Сергей Кузнечихин - Седьмая жена Есенина

Бухарин палец к губам приставил и задом к двери пятится. Запнулся. Упал. И сквозь пол провалился. Есенин хотел следом прыгнуть, но не успел, дыра затянулась. И сразу же загремел дверной засов, потом заскрежетал ключ, и в комнате посветлело от обаятельной улыбки незнакомца в сером костюме.

«Извините, – говорит, – Сергей Александрович, моих дураков заставь Богу молиться, они обязательно лоб расшибут, или свой, или чужой. Я только сегодня возвратился из командировки, на этот день и велел пригласить вас для беседы, а они…» – И понес своих подручных, перемежая цитаты из классики русской народной речью, уверенный, что Есенин любит крепкое словцо, выговорился, потом посерьезнел и протягивает Есенину самодельную книжку его поздних стихов.

Это я, глупая, придумала. Отпечатала на машинке пять экземпляров и заплатила за красивый переплет. Хотела приятное любимому сделать.

«Вы помните, кому ее подписывали?» – спрашивает человек в сером костюме.

Есенин, раздавленный трехдневной пыткой, признается – ему лишь бы прояснить ситуацию, выкарабкаться из неопределенности. «Женьке Гайтанову», – отвечает.

Человек раскрывает книгу и зачитывает: «Милому Женечке Гайтанову с нежнейшими чувствами!»

Потом он спросил, насколько искренен был Есенин в этом признании и что за личность – Евгений Гайтанов.

Другой сообразил бы, где находится и с кем дело имеет. Не обязательно оговаривать знакомого, но и о себе подумать надо иногда. Зачем было называть его другом, если общались только за ресторанным столом. Но мой, святая простота, кинулся прикрывать лабуха своим авторитетом, решил, что заступничество знаменитого поэта оградит собутыльника от неприятностей, забыл, что его считают самозванцем, и начал плести узоры на тему: какой удивительный человек Евгений Гайтанов и какой медовый голос у него. На лице слушателя неподдельный интерес, каждому междометию внимает. Есенин соловьем заливается, но стоило ему умолкнуть, и сразу же – вопрос, отрезвляющий, словно ушат ледяной воды.

«А знаете ли вы, уважаемый поэт, Сергей Есенин-Мещерский, что контингент, окружающий Гайтанова, на девяносто процентов состоит из гомосексуалистов?»

Пока ошарашенный Есенин воздух глотал, улыбчивый в сером костюме во все глаза его разглядывал, реакцию анализировал.

«Откуда мне, деревенскому поэту, знать про такие безобразия», – перепуганно хрипит Есенин и руками отмахивается, как от нечистой силы.

А серый костюм вкрадчивым голосом: «Но вы же сами в письменной форме засвидетельствовали не совсем мужские чувства к нему, – и снова подпись на книге цитирует, – а неделю назад гражданин Гайтанов был зверски убит партнерами по извращениям».

«А я здесь при чем?» – не понял Есенин.

И ему объяснили: «В квартире убитого был найден самиздатовский сборник стихов с дарственной надписью, подтверждающей связь между вами».

После такого обвинения, у Есенина случился двухчасовой приступ сумасшедшего хохота.

Человек в сером костюме хохотал вместе с ним. Потом вытер слезы, извинился и, выписав пропуск, сказал, что внизу ожидает машина. Есенин еще и благодарил его, рассыпал комплименты про остроумие. Не знал он, что на свободу из этого заведения отправляют пешком, а если дают машину, значит, перевозят в подведомственную организацию.

Двухчасового приступа хохота оказалось достаточно, чтобы военизированные эскулапы смогли поставить окончательный диагноз. Есенина упекли в вашу специальную больницу. А потом уже и я следом за ним, как Мария Волконская в Зерентуй за своим князем.

Но мой в отличие от перепуганного барина продолжает начатое дело и в неволе, пытается даже выйти на новый уровень. Правда, не знаю, надо ли? Мне его ранняя проза больше нравится, особенно «Яр». Прежние вещи я помню чуть ли не дословно, а здесь в каждой фразе подводные камни и язык непривычный, канцелярский какой-то. Но в любом случае настоящий поэт имеет право на эксперимент.

Только, извини, буду читать по бумажке.

НЕСПОРТИВНЫЙ МАРАФОН

Первый вариант описания гонки умещался на одной странице и начинался с заявления, что традиционные 42,195 километра не в состоянии выявить истинные возможности участника и определить сильнейшего. Принципиально отказываясь от закостеневших канонов, организаторы сочли необходимым предупредить, что правила игры не являются догмой и могут быть изменены даже в процессе одной гонки. И это не было попыткой запугать, правила постоянно обрастали новыми поправками, причем некоторые из них полностью отрицали предыдущие.

Ремонты и реконструкции стадиона, на котором финишируют участники, обновляли фасад, делали более удобными трибуны и подсобные помещения, но конфигурация оставалась постоянной. Все те же две разновеликие арены, расположенные цифрой восемь, хотя некоторым группам людей эта фигура напоминает знак бесконечности.

Входные ворота для участников расположены напротив точки соприкосновения арен, предоставляя марафонцу полную свободу выбора, по какому кругу бежать – большому или малому. Предусмотрено и третье решение: если участник, попав на стадион, разуверится в своих силах, заробеет перед судьями или не выдержит улюлюканья зрителей, он может пересечь стадион в самом узком месте, потому что выход расположен напротив входа.

Исходное отличие от спортивного марафона – нефиксированный старт. Каждый начинает в одиночку. Ни время, ни место правилами не оговариваются. Конкретные условия старта отдельного участника не берутся во внимание. Погодные, географические, административные, экономические сложности или благоприятствия также не учитываются. Оценивается лишь конечный результат, показанный на стадионе.

Путь, пройденный до финала, не вносится в судейские протоколы и становится известным только из интервью победителей, их родственников, друзей или случайных свидетелей. Данные о сошедших с дистанции или не допущенных к состязаниям нигде не фиксируются.

Старт в гонке был и остается абсолютно свободный. Ни возраст, ни пол, ни образование, ни физическое или психическое здоровье правилами не оговаривается. Более того, некоторые явные отклонения от нормы иногда способствуют успеху, особенно раннему. Не оговариваются также происхождение и социальное положение: от детей подземелья до венценосных особ, от падшей женщины до принцессы, от монаха-мученика до злодея-душегуба. Стартуют все желающие: и те, кому нечего делать, и те, кому некуда деться; продолжатели славных династий и безвестные новички; маршалы и рядовые; полицейские и уголовники; нацеленные на пьедестал честолюбцы и любители «поддержать компанию»; холерики и флегматики; сангвиники и меланхолики.