Павел Долохов - Ленинград, Тифлис…

— Реквизиты искали?

— Дома у Дадашевой реквизитов нет…

— Как идет дело?

— Дело в производстве, товарищ Сталин.

— Позвоните в Ленинград. Приостановите производство. Мне надо ее видеть.

Берия схватил трубку одного из телефонов и затараторил по-мегрельски. Через минуту он повернулся к Кобе.

— Дадашева оформлена несколько часов назад.

Коба опять матюгнулся.

— Торопитесь, Лаврентий. Вечно вы куда-то торопитесь…

Берия быстро заговорил:

— Выполняем ваши указания, товарищ Сталин. Чекистские кадры засорены. В нескольких областях мы опоздали на два-три года. Приходится наверстывать…

Кобу стал раздражать мегрельский акцент Берии. Хвастается, что закончил два института, а нормально по-русски говорить не умеет.

— Много говоришь, Лаврентий. Очень много. Знаешь, когда тебя будут расстреливать, тебе заткнут рот…

Коба забыл нужное слово… клямкой… кляпкой…

Берия вздрогнул и вытянулся на стуле.

Коба рассмеялся:

— Шучу, Лаврентий. Шучу…

— Дадашева, на выход!

Лязг отпираемых дверей.

— Румянцева, на выход! Рубинштейн, на выход!

Легкие шаги и стук кованых сапожищ.

На выход! На выход!

По всей тюрьме лязг дверей и стук сапог.

Теперь уже не страшно. Она где-то очень далеко. Смотрит сверху, как вспыхивают и гаснут огоньки.

Последняя дверь. Стол с зеленым сукном. За столом трое военных и ворохи бумаг. В центре — высокий с бритым блестящим черепом, справа и слева от него люди с неподвижными лицами. Вета поворачивает голову и видит еще одного. Это Поликарпов, комендант. Он стоит в глубине у самой стены.

Военный с блестящим черепом читает бумагу.

— Следствием полностью установлено…

Вета смотрит на людей за столом и видит над ними ореол смерти. Они все умрут, очень скоро. Их всех убьют, и прах их разлетится по холодным полям…

— Вина полностью доказана…

Поликарпов их всех переживет… Умрет жалким беззубым стариком на койке в доме для престарелых…

— Приговорена комиссией НКВД к ВМН…

— Что значит ВМН? Высшая мера…

— Приговор окончательный…

— И это все?

— Обжалованию не подлежит…

— И это все?

— Подойдите и распишитесь.

— Какое сегодня число?

— 28 июня…

… Белая ночь…

Дадашева, вперед! К стенке! Станьте на колени!

— Господи, прости и помилуй!

— Я сказал на колени! Ниже голову!

Опилки пахнут кровью и мочой.

— Господи, спаси и защити Тату!

— Гос…

… На основании предписания начальника УНКВД ЛО комиссара Госбезопасности 3-го ранга Литвина приговор приведен в исполнение. Осужденный расстрелян.

Комендант УНКВД

cm. лейтенант Поликарпов…

…Солнечным апрельским утром 1946 года Витя Голанд ступил на швейцарскую землю. Он сошел по трапу двухмоторного пассажирского Дугласа на аэродроме Клотен-Цюрих и остановился в изумлении. Вокруг возвышались зеленые горы с белоснежными вершинами. Лицо овевал теплый ветер. За Голандом ровным строем выстроилась вся советская делегация: киношники из Москвы, Ленинграда и Грузии. Оторопело смотрели по сторонам. Кутались в куцые советские плащи.

— Ну что, ребята, кажется, добрались!

Подъехал автобус. Выскочили загорелые швейцарские кинематографисты в пестрых куртках.

— Добро пожаловать в Цюрих!

Дальше все замелькало, как в калейдоскопе. Пятизвездочный отель «Сенатор». Легкий ленч с вином в гостиничном ресторане. Рядом с Голандом сел Шалва Кетовани из Тбилиси. Спросил у Голанда:

— Можно я скажу тост?

— Валяй, — сказал Голанд, — только недолго.

Кетовани уложился в полчаса. Швейцарцы мало что поняли, но дружно захлопали.

Делегации устроили экскурсию по городу — провезли на пароходике по озеру, показали Гроссмюнстер и собор Святого Петра. Вечером они снимали весенний праздник зекселаутен — проводы зимы. Члены городских гильдий в средневековых одеждах шли торжественным маршем по узким улицам — на Ратушную площадь. Там был большой костер, на котором горело чучело зимы.

Советские люди с удивлением разглядывали непонятный им мир, где не было войн и революций, где жили спокойной и неторопливой жизнью сытые и очень довольные собой люди.

На следующее утро Голанд встал рано. Быстро побрился, спустился на лифте в холл. Подошел к дежурному, показал ему карточку. В детстве Голанд учил немецкий, но разговорную речь понимал плохо. Дежурный взял со стойки карту, поставил точки. Здесь сядете на трамвай, поедете сюда, выйдете на пятой остановке. Голанд вскочил в голубой вагончик, протянул купюру седоусому кондуктору. Прижался лицом к стеклу, считал остановки.

Во внутреннем кармане пиджака Голанда лежал конверт с десятирублевой купюрой. Он отчетливо помнил тот вечер в блокадном Ленинграде, когда, собираясь отправить в буржуйку очередную порцию бумаг Лилиенталя, он случайно открыл одну из папок. Увидел голубой конверт, из него выглядывала розовая купюра и скрепленная с ней карточка с надписью по-немецки. Первой мыслью было: скорее сжечь! Но что-то помешало. Не сжег. Положил в дальний угол стола. А потом, несколько дней спустя, что-то в голове у него стукнуло. Нашел купюру, долго крутил в руках карточку. Банк Лей. Город Цюрих, Швейцария. И вспомнились ему рассказы покойного отца, владельца мехового магазина. «Заведутся деньги — беги в Цюрих. Там можно открыть счет по ассигнации…» Голанд даже вспомнил, как называется такой счет: «на предъявителя»…

Ай да Лилиенталь… Голанд осторожно спрятал конверт подальше. Тогда, в блокадном городе, когда где-то под окном бухали зенитки, мысль о деньгах в Цюрихе казалась далекой и несбыточной мечтой… И вот он здесь, Цюрих. Убегает за окном трамвая.

Кондуктор объявил: Банхофштрассе. Голанд выскочил из трамвая. Перед ним была улица, застроенная пятиэтажными особняками с огромными витринами. Отели, магазины, банки. Голанд нашел нужный номер. Толкнул дверь. В банке было темно и пусто. За стеклянной перегородкой сидел пожилой служащий, что-то писал в толстой тетради. Вопросительно посмотрел на Голанда.

Голанд сказал давно выученную фразу:

— У меня здесь счет на предъявителя, — и протянул купюру.

Служащий осторожно взял купюру. Потом сказал:

— Прошу меня извинить. Я сейчас вернусь.

Вернулся он минут через десять вместе с господином в черном сюртуке с накрахмаленной манишкой. Господин сказал Голанду:

— Прошу вас следовать за мной.

Открыл боковую дверь. Провел Голанда темным коридором в кабинет.

Предложил сесть, протянул руку.

— Меня зовут доктор Фишер. Я директор этого отделения.

Вошел служащий, принес кофе и сигары. Фишер предложил сигару Голанду. Тот покачал головой.

— Спасибо. Я не курю.