, пришедших на смену профессионалам. Если память мне не изменяет, к 22 июня 1941 года у нас было 14 тысяч танков против четырех тысяч немецких, 10 тысяч самолётов против 5 тысяч немецких, около 60 тысяч орудий и минометов против чуть более 40 тысяч у немцев. Однако Гитлер гнал наши войска до самой Москвы, в хвост и гриву, одними пленными взяв к зиме более трех миллионов советских солдат и офицеров.

- Так что же вы предлагает, выпустить всех изменников Родины и вернуть их на командные посты в советскую армию? А что с расстрелянными делать? С тем же Тухачевским? Не поторопились мы его к стенке поставить за подготовку государственного переворота?

- Может, и поторопились, я просто констатирую факты. А ваше дело - думать. Ваше и товарища Сталина. Кстати, а вы не думаете, что мне не мешало бы встретиться лично с товарищем Сталиным?

- Сталиным?

Ежов с интересом поглядел на меня, словно я был каким-то редким экспонатом кунсткамеры.

- Ну да, действительно, как же с Генеральным секретарем ЦК не встретиться... Встретитесь обязательно, Ефим... ммм...

- Николаевич.

- Обязательно встретитесь, Ефим Николаевич. Но вы должны сами понимать, что у товарища Сталина каждый день расписан по минутам, и выкроить время даже для вас, человека из будущего - не так-то просто.

- Я прекрасно понимаю, и готов ждать столько, сколько нужно, хотя лучше не затягивать: наша армия и оборонная промышленность должны успеть подготовиться к нападению фашисткой Германии. И кстати, - набравшись наглости, добавил я, - желательно ждать в более комфортных условиях, чем Бутырская тюрьма.

- Конечно, конечно, я всё прекрасно понимаю. Естественно, в камеру мы вас не вернем, устроим получше.

- Там, между прочим, со мной вместе своей участи дожидались люди, которые явно попали туда по недоразумению.

- Ну, следствие разберется, кто в чем виноват, - прорезался металл в голосе Ежова, и он тут же сменил тему. - Думаю, сегодня я услышал достаточно. Предлагаю вам обождать в приёмной, а я пока дам товарищу Фриновскому кое-какие распоряжения.

Он даже пожал мою руку своей маленькой и влажной ладошкой, после чего мне уже свою ладонь захотелось обо что-нибудь вытереть. Я вышёл в коридор, а Фриновский скрылся в кабинете шефа. Появился он оттуда минуты через три.

- Сорокин, пойдемте, я вас пока устрою, а завтра снова встретитесь с товарищем Ежовым, продолжите ваше общение.

Опа, а ведь он мимолетом, а всё же перемигнулся со Шляхманом, и тот понятливо чуть опустил подбородок. Не иначе друзья-товарищи что-то задумали, возможно, с подачи наркома, и мне это оч-чень не понравилось. Но пока придется делать то, что говорят, изображать из себя послушного подследственного.

- Руки за спину? - поинтересовался я на всякий случай.

- Не стоит.

- Как скажете.

Уже лучше, в случае чего свободные руки могут многое решить. Интересно, куда меня определят. Может быть, в какую-нибудь ведомственную гостиницу? Пусть даже и под охраной, однако в приличных условиях, где я смогу наконец нормально помыться, отъесться и отоспаться.

В компании с Фриновским, Шляхманом и парой давешних конвоиров мы спустились на первый этаж, где мой следователь своих помощников попросил дождаться его в машине, припаркованной во дворе здания. А мы направились не к выходу, а в дальний конец коридора. Там обнаружилась ещё одна, слабоосвещённая лестница, больше похожая на запасной выход.

- А куда мы идем, если не секрет? - с невинным видом поинтересовался я у сопровождающих.

- Сейчас всё узнаете, - успокоил меня Фриновский.

Лестница закончилась, мы остановились у железной двери, которую охранял молодой сотрудник НКВД с парой квадратиков в петлицах и кобурой на боку. Рядом с ним находилась тумбочка с черным телефоном без диска. При нашем появлении чекист вытянулся в струнку:

- Здравия желаю, товарищ комкор!

- Вольно, товарищ сержант. Мы ненадолго, нам тут нужно товарища определить.... На жительство.

- Так точно! - невозмутимо отрапортовал энкавэдэшник, открывая ключом дверь.

- Здесь у нас специальные гостевые комнаты, - сказал мне Фриновский, видимо, заметив что-то на моем лице. - Не 'Метрополь', конечно, но лучше, чем камера.

Заместитель народного комиссара посторонился, пропуская меня вперед. На какое-то мгновение наши взгляды встретились, и я понял, что он знает, что я знаю. В общем, как в дешевых голливудских фильмах.