Фридрих Дюрренматт - Лабиринты

– Это старик Эбигер, – говорит хозяин «Медведя» и принимается раскуривать сигару. Латчер заказывает литр беци. [63]Кельнерша вопросительно смотрит в сторону длинного общего стола, за которым сидит хозяин. Он толстый, коренастый, в рубахе без ворота и жилетке нараспашку. Он встает и подходит к Латчеру. – Литр беци – такого у нас не водится. По двести наливаем.

Латчер разглядывает трактирщика:

– Зеппу Шлагинхауфен, стало быть, теперь хозяин «Медведя»? Он же и председатель общины, надо думать?

– Да уж, надо думать, – говорит трактирщик. – Так вы меня знаете?

– А ты подумай, – говорит Латчер.

– Ах ты, господи! – У трактирщика словно пелена спала с глаз. – Да ты никак Ваути Лохер?

– Тугодумом ты был, тугодумом и остался, – говорит Латчер. – Ну что, дадут мне литр беци или нет?

По знаку трактирщика кельнерша приносит водку, наливает Латчеру. Тот, по-прежнему в мокрой от снега меховой шубе, залпом выпивает рюмку и наливает себе вторую.

– Откуда же ты, черт эдакий, взялся? – спрашивает трактирщик.

– Из Канады. – Латчер снова наливает себе, выпивает и снова наливает.

Трактирщик раскуривает сигару.

– Вот Клери-то удивится, – говорит он.

– Какая Клери?

– Хе-хе, Клери Цугбрюгген. Которую у тебя Дёфу Мани тогда увел.

– А, ну да. – Латчер снова наливает себе. – Клери теперь жена Дёфу. Совсем забыл про это.

– Клери тогда забрюхатела от тебя, а все ж таки стала женой Дёфу, фрау Мани.

Латчер слегка ошарашен. И снова пьет.

– Кто родился-то?

– Мальчонка, – отвечает трактирщик. – Теперь уж сороковник ему. Вон, видишь? В карты режется, там, под генералом Гизаном.

Латчер даже не смотрит в ту сторону.

– Ну и кем же ты стал в Канаде? – спрашивает трактирщик, попыхивая сигарой.

– Уолтом Латчером стал.

– Воут Ла-атчер! – Трактирщик изумлен. – Вот так имечко, умора!

– По-ихнему так мое имя произносится, не Лохер, а Латчер.

– Ну а к нам чего пожаловал? – Трактирщик вдруг настораживается, хотя и сам не понимает почему.

– Живете вы тут препаршиво, как и прежде. – Латчер ухмыляется. В своей тяжелой шубе он порядком взмок, хотя шнапс хлещет как воду.

– А чего ж? Иначе-то как жить в этой дыре? Здесь же вечно не дождь льет, так снег сыплет, – вздыхает трактирщик.

Проворонили они тут в долине момент, когда могли бы приладиться к новым временам, чуть не все местные поуезжали, живут теперь на равнине, а остались, попросту говоря, недоумки, которые плевать хотели, что бедней их только церковные мыши. Сам-то он, трактирщик, тоже не шибко благоденствует. Быть главой здешней общины, самой убогой во всем Оберланде, мало чести. Да еще и в семье у него не все гладко. Первая жена, Эмми, дочка Оксенблутта, очень уж долго не могла забеременеть, потом все же помог доктор-чудодей из Аппенцеля. Родился Зему, да жена, видно, уже стара была, чтобы рожать, вот родами и померла. Через год он снова женился, на молодухе из Флётигена, дочка у них, звать Энни, только что конфирмацию прошла. А матери ее всего-то тридцать два, он, трактирщик, староват для ядреной горячей бабенки, так что приходится смотреть за ней в оба.

Латчер тем временем опрокидывает рюмку за рюмкой, невозможно понять, интересны ли ему россказни трактирщика.

– В Канаде, – сообщил он сухо, – я собственник такого кусища земли, что побольше всего Бернского Оберланда. Уран, нефть, железная руда. – Потом он спрашивает: – И сколько же дворов теперь в вашей горной глуши?

– Шестнадцать. Остальные все поразъехались.

– А учитель и полицейский откуда?

– Учительница приезжает из столицы, полицейский – из Конигена. Он и лес охраняет.

– Училка и полисмен не в счет. Реально, значит, четырнадцать семей. Я вам оставлю четырнадцать миллионов.

У трактирщика глаза вылезают на лоб.

– Четырнадцать миллионов? – Он не верит, смеется: – Эк куда хватил. Тебе это не по карману.

– Мне и чего подороже по карману, – говорит Латчер.

Трактирщику становится не по себе.

– Четырнадцать миллионов? За здорово живешь?

– Не за здорово живешь. Вы должны прикончить Дёфу Мани.

– Дёфу Мани? – Трактирщик не верит своим ушам.

Латчер повторяет:

– Дёфу Мани.

– Укокошить? Дёфу? – Трактирщик в полной растерянности.

– Чего смотришь как баран! Я дал клятву, что с ним поквитаюсь. Давно уже. Вот и вспомнил сейчас. И клятву сдержу.

Трактирщик во все глаза глядит на Латчера:

– Треплешься?

– Это еще почему?

– Лишку ты выпил, вот почему. – Трактирщику вдруг становится очень холодно.

– Я никогда не пью лишнего. – Латчер снова наполняет свою рюмку.

– Клери-то в летах уже, – задумчиво говорит трактирщик.

– Клятва есть клятва, – стоит на своем Латчер.

– Ты спятил, Воут Лаатчер, – уверенно заключает трактирщик, отходит к стойке и возвращается с рюмкой шнапса. – Умом тронулся.

– А хоть бы и так. Могу себе позволить, – говорит Латчер.

– Кому же ты собрался отомстить? – До трактирщика постепенно доходит, что его собеседник не шутит. – Клери или Дёфу?

Латчер глубоко задумывается, наконец отвечает:

– Забыл. Но я не забыл – я должен отомстить, потому что дал клятву.

– Сумасшедшее дело. Ну просто сумасшедшее. – Трактирщик качает головой.

– Может быть, – соглашается Латчер.

Трактирщик молчит, пьет, наконец нерешительно предлагает:

– Тридцать миллионов?

– Четырнадцать, – стоит на своем Латчер. – Вы и эти-то деньги не сумеете употребить на что-нибудь дельное.

– А когда? – спрашивает трактирщик.

– Через десять дней.

– Завтра созову общее собрание, только без полицейского, – предлагает трактирщик.

– Валяй.

– Они на такое не пойдут!

Латчер смеется:

– Правильно, побегут со всех ног! И Дёфу Мани, конечно. Знаю я этого обалдуя. – Латчер встает. – Отнеси бутылку в мою комнату.

– Фрида, приготовь четырнадцатый номер, – распоряжается трактирщик. Кельнерша проворно взбегает по лестнице на второй этаж. Латчер провожает ее взглядом. Трактирщик, заметив это, говорит: – Помощница у меня справная! Старшая дочка Бинггу Коблера.

– Главное, девка из себя справная, все при ней. – Латчер поднимается по лестнице. Трактирщик идет следом.

– Багажа у тебя нет, что ли? – спрашивает он.

– В машине багаж. А машина на опушке, возле Флётигена. В снегу, под откосом. Там и четырнадцать миллионов. Тысячными купюрами.

Они входят в комнату. Фрида застилает постель. Латчер скидывает шубу, бросает ее в угол, открывает одно из двух маленьких окон, в комнату врываются снежные вихри. Латчер в темно-синем, с двойной желтой каймой спортивном костюме стоит у окна. Затем стаскивает с ног сапоги. В дверях появляется молодой человек, высокий, но для своих лет толстоватый.

– Зему, мой сын, – говорит трактирщик, – восемнадцать ему.