Павел Долохов - Ленинград, Тифлис…

… Вету стали опять допрашивать и, казалось, допросам не будет конца. Она сидит на маленьком неудобном табурете, а в глаза ей бьет ослепительный свет.

Вопросы те же самые.

— Когда завербовали?

— Какие давали задания?

— Где и с кем встречалась?

— Пароли? Явки?..

Вета устало отвечает:

— Нет… не знаю… не давали… не встречалась… я не понимаю, чего вы от меня хотите…

— Отойдите, станьте к стенке!

Вета стоит, прижавшись спиной к холодной стене. Закрывает глаза и куда-то улетает.

И тут же у самого уха, оглушительное:

— Не спать!

На Вету льется ледяная вода.

И опять неудобный табурет, и вопросы, вопросы, вопросы…

Лампа, направленная в лицо, на мгновенье тухнет, и Вета видит, что перед ней уже другой человек, черненький, густые волосы с сединой, пушистые усы, мягкий голос:

— Вы не волнуйтесь… Лучше сознаться… Вас отпустят… Немного подержат и отпустят…

— В чем я должна сознаваться? Я же ничего не знаю…

— Мы вам поможем, подскажем… Мы ж и так все знаем, вот сколько у нас материалу! — черненький показывает Вете толстую папку.

Вета молчит, закрывает глаза и слышит сквозь сон:

— Шпионаж на Балтийском заводе… Новые подводные лодки… Радиоизмерительные приборы… Как они попали к немцам?

Вета чувствует, как по телу у нее проходит ток: подводные лодки… радио… это Марк. Кто еще?

А черненький все говорит:

— Все эти сведения ваш дружок Фредерикс отправил в Германию. Кто ему их собрал? Соображаете?

Вета кричит:

— Я не знаю! Я ничего не знаю!

Кто-то сильно бьет ее сзади по голове, лампа чертит ослепительный круг и гаснет. И сразу же ледяная вода в глаза, уши, рот.

И опять перед ней маленький блондин:

— Ну что, Дадашева, очухалась? Будем работать дальше?

Вета собирает последние силы и плюет блондину в лицо.

Вета чувствует нестерпимую боль, пытается увернуться, закрыть лицо. Руки ее стянуты за спиной. Ледяная вода. И снова боль…

Вета стоит, прижавшись к холодной стене. Мокрое платье прилипает к телу. Боли уже нет. Только усталость. Закрыть глаза… Заснуть… Умереть…

Вокруг нее появляются люди. И Вета уже не знает, кто действительно тут, а кто ей привиделся. Блондин, черненький, а рядом с ними отец и Марк… О чем-то весело говорят, спорят…

Вета не удивилась, когда увидела Леву. Лева сидит чуть боком, опустив глаза, говорит слабым голосом:

— Я видел несколько раз Дадашеву у проходной Балтийского завода… Она попросила меня познакомить ее с военными моряками… Я видел, как она передавала какие-то бумаги Фредериксу…

Вета произносит с усилием:

— Лева, что ты говоришь, что ты говоришь, Лева…

Лева вскакивает, поворачивается к Вете, громко шепчет:

— Так надо, Вета, так надо! Надо, чтоб ты все это рассказала… И подписала… Тогда тебя отпустят… Иначе — расстрел…

Вета молчит. Потом с ней что-то происходит… Словно что-то сдвинулось в голове, пришло успокоение.

— Хорошо, Лева. Я тебе верю. Я сделаю, как ты сказал…

Опять блондин. Быстро пишет на бумаге. Скрипит перо.

— С иностранцами установила связь еще в меньшевистской Грузии… Была завербована агентами французской и английской разведок… По приезде в Ленинград вышла на связь с германским шпионом Фредериксом… Стала активным участником троцкистско-зиновьевской группы в институте истории искусств… По заданию Фредерикса вступала в половую близость с инженерными работниками Балтийского завода… Их имен я не помню… Смогла у них получить чертежи радиоизмерительных приборов… В обмен на полученные мной шпионские сведения Фредерикс делал мне ценные подарки в торгсине… Действовала сама, других лиц в шпионскую деятельность не вовлекала… Распишитесь и поставьте число.

Вета расписывается. Ставит число. 23 марта.

Ниже расписывается блондин: начальник XI отдела лейтенант Госбезопасности Рейнер.

Еще ниже оставляет подпись черненький, капитан Мигберт.

Протокол пошел по инстанции. Через два дня обвинительное заключение готово:

По заданиям Фредерикса Дадашева Е. Г. в течение 1933–1937 гг. производила сбор и передачу германской разведке шпионских материалов… Допрошенная Дадашева Е. Г. виновной себя полностью признала… На основании изложенного, Дадашева Е.Г. — армянка, из дворян, дочь нефтепромышленника… обвиняется в шпионаже в пользу Германии по статье 38 п. 6 УК РСФСР…

Обвинительное заключение утвердил… зам. начальника упр. НКВД Ленобласти майор Госбезопасности Шапиро…

… Когда Лева вернулся домой, уже пробило шесть часов. Он прошелся по комнате. Прибрал книги, разложил по ящикам папки с бумагами. Прошел на кухню. Плотно закрыл дверь и окно. Разорвал на тонкие ленты несколько газет и аккуратно законопатил все щели. Потом он включил все газовые конфорки, сел на стул и закрыл глаза.

Лева почувствовал холод и боль, с трудом разлепил глаза, он лежал на диване перед настежь открытым окном. Перед ним стоял Витя Голанд и бил его по щекам. Лева прижался к Голанду и громко зарыдал.

… Марк опять и опять набирал Ветин номер. В трубке раздавались долгие гудки. Марк надел пальто, вышел на Каменноостровский, вскочил на автобус, проехал одну остановку. В парадном дома № 14 он столкнулся с Данилой. Марк сперва его не узнал. На Даниле была старая изодранная кепка, пальто с оторванными пуговицами, растрепанный шарф вокруг шеи. Он был небрит, от него сильно пахло спиртом. В одной руке Данила держал чемодан, другой прижимал к себе Тату.

Увидев Марка, Данила испуганно отшатнулся.

— Что с вами, — спросил Марк, — где Вета?

Данила дико посмотрел на Марка, попятился назад.

— Тихо, ради Бога тихо, нас могут услышать.

— В чем дело? — переспросил Марк.

Данила глотал воздух, отвечал несвязно.

— Вету увезли… на той неделе… мы уезжаем в Москву… уходите, уезжайте и вы… поскорее…

— Куда увезли? — не понял Марк.

Данила оттолкнул Марка, выскочил на улицу. Марк услышал, как к дому подъехало такси.

Марк стал медленно подниматься по гулкой лестнице. На площадке у Ветиной квартиры он остановился, увидел разорванную бумажную ленточку на двери и внезапно все понял. Он повернулся, кубарем скатился вниз, выскочил на улицу.

— Господи, нужно что-то делать, куда-то бежать, звонить…

Он увидел будку телефона, схватил замерзшую трубку, набрал номер. Услышал знакомый бас.

— Это вы, Карл Иванович? Это…

— Я вас узнал… Я ждал, что вы позвоните…

— Нам нужно поговорить…

— Знаю… Завтра… в шесть…

— Где?

— Вы знаете ресторан Чвановой?

— Где это?

— Это недалеко… На Большом… Угол Рыбацкой… Завтра, в шесть…

В ресторане Ленобщепита, бывшем Чвановой, где когда-то кутили Блок и Горький, было темно и малолюдно. Марк дважды обошел плохо освещенные залы, прежде чем увидел Кребса за угловым столиком в самом дальнем зале. На Кребсе был кургузый пиджачок и не очень чистая рубашка. На столике перед ним стоял пустой графин и тарелка с солеными огурцами. Кребс кивнул, и Марк сел за столик. Тотчас же подошел официант, принес полный графин, поставил перед Марком большой фужер и тарелку с огурцами. Кребс наполнил фужеры до краев.