Алексей Шкваров - Время греха: Роман

Опять горечь во рту, рука тянется за спасительной сигаретой:

— Значит, вернется. Дед Мороз всегда исполняет желания. Ты же хочешь этого, и я хочу, значит, наши желания совпадают, а от этого они становятся вдвойне сильнее.

— Надо еще Боженьку попросить, чтобы мама снова тебя полюбила!

— Не волнуйся, сынок, я всегда, когда хожу в церковь, прошу Его об этом.

— Правильно, папа!

— Поздно позвонил, сынок? Ты уже наверно ложишься и засыпаешь?

— Почти.

— Тогда пожелаю тебе спокойной ночи и хороших снов, в которых исполнятся твои желания.

— Как они исполняться, папа, если она опять сказала, что у нее есть другой и ушла с ним на свидание?

Как же больно это слышать!

— Мама шутит… сынок.

— Я знаю, она тебя бросила.

— С чего ты это взял?

— Я слышал. Так тетя Лена сказала.

— Кто это?

— Ну, у нее пудель такой пушистый. Она с нами иногда гуляет.

— Все будет хорошо, сынок! Это временно, она просто с тобой уехала к бабушке. Спи родной, утро вечера мудренее.

— Спокойной ночи, папа!

— Папа, меня дед сегодня раньше из садика забрал, а мама дома была, и от нее какой-то дядя выходил.

— Какой дядя, сынок?

— Не знаю. В коричневой куртке с черными волосами. Я спрятался, чтоб он меня не видел.

— Может, по делам заходил к маме?

— Нет. Я спросил ее. А она сказала, что приглашала в гости, чтоб познакомиться и найти мужа.

Боже, как стыдно! Что сказать ребенку?

— Мама шутит, сынок!

— Папа! Я никогда не засыпаю, пока мама не вернется!

— Почему, сынок?

— Чтобы она никого не привела.

— А что… — комок в горле, — она… кого-то вечером приглашает домой?

— Да приходил тут какой-то узкоглазый. Китаец, наверно. Они по-английски разговаривали, а я не понимаю. И пиво пили долго. Я не спал и подглядывал. А мама заметила. Я ей сказал: «Пусть уходит!» А она опять мне, что мужа ищет. Я ей сказал: «Зачем тебе муж? Ведь есть папа! Он лучше всех!» А она мне: «Я не люблю твоего папу!». Но ты не переживай, она уже поссорилась с этим китайцем.

— Почему? — Спросил машинально.

— Я слышал, как она бабушке сказала, что он мало денег дает.

Что сказать ребенку? Что она вытворяет? Господи, ну что ж это такое? Как мне за нее стыдно! Чем помочь-то сыну?

— Мама шутит, сынок!

— Папа, а у мамы опять новый дядя. Но она уже с ним поссорилась.

— Почему?

— Не знаю. Мама меня с собой взяла, и мы пошли куда-то в кафе. Там музыка играла. А потом мы в такси домой поехали, и дядя сказал у него нет денег или он не хочет платить. Не помню. Мама рассердилась и сама заплатила. Вот они и поссорились.

Он думал о ней:

— Опять одни деньги, деньги, бесконечные деньги и мужчины. Она не может иначе. Ведь это ее суть. Плюс страх. Она во власти страха, ее психические структуры разрушены, мышление работает отвратительно, реакции мозга нежелательные и нечеловеческие. Прав был Ницше: «Когда женщина ненавидит, (а ее страх порождает именно ненависть), она скверна!» Оттого и поступки бессмысленны, бесчеловечны. Она стремительно скатывается вниз и ничего с этим поделать не может, ибо атакована мириадами атомов собственной ненависти, возвращающихся к ней, которые разрушают оболочку ее нервных клеток, потерявших способность к защите. Дьявольские посланники добираются и до ядра, вносят путаницу, и клетка, утратившая цитоплазму, обеспечивающую дыхание, защиту, питание и размножение, формирует под этим воздействием иные клетки, уродливые и страшные, несущие перевозбуждение, истощение, гибель. Чем я могу ей помочь?

— Будь ей благодарен!

— И я могу быть благодарен этой женщине?

— Да! За сына!

Однажды он не выдержал и совершил непростительную ошибку, за которую потом долго корил себя. Внутри тлела обида за сына, но внешне он был спокоен, тщательно, осторожно, словно собираясь вступить на горячие угли, подбирал слова:

— Прошу, веди себя несколько поскромнее, ведь ребенок все видит.

Как он потом клял себя за эту глупость, вырвавшуюся из глубины его истерзанной души. На Тоськиных скулах заиграл румянец, но не стыда, нет, злобы! Глаза прищурились, блеснули холодным голубым огнем. Она вцепилась в ребенка:

— Что? Что ты наговорил отцу?

— Постой! — Он попытался вмешаться. — Он ничего… — Но не успел.

Широко распахнув глазенки, сын протараторил:

— Как ты ночью приводила китайца!

— Что? — Прошипела она. Теперь она вспыхнула вся, до мочек ушей. Даже на груди и шее выступили красные пятна бешенства. — Да ты с ума сошел! А ну, пошли! — Тоська схватила ребенка за руку и поволокла домой, оставляя на улице ошеломленного отца.

— Господи, выходит я сдал сына с потрохами, обратившись к ней с этой идиотской просьбой. Ты — старый дурак забыл с кем имеешь дело? Решил воззвать к совести, вместо которой застывший металл? И что? Твоя бездумно брошенная реплика вмиг превратилась в раскаленный утыканный ядовитыми шипами шар, который теперь рикошетом отлетит в сторону и вонзится в душу собственного сына… Старый дурак! Господи, помоги малышу, накажи меня!

Они вывели его утром, вдвоем вместе с жабоподобной бабкой. Отцовское сердце сжалось, увидев опухшее от слез лицо ребенка.

— Ну! — Грозно окликнули они малыша. — Говори отцу!

— Папа… — донеслось сквозь всхлипывания, — я все придумал про китайца…

— Только сдержаться, только не здесь, только не взорвись, только не при нем, только увести его сейчас прочь… — Мысли иглами пронзали голову одна за другой. — Хорошо, сынок. Все нормально, малыш. Не волнуйся! — Еле выдавил из себя, подхватил на руки, унося от них.

— Постарайтесь недолго сегодня, у нас еще есть свои планы. — Ему кинули в спину, ужалили напоследок.

— Будьте вы прокляты! — Подумал, уходя прочь, не оборачиваясь и не отвечая.

Потом, в кафе, сын рассказывал отцу, как мать и бабка… топтали его весь вечер. Нет, конечно, он сказал, что ругали, но отец именно так и представил себе эту экзекуцию — затаптывание в грязь крохотного, беззащитного человечка, маленького сына и внука. Две озверевшие женщины, (хотя, какие они женщины?!), две твари безжалостные, бессердечные, измывались над собственным детенышем только за то, что он посмел сказать им в лицо правду!

— А еще они мне сказали, что ты предал меня… — Отец виновато опустил глаза к полу. — Они говорили, что ты все выпытывал у меня, чтобы посмеяться над ними…

— Ты слышал или видел, сынок, чтобы папа хоть раз смеялся?

— Нет! — Он грустно покачал головой. — Ты всегда переживал, успокаивал меня, и у тебя всегда болело сердце.

— Прости, сынок. Папа не предавал тебя, просто папа сделал большую глупость. Взрослые тоже иногда их совершают. Прости меня за это. Я не хотел. Прости и их, сынок! Ты настоящий мужчина, я горжусь тобой и уважаю тебя за твое мужество!