Герчо Атанасов - Провинциальная история

В середине лета, задолго до того, как Караджов получил назначение на новый пост и уехал в столицу, когда не было даже намека на то, что это может случиться так скоро, его вызвали в окружной комитет партии. Первый секретарь только что вернулся из очередной поездки в центр, и Караджов полагал, что поначалу на него обрушится целая лавина новых заданий, а уж потом начнется разговор по существу — должно же руководство округа выразить свое отношение к спору между ним и Стоилом Дженевым. Он знал, что после того досадного случая, когда он так по-глупому задержался в Брегово и опоздал на совещание, его разработки остались у Бонева, но ему и в голову не пришло, что тот брал их с собой, чтобы проконсультироваться в министерстве. Караджова беспокоило, о чем Первый говорил со Стоилом во время прогулки к памятникам старины, но хотя он подозревал, что Дженев сумел убедить Бонева в своей правоте, он шел в окружком со спокойной душой: в конце концов его, караджовская, позиция практически неуязвима, особенно сейчас, когда главный упор делается на то, чтобы хозяйственная деятельность давала максимально высокие результаты.

Бонев ждал его в своем кабинете, не особенно приветливый, но и не сердитый. Кажется, пронесло, решил Караджов и, едва переступив порог, извинился за то досадное опоздание. Бонев деловито поздоровался, заметил вполголоса, что извиняться — значит оправдываться, и раскрыл заранее подготовленную папку. В его голосе чувствовался холодок: он сам лично консультировался в центре, там нашли, что вариант Дженева более целесообразен, хотя и он нуждается в незначительных поправках; таким образом, спор окончен, много шума из ничего, — Бонев заметил, что Караджов весь побледнел, — им обоим надо засучив рукава браться за дело, хватит устраивать петушиные бои. Он протянул Караджову бумаги, что означало: ты свободен.

Уязвленный и ошарашенный столь неожиданным оборотом, Караджов попытался овладеть собой.

— Товарищ Бонев, мне непонятно, о каких петушиных боях идет речь.

Бонев, похоже, предвидел подобную реакцию.

— Нечего прикидываться наивным, ваши дрязги давно стали секретом Полишинеля.

— Между спором и дрязгами существует известная разница, — возразил Караджов.

— Вот именно. И должен откровенно тебе сказать — уничтожил эту разницу именно ты.

Нажужжал-таки ему Стоил в уши, пришел к заключению Караджов.

— Я очень сожалею, — произнес он.

— О чем?

— О том, что опоздал в тот раз. Надобно выслушать и другую сторону, говорили римляне.

— Сегодня, дорогой мой, я не рассчитывал пускаться в дискуссии с самого утра. Доводы Дженева оказались более убедительными. Так-то, а о стиле и методах руководства мы поговорим на бюро. Там вы сможете еще раз развить свои концепции, мы вас выслушаем по-римски и по-римски снимем с вас стружку. У тебя есть еще что-нибудь?

Тоже мне Соломон! — вспылил в душе Караджов и вежливо откланялся.

Он стоял в коридоре, расстроенный и злой. Дженев сделал свое дело, утер ему нос как следует. А ведь все складывалось вроде бы неплохо, не случись эта бреговская история. Злоба к Марии захлестнула его — все из-за нее! Стоил только того и ждал: умеет охмурять наивных простаков… А партийный лидер даже в министерство поперся, консультация ему, видите ли, потребовалась, а те тоже хороши, генеральный с Калояновым, чего им стоило звякнуть по телефону, предупредить его! Нет, надо срочно наведаться к Калоянову, пускай скорее провернет начатое дельце, надо при первой же возможности выбраться из этой дыры, распрощаться с этими доморощенными мыслителями.

Хранов встретил его со свойственным ему благодушием.

— А, Караджа, привет, дорогой, какими ветрами…

Караджову было не до прибауток, и он начал с ходу:

— Ты тоже, бай Хранов, ты тоже? — Хранов вытаращил глаза. — И ты меня предал?

— Ну, будет тебе… — Хранов сразу догадался, о чем речь. — Клянусь, это инициатива Первого, лично его.

— И тебе заранее ничего не было известно?

— Так же, как и тебе, — не без удовольствия соврал Хранов.

Старая дева опять в обиде, что ее не позвали на гулянку, сообразил Караджов, но его сейчас заботило другое.

— Вот он, стиль, бай Сава. Сколько времени Бонев провел со Стоилом в райских кущах?

— Этого я не могу знать, — уклончиво ответил Хранов. — Воротились вроде бы под вечер, к самому отъезду.

— Весь день? — изумился Караджов. — Так они же сгрызли политэкономию вместе с корочками.

— В личные разговоры, Караджа, я не вмешиваюсь.

Этот на моей стороне, смекнул Караджов.

— Что же получается? Мне дают по зубам, Стоила гладят по головке, а как на это народ посмотрит? — Он криво усмехнулся. — А мой авторитет? А принципиальность?

— Велика важность, — успокаивал его Хранов. — Показатели будут чуть пониже… Переживешь.

— Я о другом, Сава, меня не показатели заботят.

— Понимаю, — важно произнес Хранов. — Но должен тебя заверить, что и Стоилу досталось.

— Это уж как водится, — согласился Караджов, внезапно поддавшись искушению посвятить Хранова в свои планы. — Я тебе прямо скажу, я люблю, когда со мной поступают по-мужски — вызови меня: так, мол, и так, мы тобой недовольны, ты не оправдал наших ожиданий, тебе придется попытать счастья где-нибудь в другом месте. А подобные истории, извини меня, очень напоминают бабью возню.

Хранов начал возбужденно расхаживать по комнате.

— Все это тебе кажется, браток, — гнул он свое. — Было бы о чем говорить, мало ли что в жизни случается. Даю тебе честное слово — никакого подвоха здесь нет.

— Дай бог, — примирительно бросил Караджов.

— Ежели нам заменять тебя, — продолжал Хранов, — тогда всю вашу команду пришлось бы вытряхивать — еще этого нам не хватало!

Внимательно вслушиваясь в интонации Хранова, Караджов лишний раз убеждался, что секретарь по промышленности и Первый относятся к нему по-разному. А сам Хранов пока не сознает этого или только делает вид, что никакого различия не существует. Караджову не терпелось в этом разобраться, хотя чутье подсказывало ему, что здешний его хлеб уже на исходе, остались одни корочки и что теперь самое время перекочевывать в столицу.

— Бай Сава, — обратился он к Хранову. — Ты ведь знаешь, я тебе верю, чтоб не сказать больше.

Хранов залился краской. Караджов продолжал:

— Пусть я мнителен. В одном ты можешь не сомневаться: я — рядовой партии, куда бы меня ни послали, я пойду без ропота… И знай — не посрамлю. Сказать скажу, что думаю, — и делайте как знаете. Больно мне нужно это директорство, вот полюбуйся, уже поседел от счастья!

Хранов подошел и ободряюще похлопал его по плечу.

— Держись, Караджа, только вперед! И не делай скороспелых выводов — выбрось ты все это из головы!