Array Шэнь Жун - Царь-дерево

И вот теперь из-за какого-то дрянного кресла она ушла. Ушла внезапно. И все то неопределенное, что было между ними, теперь превратилось вдруг в сказку, развеяно бурями эпохи, осело в захолустных горах. Жестокая действительность лишила его даже возможности объясниться ей в любви. Теперь он мог лишь подбирать на тропинках памяти немногие лепестки воспоминаний, но уже лишенные былого аромата. Да, погибла не она одна, погибли девятнадцать человек. Но мы-то мужчины! Почему должна была погибнуть она, женщина?! Почему я, мужчина, остался жив?! Почему не погиб вместо нее?!

Ах человек, человек! Как ты ничтожен в объятиях судьбы!

— Чэнь Юй, тебе письма, — сказал, входя в палату, Пэн Шукуй. Медленно переставляя ноги, он подошел к Чэнь Юю и положил на край его постели два письма. — Опять плакал…

Он осторожно отер с его лица слезинки. Чэнь Юй сел в кровати и, посмотрев на Пэн Шукуя, горько усмехнулся. Взяв письма, он бегло посмотрел на обратный адрес, с тяжелым чувством положил их на колени и, уставившись взглядом в потолок, тяжко вздохнул.

— От кого? — спросил Пэн Шукуй.

— Одно — от сестры, а другое…

Глаза его снова увлажнились. Пэн Шукуй все понял. Тяжело вздохнув, он пошел к своей кровати и лег.

Держа письмо матери Циньцинь, Чэнь Юй долго не решался его вскрыть. О смерти Циньцинь он так и не написал своей учительнице. Но он знал, что она не могла не читать газет, не слушать радио. Какие же тяжкие чувства были заключены в этом письме! Дрожащею рукой он вскрыл конверт, вынул письмо и осторожно разгладил листок, положив его на колени.

«Чэнь Юй, мой сын!

Разреши твоей старой учительнице, лишившейся всех родных, так называть тебя в этом письме.

О том, что случилось с Циньцинь, я узнала по радио. Я не верю, что она могла решительно порвать с отцом — она так его любила, нашего покойного папу. Тем более я не верю, что она могла решительно порвать со мной — я знаю, как сильно она любила и меня! Но я волей-неволей должна поверить, что потеряла мою любимую дочь, потеряла единственного родного мне человека! Потеряла, я потеряла единственную остававшуюся у меня надежду…

Дорогой мой, я всегда считала тебя своим сыном. Может быть, именно эта моя привязанность к тебе передалась и Циньцинь. В ее письмах ко мне проглядывают некоторые признаки тех чувств, о которых девушка стесняется заявить прямо. Теперь слишком поздно говорить об этом. Циньцинь навеки покинула нас. Когда погибает военный человек, мужчина или женщина, то в самом этом факте, вообще говоря, большой трагедии нет. Трагедия в том, что Циньцинь выплеснула священный нектар своей жизни в сточную канаву. Трагедия в том, что ушла из жизни молодая девушка, полная надежд и мечтаний, а ее мать лишена даже права хотя бы одним глазком взглянуть на ее могилу! Как это жестоко! И я, ее мама, не могу не уйти вслед за ней!

Сын мой, прошу тебя выполнить мою последнюю просьбу: укрепи перед ее могилой два траурных полотнища с такими надписями:

«Кроткая и прекрасная, ты безвременно пала жертвой чести. Ветви персиков и слив молча льют над тобою слезы».

«Мгновенно увяла молодость и красота. Седовласая мать провожает в последний путь юное дитя».

Сын мой, я ухожу! Я спешу уйти, догонять Циньцинь! Я надеюсь встретиться с ней перед мостом Найхэ [51] Мост Найхэ, по китайским поверьям, соединяет этот мир, в котором душа человека пребывает еще некоторое время после его смерти, с потусторонним, куда она переселяется навечно. , чтобы вместе окинуть последним взглядом взрастившую нас древнюю землю.

На этом кончаю свое последнее письмо.

Чэнь Юй беззвучно плакал, сотрясаясь всем телом, из искусанных губ его сочилась кровь. Он поспешно вскрыл письмо от сестры, и в глаза ему бросилась строчка с разрывающей сердце скорбной вестью:

«Мама Циньцинь вчера ночью покончила с собой, приняв яд».

— А-а-а! — вскочив с кровати, истошно закричал Чэнь Юй. Взгляд его неподвижных глаз был диким, как у помешанного. Пэн Шукуй, вскочив с постели, обхватил его.

— Чэнь Юй! Что… что с тобой?

— Оставь меня! — резко оттолкнул его Чэнь Юй, шагнул к двери и рывком распахнул ее настежь. Он хотел выйти, пойти на простор, чтобы дать излиться бушевавшим в его груди бурным чувствам. Однако не успел он сделать и шагу, как в открытую дверь с милой улыбкой вошли несколько человек — секретарь Ян и молодые военнослужащие с фотоаппаратами и репортерскими блокнотами. Ян вначале опешил, но тут же участливо спросил:

— Тебе стало лучше, товарищ Чэнь Юй? Все эти дни мы не решались беспокоить тебя. Сядем, поговорим.

Чэнь Юй продолжал стоять, тупо уставившись на шевелящиеся губы Яна. Выражение его лица при этом было такое, как будто он готов был не то заплакать, не то рассмеяться. Ян почувствовал себя несколько неловко.

— О! Ты, наверное, еще не видел газет? Вы все попали в газеты! — сказал он, показывая крупные заголовки в газете, которую держал в руках. — Отклики идут самые горячие. Особенно о Лю Циньцинь. Ведь она пожертвовала своей жизнью ради того, чтобы сохранить принадлежавшее заместителю главкома Линь Бяо… Хм… К тому же она является образцовым примером решительного разрыва с реакционной семьей. А это имеет огромное значение. Комиссар Цинь Хао дал указание, чтобы мы еще глубже, еще подробнее ознакомились с ее биографией. Ты знал ее ближе других, расскажи, пожалуйста, о ней.

Щелк! — как молния, сверкнула лампа-вспышка фотографа. Чэнь Юй пошатнулся, словно ему выстрелили в грудь, качнулся назад, еле устоял на ногах, затем подался вперед. Неожиданный щелчок фотоаппарата и свет лампы-вспышки оживили его лицо.

— Ха-ха-ха! — разразился он леденящим душу смехом и схватил Яна за борта куртки. — Как ты сказал? Цинь Хао? Цинь Гуй? [52] Цинь Гуй — первый министр при дворе сунского императора Гаоцзуна (XII в.). В период вторжения в Китай чжурчжэней проводил при дворе линию на примирение с захватчиками. Этому мешали блестящие успехи армии Юэ Фэя, «крестьянского» военачальника, которая в течение ряда лет наносила чжурчжэням чувствительные поражения. Путем придворных интриг Цинь Гуй добился физического уничтожения Юэ Фэя, его ближайших соратников и роспуска его армии, после чего позорный для сунского двора мир с чжурчжэнями был подписан. В последующем Юэ Фэй был объявлен национальным героем. Цинь Гуй же после смерти был проклят и объявлен национальным предателем. Скульптурное изваяние, изображающее его в натуральную величину стоящим со склоненной головой, на коленях, установлено и до сих пор стоит перед могилой Юэ Фэя для всеобщего осуждения. Каждый приходящий поклониться могиле Юэ Фэя может бросить в статую Цинь Гуя камень, тухлый помидор или выразить свое презрение иным способом. А еще Линь Бяо? Лысый Линь? Ха-ха-ха! Цинь Гуй! Лысый Линь!