Елена Попова - Егоша и маленькие, маленькие бабочки…

— Ничего, ничего! — вскричал мужчина с крайне раздраженной интонацией. — Посмотрим, как запоешь лет через пять! Думаешь, все так просто? Это у них просто! А у нас через сердце, через душу! Такой идет перегруз! — мужчина даже задохнулся, с трудом перевел дыхание. — Твоего-то как звать?

— Миша.

— А моего Леонид. Я ж неплохо жил, вполне. Бизнес не бог весть какой, но стабильный. Жена довольна, дети довольны, родственников обеспечил. Нужна мне эта гонка за деньгами! Я умею останавливаться. Короче, вполне жизнь удалась. А тут этот Леонид. Да. Вначале, как у тебя, еще ничего. А потом так пошел перегруз. Все эти ужасы — войны, драки, несчастные, искалеченные, беженцы, страдальцы, весь этот кошмар сердце на части рвет, душу топчет. Да у меня душа уже вся выгорела! А там и бизнес стал лететь. Кое-что скопил, на том и живу.

— Так всегда же так было, — сказал Егоша рассудительно. — Когда везде хорошо было? Всегда были войны и несчастные, и искалеченные. Африку возьмите, Азию. И голод, и пресной воды не хватает.

— Это ты так говоришь, потому что заперт на три замка. Если заперт на три замка, жить еще можно. Живи себе свою жизнь и радуйся. В ресторан сходил, на рыбалку съездил, вот тебе и радость. А если замки сорваны и там дыра, куда вся мерзость хлещет и лезут, лезут, вопят, цепляются, все эти голодные, холодные. Котенка шелудивого на улице встречу — рыдаю. Вот до чего дошел. Как-то психанул, не выдержал, — да ну ее, эту флешку, и прямо с моста в реку. И что ты думаешь?

— Я ничего не думаю, — сказал Егоша.

— Наутро в кармане уже другая. От них так легко не отделаешься. Мафия.

— Леонида своего встречал?

— Было пару раз. А что с него взять? Он же не человек. Думаю заявление написать. Пусть хоть отпуск дадут, годика на два. Для восстановления. Отпустят, как думаешь?

— Не знаю, — ответил Егоша вяло.

Он уже порядком устал от своего нового знакомца. Последнее время редко общался с людьми. Домашние — дело привычное, и сослуживцы дело привычное, одни и те же из месяца в месяц, из года в год. И с каждым общаешься по своему шаблону.

— Много таких, как мы? — спросил Егоша.

— В этом городе ты — второй. Так ведь сколько городов на свете! Я думаю, хватает.

Наконец они расстались. Егоша вернулся домой и занялся своим делом.

Вот так и шли дни за днями. Возвращалась с дачи жена и уезжала туда опять, и опять возвращалась, нагруженная банками с консервированными овощами. Отпуск Егоша тоже провел в городе. Но это его не тяготило. Ложился он поздно, спал почти до обеда и потом, после нехитрой еды, опять садился за компьютер. Как-то он вышел прогуляться и увидел, что деревья в сквере начали желтеть. Вот и лето кончилось, — подумал Егоша без сожаления и пошел себе дальше.

Так что все шло совсем неплохо. Однако осенью, когда резко переменилась погода и начались холода, Егоша затосковал. Он и сам не понимал, с чего это вдруг с ним. Поздним вечером он мог спуститься во двор и стоял там, выбирая место, чтобы больше было видно небо, подолгу смотрел в его холодное, неподвижное пространство на неподвижные звезды. Он говорил себе — нет, звезды не неподвижны, просто они очень далеко, на разных расстояниях друг от друга, и все движутся по своим путям, а Вселенная велика и безгранична. Но сколько бы он ни говорил себе это — ощущение не менялось, небесный свод давил на него и казался потолком, под которым, задавленная отсутствием пространства, шла его жизнь и жизнь его раздираемой страстями маленькой планеты.

Жена стала ему казаться чужой, крикливой, резко постаревшей. Дочь плохо воспитанным чужим существом, напоминавшим родню жены теми качествами, которые были ему особенно чужды. Ну а сослуживцы — просто марионетками, исполнявшими вокруг него какие-то свои давно заданные роли.

И уже информация, которую он так добросовестно скачивал из интернета, не перетекала напрямую на флешку, как раньше, как бы совсем его не касаясь, а тяжелым грузом оседала в душе, как будто его душа, как и предупреждал его новый знакомец, и была средоточием бед всего мира.

Теперь он часто плакал, а в иные минуты просто сидел, как истукан — без мыслей и без желаний.

— Что с тобой? — спрашивала жена.

— Ничего, — отвечал Егоша.

— Но с тобой что-то происходит.

— Не знаю, — говорил Егоша. — Оставь меня! Дай посидеть.

И он застывал в этой неподвижности, как бы защищая свой маленький мир, свою крепость, остатки ее, пробитую тяжелыми снарядами чужой беды.

Как-то он не выдержал — нашел визитную карточку нового знакомца.

— Что-то у меня тоже. Короче, так. — выдавил Егоша и заплакал.

— А я с ними завязал, пусть хоть в тюрьму сажают, — сказал знакомец. — Но тут у меня появилось одно соображение. Слушаешь, что ли, или совсем обмяк?

— Слушаю, — сказал Егоша.

— Надо бы нам всем как-то собраться, обсудить, что ли. Свой профсоюз, типа… да. Права защищать, как у людей, а не с номерами этими проклятущими. Я тут уже про кого-то дознался.

— Как? — спросил Егоша.

— Как, как. Все тебе и скажи! Способности у меня, понял? Не просто так в свое время бизнес поднял. Я эту информацию из Леонида тянул, тянул, он и не заметил как. Они ведь все простодушные. И твой простодушный. Не просто так я когда-то свой бизнес поднял, дай бог каждому! Короче, жди. Скоро позвоню.

И Егоша стал ждать. А жить ему было все тяжелее и тяжелее, так что жена совсем уж забеспокоилась.

Как-то сидел он перед компьютером и скачивал информацию о том, как в какой-то стране какие-то люди опять расстреляли много каких-то людей, и в очередной раз заплакал. Потому что почувствовал вдруг очень реально, что это расстреляли его и его семью, что это его собственная дочь и его собственная жена лежат на холодном полу и истекают кровью, и он сам истекает кровью и поэтому ничем не может им помочь.

— Да что с тобой? — вскинулась жена. — Что происходит? Может, к врачу сходишь?

— Меня уже не вылечишь, — горько ответил Егоша.

И от ужина отказался.

— Да что же это такое? — раскричалась жена. — Человек есть перестал! Хочешь огурчик? У меня в этом году замечательные огурчики! Дала рецепт Марья Ивановна.

— Какая Марья Ивановна? — взвыл Егоша.

— Марья Ивановна, подруга Зиночки, маминой подруги! Ты же столько раз видел Зиночку! А Марья Ивановна.

Но Егоша не дал жене договорить все эти подробности. Он побелел и закричал:

— Уйди! Уйди! Уйди! — и затопал ногами.

На другой день знакомец ему позвонил.

— Привет, — сказал бодро. — Ручка, бумага есть?

— Сейчас, — сказал Егоша и полез за ручкой.

— В ближайшую субботу в семь утра на вокзале у касс. Билеты я купил. Оденься теплее, провизии на два дня.

— Какой провизии? — не понял Егоша.

— Провианта. Тушенка. Хлеб. Макароны. Шоколад. Сам соображай, — и трубку повесил.