Кинки Фридман - Убить двух птиц и отрубиться

— Давай, — сказал я. — А что это за штука у тебя и где ты ее взял? И что я должен с ней делать?

— Как у тебя много вопросов, — покачал головой Фокс. — Эта штука называется «крышеломка». Получил я ее от товарищей по «табакерке» в качестве подарка на дорожку. А все, что ты должен сделать, — это один раз затянуться. Представь, что это обычная сигарета. Ты ведь умеешь курить?

Я решил не обращать внимания на его снисходительный тон. Я не знал, через что он прошел в «табакерке», как он выразился, как не знал и через что прошли Клайд и Фокс в течение своих жизней. Они были для меня как волны в море, я всегда видел только поверхность и никогда не мог проникнуть в глубину. Аналогия с морем получилась отличная, — подумал я не без писательской гордости. И именно из-за их глубины нельзя было сказать, кто они на самом деле. Было проще написать о них, чем понять их. Я не стал доставать блокнотик, но сделал для себя несколько мысленных заметок. В том числе и о том, что отношение Фокса ко мне стало явно жестче.

Фокс тем временем продолжал описывать предмет, находившийся у меня в руке, и я, наконец, обратил внимание на эту «крышеломку». Фокс объяснял, что всего одна затяжка этого зелья может вознести меня так высоко, что потом придется просить астронавтов из «Стартрека» достать из космоса мою голову.

Меня постоянно мучил один парадокс. С одной стороны, по природе я осторожный, весьма консервативный человек. А с другой, иногда мне хочется попробовать все. И похоже, сейчас был как раз такой момент. Я сделал одну глубокую затяжку. Да, это был действительно интересный прибор. Выглядел он в точности как сигарета, но на самом деле это была пустая металлическая трубка, выкрашенная белым — там, где у сигареты должен быть табак, и коричневым — там, где фильтр. После первой же затяжки вся моя паранойя, все мои опасения — и насчет того, как это можно курить марихуану на ступеньках собственного крыльца, и насчет Фокса Гарриса, и насчет мира в целом — мгновенно улетучились вместе с дымком «малабимби». Причем я не мог понять, чем вызвана эйфория — этим зельем или самой идеей трубочки, в которую оно было заключено. Мне еще не раз предстояло воспользоваться «крышеломкой» вместе с Фоксом и Клайд в грядущие нам страшные дни, и она частенько освобождала меня, пусть и ненадолго, от тяжелых оков этого скучного, а иногда и жуткого мира.

— Видишь этих людей на тротуаре? — спросил Фокс. — А теперь затянись еще разок и посмотри на них. Что ты видишь?

Я затянулся еще раз и стал смотреть на людей. «Крышеломка» сносила мне крышу, но прохожие выглядели как прохожие. Обычные люди, идут обедать. Или возвращаются с обеда. Или идут на работу. В общем, идут туда, куда обычно ходят нормальные жители Нью-Йорка. И тут я вдруг почувствовал радость — что я не такой, как они.

— Ты рад, что ты не такой? — спросил Фокс.

Я был уже в таком обалдении от наркотика, что даже не обалдел от этого вопроса. Или наоборот: я так обалдел от этого вопроса, что не чувствовал наркотического обалдения. В общем, как бы там ни было, эффект Фоксовых слов был такой же, как если бы меня ударили крокетным молотком по голове. Неужели у меня такие примитивные эмоции и мимика, что они оба — и Клайд, и Фокс — могут читать мои мысли? Нет, это невозможно, он просто догадался. Стоп, а что тогда сказала Клайд? «Обоснованная догадка». Нет, хватит, это уже чересчур, мне не переварить. Да еще перед вегетарианским обедом.

— Смотри, как важно они идут в никуда, — сказал Фокс.

Он взял у меня «крышеломку» и, затянувшись, продолжал рассматривать прохожих.

— Они понятия не имеют, кто они такие на самом деле. Им всегда всего мало. Ничто не может сделать их счастливыми. Им кажется, что они должны обязательно куда-то прийти, кого-то встретить, успеть на работу, сдержать обещание. Если бы у каждого из них было по сто миллионов баксов, им все равно было бы мало. Если бы у них было четыре машины, они хотели бы пятую. Если бы было четыре дома, все равно казалось бы, что мало. Они полностью оторваны от своей земли и своего рода.

Фокс протянул мне «крышеломку». Я сделал глубокую затяжку и продолжал слушать его проповедь, причем чем больше «малабимби» я вдыхал, тем разумнее она казалась.

— Помнишь, что Ганди говорил о Западе? Он всегда называл его «одноглазым великаном». У Запада есть все эти важные современные вещи: наука, технология, деньги. Ау Востока — только древняя мудрость, которая копилась веками и соединяет землю и людей так, как Западу и не снилось. Люди на Востоке выросли на этой мудрости, а Запад верит в сияющие высоты науки. Ну что ж, очень может быть, что восточные люди не понимают, отчего происходят солнечные затмения. Им кажется, что солнце закрывает бог или похищают демоны. Это может вызвать панику, вроде той, что начинается здесь во время краха биржи. Но вот что важно, Уолтер: люди на Востоке чувствуют свою органическую связь с землей, семьей и родом. Они знают, кто они такие и как они относятся к земле, любви и жизни. Только одноглазый великан может думать, что одному человеку нужно двести радиостанций или цепь сраных ресторанов и магазинов. Только одноглазый великан заводит себе пять домов и потом ни в одном из них не чувствует себя дома. Эти люди, которые проходят мимо, сами не знают, чего они хотят. Единственное, что можно сказать наверняка — если они поймут, чего хотят, то захотят больше, больше и больше, гораздо больше, чем им на самом деле надо. Я понял, что такое одноглазый великан уже давно. И Клайд поняла. Индейцы, которые тут жили до нас — вот прямо тут, на Манхэттене — понимали самих себя и свое место в мире гораздо лучше, чем мы теперь. Мы с Клайд пытаемся относиться к этому миру так, как относились бы индейцы, если бы они продолжали тут жить. Мы пытаемся жить в соответствии со своими настоящими потребностями. Я тебя не задолбал?

— Вовсе нет, — ответил я искренне.

Передо мной открывалась совершенно новая сторона личности Фокса Гарриса. Если раньше я знал, что его основным занятием было создание проблем и нарушение спокойствия, то теперь мне становились понятны мотивы его поступков.

— Знаешь, что бы я от тебя хотел? — спросил Фокс.

— Чтобы я передал тебе «крышеломку»?

— Нет. Я хочу, чтобы ты понял свое истинное назначение. Я хочу, чтобы ты написал новую книгу.

— Потрясающе! — сказал я иронически. — Клайд говорит, что мне не надо писать книгу. Ты теперь говоришь, что надо. Не прийти ли вам к какому-то согласию?

— Поверь мне, — сказал Фокс, — у нас с ней полное согласие. У Клайд потрясающая интуиция, она все схватывает налету. Кроме того, она удивительно умна и очень красива. Но при этом она совсем не та, за кого ты ее принимаешь.

Я с минуту обдумывал эту загадочную фразу. Честно говоря, я ни за кого не принимал Клайд. Я знал только, что она подчинила себе мою жизнь. И, хотя это было опасно, я вовсе не хотел, чтобы ее влияние на меня прекратилось. Кем бы она ни была на самом деле — она мне нужна.