Маргарет Этвуд - Пожирательница грехов

Да ведь она будет все отрицать. «О чем ты говоришь? Да нет же, я видела. Улетела вон туда. С какой стати мне выдумывать?» И будет смотреть на него спокойными, ясными глазами, неколебимая как скала.

Эдвард вдруг представил, как вылетает из зарослей, словно Кинг-Конг, хватает Сару и швыряет ее в жертвенный колодец. Только бы вышибить из нее этот взгляд, ласковый и тусклый, честный и надменный, как у мадонн на фламандских полотнах. Уверовать в собственную святость – вот как это называется. Она никогда ни в чем не виновата. Она не была такой, когда он с ней познакомился. Но и колодец не поможет: падая, она посмотрит на него, и на лице будет не страх, а какое-то материнское раздражение, будто он пролил какао на белую скатерть. И она обязательно одернет юбку. Ее всегда волновало, как она выглядит со стороны, всегда.

Нет, нельзя бросать Сару в священный колодец одетой, что-то есть в этом непристойное. Он помнит иллюстрации из разных книг, что читал, готовясь к поездке. (Да, и еще Сара считает, что готовиться к поездкам не нужно.

– Тебе разве не хочется узнать, куда ты едешь? – спрашивал он.

– Приеду и увижу, – говорила она. – Какой-нибудь статуе от этого не хуже, не лучше. – Эдварда бесили такие заявления, и даже теперь, когда они сюда приехали, она не хотела слушать его рассказы и давала ему тихий отпор, по обыкновению притворяясь, что не слышит.

– Это Чак-Мооль [27] Чак-Мооль – божество индейцев-тольтеков. , видишь? А на животе – жертвенное блюдо, туда они клали сердца. А бабочка на голове означает, что душа отлетает к солнцу.

– Эдвард, ты не достанешь мне лосьон для загара? Кажется, он в большой сумке, в левом кармашке.

И он доставал ей лосьон, и ему было тоскливо, потому что она снова одержала верх.)

Нет, она не подходит для принесения в жертву, хоть с лосьоном, хоть без. Люди давали согласие, чтоб их туда бросали, или же они сами прыгали: они обращались к богу дождя, чтобы пошел дождь, даруя плодородие. Те, кого топили в колодце, были посредниками между людьми и богом. Прежде Сара должна пройти очищение в этой каменной парильне у колодца. А после, обнаженная, преклонит пред ним колена, прикрыв рукой грудь в знак покорности. Он мысленно присовокупил украшения: золотое ожерелье с нефритовым медальоном, золотой венец, обрамленный перьями. Волосы, которые она обычно заплетает и закалывает на затылке, будут ниспадать с плеч.

Он вспомнил ее тело – пусть в его воображении оно будет стройнее, более упругим, – и захотел эту абстрактную женщину. Только так он мог распалить себя, и это все, что он испытывал к Саре – одно только безотносительное вожделение. Чтобы хоть как-то заняться с ней любовью, ему требовалось мысленно ее одеть. Он вспоминал прежние дни, до того, как они поженились. Словно другая женщина, так непохожи Сара прежняя и теперешняя. Тогда он боготворил ее тело, белый золоченый кубок, к которому он прикасался осторожно, с нежностью. И ей это нравилось: она была на два года старше и гораздо опытнее, но принимала его – неуклюжим, благоговейным, и не смеялась. Почему она так переменилась?

Порой он думал, что это из-за ребенка, который умер при родах. Потом Эдвард говорил, что нужно рожать снова, и она вроде соглашалась, но так и не забеременела. Они больше не поднимали этой темы. «Вот и все», – сказала она тогда в больнице. Доктор сказал – великолепный младенец, глупая случайность, такое бывает. После этого она не восстановилась в университете, да и работу не стала искать. Сидела дома, убиралась, смотрела через его плечо на дверь или в окно, будто ждала чего-то.

Сара склоняет перед ним голову. Он, в одеянии из перьев, длинноносый, в зубастой маске верховного жреца, опрыскивает ее кровью, колючками пущенной из его языка и пениса. Теперь он должен передать ей послание для бога. Но о чем просить?

И в то же самое время он думал: какая прекрасная идея, специальный проект для шестиклассников. Они будут вместе строить макеты храмов, он покажет слайды, привезет банку маисовых лепешек и тамалей, устроит им мексиканскую трапезу, и они выполнят из папье-маше маленьких чак-моолей, и будут играть в мяч, а капитану проигравшей команды отрубят голову – ребятам это понравится, в таком возрасте они кровожадны. Он представил себе, как он увлеченно рассказывает им, а они слушают, разинув рты. Он знал, что потом у него испортится настроение. Ведь что такое эти его специальные проекты? Не что иное, как замена телевизора, попытка их развлечь. Дети любят его, потому что он чуть ли не танцует перед ними – забавная кукла, неутомимая и чуточку нелепая. Неудивительно, что Сара его презирает.

Эдвард притушил ногой брошенную сигарету, надел шляпу, широкополую шляпу, купленную Сарой на рынке. Он хотел с короткими полями, чтобы не задевала бинокль. Но Сара заявила, что так он будет похож на игрока в гольф. И эта неизменная мягкая насмешка. Он задержится здесь, чтобы поддержать игру; затем он вернется.

А Сара мечтала, как бы провела эту поездку, если б Эдвард благополучно скончался. Конечно, она не хотела, чтобы он умер, но не представляла, как иначе он может исчезнуть из ее жизни. Он присутствовал во всем, он пропитал собой ее жизнь, словно запах. Ее мысли и поступки были связаны с Эдвардом. А она с удовольствием бы – а что тут такого? – прошла этот маршрут без него. Аккуратно вырезав его из картинки. Да без него она бы сюда и не приехала. Она с большим удовольствием лежала бы сейчас в шезлонге – например, в Акапулько, попивая холодный сок. Она добавила в картинку несколько смуглых юношей, но потом исключила их: это слишком напрягает, слишком все усложняется. Она часто подумывала изменить Эдварду, отомстить ему, хотя точно не знала за что, но никогда ему не изменяла. Она как-то растеряла всех подходящих знакомых.

Хорошо, допустим, она все же сюда приехала, но никакого Эдварда. Во-первых, она выбрала бы отель поприличнее – и чтобы в раковине была затычка. Они никогда еще не останавливались в отелях, чтобы в раковине была затычка. Конечно, это дороже, но она представляла, что, если б Эдвард умер, у нее были бы деньги, ей бы доставалась вся его зарплата, а не часть ее. Она понимала, что если б он по правде умер, никакой зарплаты бы не было, но если помнить об этом, нарушится стройность фантазии. И тогда бы Сара по возможности летала на самолетах или ездила на автобусах в первом классе и не тряслась бы в шумных и тесных салонах второго класса, потому что Эдвард так настаивал. Он говорил, это возможность вкусить местный колорит и какой смысл ехать в другую страну и ходить вместе одной кучей. Теоретически он прав, но от этих автобусов у нее болела голова, и ей совсем не хотелось погружаться в чужую нищету с ее убогими лачугами под соломенными крышами, а по двору гуляют индюки и хрюкают на привязи свиньи. Той же самой логики он придерживался при выборе ресторанов. Когда они приехали в деревню, она приметила отличный ресторанчик, и, между прочим, там совсем недорого. Но нет же, они ели в грязном домике с линолеумным полом, за столом, покрытым клеенкой. А за их спиной четверо подростков резались в домино, пили пиво и неприятно смеялись, а дети помладше смотрели телевизор – кажется, «Сиско Кид» [28] «Сиско Кид» (1950–1956) – американский вестерн-сериал. , дублированный вариант.