Эрик Бутаков - Бульвар Постышева

— Ну, я же раньше ходил.

— Раньше ты ни курил, ни пил, тренировался, был в форме, молод и горяч. А сейчас ты дряблый, никому не нужный пропойца. Рыхлый ты.

— Пошел ты на хер! Сам ты рыхлый! Я ещё вполне пройду и тебе, уроду, нос утру.

— Давай, давай — посмотрим! Только когда на льду будешь загибаться, держась за свою разложившуюся печень, не говори, что я тебя не предупреждал. На кой хрен тебе менять сложившийся образ жизни? Пробеги до Плотины и обратно в полную силу — поймешь, что ты уже тю-тю!

— Нет, бегать не буду — на свежака пойду. На свежака — пройду. Пробегу — мышцы забью. А на свежака проскочу. Потом, правда, будут мышцы болеть, но перескочу. А что потом — уже не важно. Пойду я!

— Зачем тебе менять свой химический состав? Ты от одного озона на льду сознание потеряешь. Ты же надышишься, и тебя понос проберет! Ха! Ты же на льду сядешь дристать! А там туалетов нет, народ идет и смотрит, как ты обосрался! Вот облажаешься, так облажаешься, идиот! После такого, лучше в полынью прыгать! Ты хочешь в полынью?

— Не пугай, не надо пыли! Я с собой таблетки от поноса возьму.

— Возьми, возьми. От поноса возьми, от сердца возьми, от печени и почек, от поджелудки, от желудка, от всего возьми — будешь ходячий аптечный киоск. Вот тогда ты точно поменяешь свой химический состав и придешь зеленый на пункт питания, если придешь. Не пройдешь ты, зёма. Нужно было меньше пить, больше за здоровьем следить. Куда тебе теперь переходы, сиди дома, пасквили пиши и вспоминай, какой ты был крутой. Про что ты сейчас пишешь?

— Про кран-смеситель написал.

Второй — трусливый чуть не лопнул от смеха!

— Во-во! Написал! Кран-смеситель, отвертка-самокрутка, дудка-волосянка, конфетка «Серибериешка», цветочки «Кульвони» и так далее. Ты так скоро с ума сойдешь, писатель-сказочник, поэт-модернист, художник-недоучка.

— Я не понял, ты, что меня призываешь идти? Ты же только что сам отговаривал!

— Кто тебя отговаривал? Я тебе правду вещал, что не пройдешь ты. Но, если не пойдешь — пропадешь ещё быстрее — сдохнешь, как собака у забора без гроша в кармане, проклиная свою трусость и ничтожную, ленивую, запертую в душной комнатенке жизнь и душонку.

— Это ещё почему.

— А потому что ты уже на себе крест поставил. Поэтому и живешь кранами-смесителями, а не сегодняшним днем, когда мимо пролетают поезда. Хиппи! Да какой ты уже хиппи — так, остаток прошлого, рудимент прожитой эпохи, слабое подобие, карикатура на самого себя, с пропитой рожей. Собирайся и иди, ублюдок!

— Я не понял, все-таки — чего ты больше боишься: идти или не идти?

— Теперь уже не важно. Если не пойдешь, сам себе не простишь, запьешь ещё больше и засмуреешь. Если пойдешь — можешь кони двинуть на льду, провалиться в трещину, облажаться (что ещё хуже), что сил не хватило (или воли!). У тебя уже выбора нет, слишком долго мы на эту тему говорим — придется идти! Иди, готовься, вытаскивай свое старое, вонючее снаряжение, готовь жратву, покупай термос — термос пригодится. Без него не вздумай идти. Всё, надоел ты мне — ступай, слабак и нытик! Да смотри, не подведи меня, пропойца! А то я тебе на льду такое устрою! Неделя на сборы.»

Эх, если б не Архипкин характер — отказался бы он и жил спокойно. Не рисковал и не подставлял свою задницу ветру. Возможно бы, долго прожил и не утонул бы в проруби. Но где-то в глубинах мозга включился Файл из конца семидесятых, когда это казалось романтичным и призывало к действию. Файл голосом Боярского (чего Архип вообще никогда не ожидал от себя — хранить голос Миши Боярского, но, видно, тогда это его цепляло и сохранилось поныне, и Миша Боярский на это пошел) запел себе в нос:

Откуда что взялось? Он и слов-то таких не помнил!

Архип встал с кресла, почувствовал, как наливаются мышцы, как светлеют мозги, как классно за окном на улице, вспомнил, что уже март, весна, время перемен и начинаний. «А почему бы и нет, — подумал Архип, — вдруг это шанс всё переменить и начать заново, оставив прошлое — судите, получить будущее, за которое и спросится потом — наказывайте!»

— За Дело! — крикнул Архип, напугав Юльку. И продолжил, подражая Боярскому, гнусявить в нос. — Пур куо па, пур куо па — почему бы нет! Пур куо па, пур куо па. Почему бы нет! Эх, Зайчонок! Мы с тобой ещё таких дел наворочаем!

Архип ладонями взял очумевшую Юльку за щеки и смачно поцеловал в губы. Не отпуская её головы, глядя ей прямо в глаза, заявил:

— Задело, милая! За Дело! Иду!

В понедельник случайно позвонил Олег — старинный приятель, врач, любитель различных и спортивных мероприятий. Архип заикнуться не успел о переходе — Олег согласился. Отлично! Будет с кем лясы поточить, а то Коля со своими туристами будет вертеться, а Архипу не хотелось тащиться через пустую, снежную даль молча и в одиночестве. Олег хороший собеседник, к тому же врач, а это немаловажно в таком переходе. Разговоры с врачом в пути укорачивают любую дорогу, правда же? И Архип рассказал Олегу, что нужно взять, как связаться с Колей, чтобы за ним забили место в вагоне, обеспечили питанием на 105-ом, увезли из Листвянки на специально заказанном автобусе, выдали сертификат, если пройдет, и сколько заплатить за это удовольствие. Удовольствие стоило семьсот пятьдесят рублей ноль-ноль копеек. Олег, не колеблясь, подтвердил свои намерения и ещё шестнадцать с половиной раз поблагодарил разными словами.

— Всё — заметано, встречаемся на ЖэДэ вокзале десятого марта в девятнадцать тридцать.

— Договорились! — почему-то радостно попрощался Олег.

За три дня до пятницы десятого марта, Архип опробовал свои старые ичиги, которые сшил ещё Вовунькин отец в семидесятых годах из кожи сохатого, а после, они получили прописку у Архипа, так как по размеру подходили ему. Последний раз он их надевал на охоту четыре года тому назад, когда приезжал их Липецка Вовунин брат Сергей, и с тех пор они пылились в тёщенке без дела. Вот и их очередь наступила. Прочные, с подошвой из автомобильных покрышек, типа «Москвич», они не раз выручали Архипа даже в самые лютые морозы. А тут по Байкалу прошвырнуться — плевое дело для ичигов, главное, чтобы ноги не натерлись. Поэтому Архип надел их, и полдня шастал по городу, как пришибленный в такой необычной обуви, давая повод прохожим глядеть на него с улыбкой. Ничего, зато он понял, что обувь нормальная, не подведет, и легкая, как раз то, что надо.

За два дня до пятницы десятого марта, Архип опробовал свои старые горные ботинки «Кофлач», привезенные им из городу Парижу, и фирменные кошки к ним. В «Кофлачах» Архип поехал на «Шанхайку» за светозащитными очками и термосом. И то и другое он купил у китайцев по дешёвки, но, как оказалось, очки вообще не пригодились, а термос на удивление оказался хорошим, но об этом чуть позже — сейчас Архип «объезжал» обувь. В пластиковой колодке ботинок, нога хоть и чувствовала себя достаточно уютно, но пройти в них сорок пять километров, наверное, будет невозможно. Однако без них тоже, говорят, не обойтись, если там действительно ветром выдуло снег, и по Озеру сплошняком идёт гладкий, как зеркало, лед, тогда, только кошки и спасут. А кошки с «Кофлачами» неотделимы, значит, нужно брать и эту обувь. А она тяжелая, падла. «Ладно, ещё подумаю» — решил Архип, сел на скамейку, пристегнул кошки к ботинкам и стал бродить по обледенелому Постышеву и хоккейному корту в кошках, лениво посматривая на замерзшую Ангару, куда не хотелось спускаться. «Потянет!» — определился Архип, послал на хер всех, кто был недоволен тем, что он портит лет в хоккейной коробке, снял железяки с ног, зашел в ларек, непроизвольно, но сильно, колотя по полу пластиковой подошвой, взял пиво и пошел домой расслабляться.