Эрик Бутаков - Бульвар Постышева

— Согласен.

— Ну, вот и ладушки!

И Архип запел: «Белеет мой парус тобой одинокий на фоне стальных кораблей!»

— Не такие песни надо петь! — сказала, откуда не возьмись, вынырнувшая из-за спины лыжница в красно-белом комбинезоне.

— Почему? — не понял Архип. — А какие надо?

Но лыжница ничего не ответила, ускользив быстро вперед.

— Что за день-то такой? — недоумевал Архип. — В поезде водку нельзя, курить нельзя, то не правильно, здесь не так. Ещё и песни не те пою! Почему все мною командуют? Я рыжий что ли?

Архип развел в стороны руки с лыжными палками на привязи, покачал удивленно головой, плюнул в сердцах на дорогу и крикнул в след убегающей дуре в красно-белом костюме:

— Какие хочу — такие пою! Тебя не спросил, лошадь семипроцентная!

Лыжница, скорее всего, услышала. Прибавила ходу.

— Не дают старику мне покоя, — уже улыбаясь, сказал Олегу Архип.

— А почему семипроцентная?

— А ты посмотри на неё — сколько сам-то процентов ей дашь? Больше семи — точно не катит! Максимум — семь с половиной. Ну, лошадь же. Видно же не вооруженным глазом.

Олег улыбался и не отвечал. Он, со свойственной ему природной деликатностью, с приобретенной профессиональной этикой, будучи от природы человеком культурным и интеллигентным, частенько, лучше молчал, чем возражал или спрашивал. А уж спорить, он вообще редко спорил. Привычка: выслушал пациента, составил свою картину, определил диагноз и назначил лечение. А что там говорит потерпевший — его не колышет. Пусть, что угодно говорит, а лечит-то его Доктор. А Доктора зовут Олег. Так же и в быту, и в жизни у Олега: вы говорите, но лечить меня не надо, я сам, кого хочешь, вылечу. Венеролог, одно слово.

Архип для Олега был интересным экспонатом. Его видение жизни, когда тот, как бы рассматривает фотографию на свет с обратной стороны, привлекало и забавляло Олега. Необычный типус. Сразу и заболевание-то не определишь. Вроде все правильно делает, а на жизнь смотрит, как сквозь ребристое стекло — всё переломано, наоборот и кверху пузом. Но любопытно. И не глупо. И говорить с ним, и слушать его — не соскучишься. Реагирует на всё моментально — не проведешь. Многое удивляет в его размышлениях, а многое настораживает, но всё равно всё, вроде, правильно определяется, если с его точки зрения смотреть. Забавно. Посмотрим, что дальше — пут долгий, есть с кем пообщаться. После можно поразмыслить и определить состояние пациента. Говори, говори, Архип, — ноги сами намотают километры.

— А ты когда-нибудь думал о смерти? — как бы межу прочим спросил Олег.

Архип прищуренным взглядом посмотрел на Олега.

— Карту составляете, доктор?

— Что-то вроде того, — улыбнувшись, сознался Доктор. — Интересна твоя интерпретация.

— Смотря, что ты хочешь узнать. Я вот однажды девочку одну клеил. Хорошая девочка, красивая, молоденькая, сучка, но не хотела сразу давать. Пришлось ей рассказать страшную истории о том, что жизнь коротка, и что надо брать, пока есть возможность, всё, что она дает. Ну, как обычно — старая песня для юных особ, если они не согласны. Рассказал ей, как мы будем ощущать себя в гробу. Когда неструганные доски прямо перед глазами (и показал ладонью, как близко), когда пошевелиться невозможно — тесно, всё немеет и преет. Когда дышать нечем, когда сверху уже сыпется земля и давит на крышку. Потом начал жути нагонять, как набухнет и лопнет печень, легкие от недостатка кислорода порвутся, сердце перестанет качать кровь в мозги и появятся черные глюки. Потом приползут черви и начнут поедать самые нежные места вначале, внедряясь в тело между ног. Белые, скользкие, мерзкие. За ними прибегут черные, хрустящие, жуки и начнут откусывать кусочки кожи, мяса, жир. А изнутри свои амебы, начнут делиться, размножаться и хрумкать остатки внутренностей, кишков и мозгов, тоже, превращаясь в опарышей. Газы начнут выделяться, пойдет вонь невыносимая, наполняя гроб, в котором и так дышать нечем… «Перестань, перестань!» — запричитала она, прижалась ко мне, а потом, с облегчением отдалась. Тебе про это рассказать?

— Нет, конечно. Мне интересно, что ты думаешь о потустороннем мире. Как ты себе его представляешь? Наверняка же, ты про это думал.

— Думал, конечно. Но я человек верующий, в церковь, иногда, правда, редко, от чего самому стыдно, хожу. Православный я. Но, сознаюсь, своя точка зрения у меня на этот счет есть, да простит меня Библия. Размышления же никому не вредили, правда?

И Архип, на всякий случай, перекрестился.

— Рассуждать на эту тему, прогуливаясь по льду Байкала, когда до берега уже не добежишь — не очень-то правильно, я считаю. Мысль, она же, зараза, иногда материализуется. Начну тебе рассказывать про смерть, как жахнет землетрясение, а уж потом, на облаках придется доканчивать мысль. А с другой стороны, если я сорок лет шел к тому, чтобы вот здесь, на Байкале уйти под лед, вместе с ещё тремястами балбесами такими же, как я, и с тобой, в том числе, так чего же не поговорить и на эту тем? Не буду призывать старуху с косой, расскажу, что я думаю по поводу того, куда переселяются души людей, в моей, как ты говоришь, интерпретации, после их ухода из жизни. Без относительно. Так — потянет?

— Да.

— Тогда поехали. Вот, что такое Ад и Рай? Нам говорили: Ад под землей, там котлы, черти с вилами, серой пахнет, жуть, боль, ужас, и всё такое, от чего мучаются грешники, за то, что натворили при жизни. Примерно так, правильно?

— Да.

— Дальше. Что такое Рай? Сады, прогулки, музычка, красота, нега, удовольствие, расслабуха полная, отдыхэйшен на всю оставшуюся потустороннюю жизнь. Правильно?

— Да, примерно так.

— Учитывая то, куда сегодня залезла наука, я имею ввиду, космонавтику, микроскопы, электронику и всё такое, сегодня так просто уже не объяснишь, что Ад под землей, а рай — за облаками. Все эти галактики, молекулы и электроны, вихревые потоки, черные дыры, магнитные поля, значительно расширили рамки представления о том, что мелко, что бесконечно далеко и крупно. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, понимаю. Продолжай.

— Ну, вот, учитывая это, уже так просто не объяснишь, где находится Ад и Рай. Здесь нужно думать и что-то другое, пока ещё, может быть, совсем не понятное представить. Мозги свои закинуть дальше, за вселенную, или глубже — меньше чем электрон и какую-нибудь там вибрацию микрочастиц, фантомов каких-нибудь. Что-то такое. Хрен их знает — я в этом не специалист, а так, понаслышке. Ну, это не важно, важно, что границы со временем, благодаря науке, разошлись. И Бог стал более велик и огромен, раз он создал не только землю, но и галактики, вселенную и мелочь, вроде атомов и частиц. И химия ещё плеснула жару — биологически мы расщепляемся, то есть гнием и переходим в качественно новое состояние — навоз. Хотя об этом в Библии давно говорилось: из праха пришли, в прах и уйдем. Однако, что такое Ад и Рай. Куда-то же все равно наши души, наши биополя, говоря по научному, наши электроны, наши файлы накопленной информации прожитой жизни, должны подеваться. Не сгниют же они вместе с телом, на самом-то деле, — это, как минимум, не справедливо. Значит, нужно посмотреть с другой стороны.