Ярослав Глущенков - Галлюцинации

Я хотел спросить ее, что-то сказать ей, но всей энергии хватило только на то чтобы выскочить вон из купе и броситься куда-то по коридору.

Я бежал врезаясь в двери и других пассажиров поезда, которые орали на меня. Револьвер лежал у меня в кармане.

Я бежал из вагона в вагон, сквозь прокуренные тамбуры, как будто боялся опоздать. Везде горел этот темно-желтый свет. Свет сонных людей. Свет для засыпающих пассажиров. Свет для страдающих бессонницей.

Из открытых купе в меня стрелял смех, шепот, звон кружек, шорохи простыней, щелчки кнопок сотовых телефонов, храп. Окна везде были открыты, ветер холодный как наконечник стрелы, протыкал вагоны. Я задыхался. В одном из тамбуров меня остановили двое. Они не были похожи на милиционеров. Один из них схватил меня за рукав и притянул к себе.

- Ты что, мальчик, здесь один бегаешь?

Другой сунул руку в карман и достал револьвер. Он открыл барабан, в нем было два патрона.

- Один для телки, другой для тебя, не перепутай, - сказал человек, лица которого я не видел.

Его тон был какой-то полушутливый. Голос комментатора женской гимнастики.

- Отпустите меня, ребята, я вам ничего не сделал... - я пытался разобраться в полуквадратной действительности, улыбавшейся вокруг меня острыми кровожадными зубками.

Тот что держал меня был рыжеволос. Но на лице сидела детская пластмассовая маска коровы, которой он прикоснулся к моему лицу, словно целуя.

Я вспомнил, что на столике в нашем купе помимо тарелки с лапшой, которую не доела девушка, лежала записка, вероятно в ней были написаны предсмертные строки, которые я сорвал, выхватив у девушки револьвер и убежав.

Я задыхался. Я падал на колени. Они били меня. Когда я упал, закрываясь локтями от их тяжелых розовых ботинок, они выстрелили мне в голову, вложив револьвер мне в руку.

Выстрела я не услышал, но все видел. Странным было то, что я находился в сознании после этого.

- Откуда ты? - они оставили меня, не торопясь вышли, я смотрел им вслед и запоминал их одежду.

Коричневый пиджак на человеке в маске коровы, синий свитер и джинсы на человеке без лица.

Я лежал на полу, прислушиваясь к стуку колес. В тамбур зашла проводница, закурила какое-то дерьмо и прислонившись к холодному окну уставилась на меня.

Минуту или две я пытался попросить ее о помощи, но разбитые губы болели так, что я оказался между реальностью и сном, в белом ватном коридоре из облаков, между двумя черными небесами сверху и снизу.

- Когда я была маленькой девочкой, Митя из нашего двора нашел где-то птичьи яйца. Дело в том, что недавно у нас во дворе перевернулся трактор, он врезался в дерево, которое рухнуло, - она затянулась, - На дереве том было гнездо, которое и нашел Митя, он нашел в нем два коричневатых с узорчиками яйца дрозда. Он принес их ко мне домой, мы разбили их, и знаете что было внутри? - она вопросительно подмигнула мне.

Я сглотнул слюну вперемешку с кровью.

- Когда я увидела беззащитных младенчиков птенцов, я заплакала. Митя смыл их в унитаз. Потом его забрали в воздушные войска... Он погиб. Вам не интересно? Я хочу рассказать как он погиб...

Я тянул к ней руку. В руке был револьвер.

- Вам плохо? Меня зовут Люда. Вам помочь?

Тут Люда расстегнула рубашку, на ней не было лифчика. Она нагнулась надо мной, выдохнув дым в мое исковерканное лицо. Рука с револьвером упиралась в ее грудь.

- У меня папа рыбак, - сказала она, и засосала мои кровавые ошметочные губы своими теплыми губками.

Я ощущал ее приятный на вкус язык, ерзавший у меня во рту, как инструменты Джека Потрошителя в теле убитой им проститутки.

- Вы очень приятный на вкус, - мило улыбаясь, она взяла мою руку с револьвером, обхватила губами ствол, и, своими тонкими пальцами надавив на мой указательный, который лежал на спусковом крючке, выстрелила себе в рот.

Ее отбросило назад. В глазах у меня помутнело, я кое-как поднялся, несколько раз падая на ее труп. Один раз меня чуть не вырвало. Я задыхался. Я выполз из тамбура, и пополз обратно, мне ужасно до смерти хотелось узнать что было написано в той записке рядом с миской лапши. Я ужасно хотел обратно. И полз по спящим вагонам, краешком разума замечая, что все купе были открыты и абсолютно пусты, хотя когда я бежал, я видел людей пассажиров, их было много, а теперь это вызывало недоумение и сладкое чувство одиночества. Я хотел только одного, чтобы эти двое не вернулись за мной.

Голова раскалывалась. Я был очень слаб, эпизод с Людмилой возился в моем мозгу как огромная муха в блюдце с вареньем, но осмыслению поддаться не мог.

Я полз. Полз. И полз, пачкая ковролин точками крови. Вокруг меня висели плакаты с изображением черного космоса, белые тускленькие звездочки на фоне чего-то черного, абсолютно черного.

Поезд остановился.

Когда она вошла в купе, я еще спал, держа в руках книгу из ее сумочки. Это был учебник геометрии "Свет и Точки". 6-7 классов. Автор А.Л.Ресницы. Издание 1987-го года.

Только Катя могла взять в дорогу такой бред. Я заснул, дочитав до того момента, когда главный герой, рядовой ВВС Митя готовится прыгать. Парашют раскроется сам, Мите надо только выпрыгнуть. Перед его лицом несколько спин его сослуживцев. За ними близко-близко дергается молочное небо в открытом люке самолета. Митя видит, как у его ног бьются лучи, словно он наступил на солнечных прозрачных змей. Очередь дохла. Доходила до него. Все ближе. Как капля молока.

Катя закурила. Солнечные блики дергались на столе. Она заполнила миску с лапшой кипятком из кастрюли, накрыла миску бумажной тарелкой.

Катя выглядела из рук вон плохо. Из глаз у нее текли непонятные слезы, майка была в крови, из набухших сосцов сочилось молоко.

- Ну как? Покормила?

- Коля... у меня были очень жесткие галлюцинации...

- Да? Какие?

- Тебе и не снилось...

- Да? Зато мне снилась эта хрень, которую ты читаешь. Ты ему это на ночь читаешь?

- Он опять упал вчера. "Как с веточки", говорит. Разбил губу.

- Иди сюда, Катенька...

Я обнял ее. Поцеловал груди. Молоко.

- Ты в крови...

Она не шелохнулась. Она не говорила. Просто молча курила у меня на коленях. Я думал о том, что он сейчас спит, в нем ее молоко. На ее майке его кровь. В нем наши с ней сны.

- А чья кровь?

- Девушки... проводницы... Она застрелилась... я помогла перетащить ее и запачкалась.

Катя переодела майку. Села рядом.

- Что... правда? Застрелилась?

- Тебе не грустно?

Я промолчал.

- А тебе?

Она нахмурилась. Пересела.

- Оставь покурить...

- На.

Дала покурить. Легла, поджав ноги.

Бумажная тарелка набухла от пара. В окне виднелась часть мутно-желтой цистерны, похожей на брюхо огромной неправильной осы, также я видел рельсы и кусочек синего неба. Какой-то мальчик ползал там под вагонами. Катя дышала, я слышал это, выдавливая пальцами сон из закрытых глаз. Надо мной кто-то громко чихнул. Это был Бэвэлиус, наш сосед, странный худой человек в черной мексиканской шляпе.