Джозеф О'Коннор - Ковбои и индейцы

Когда Эдди лег в постель, Марион отодвинулась от него. Она не спала. Он понял по ее дыханию.

В комнате было жарко и душно. От движения воздуха буквы на стенах еле слышно шелестели. Под окном полночи выли сирены, и Эдди не мог заснуть.

Утром, когда Эдди проснулся, Марион в комнате уже не было. Он огляделся в поисках записки, но ничего не нашел. Внезапно что-то привлекло его внимание — на потолке красовались черные буквы «ABC». Буквы словно бы насмехались над ним. Бросали ему вызов. Эдди снова лег на кровать и уставился на эти буквы прямо над головой. Долгое время он даже не мигал. Потом все же моргнул. И в этот самый миг понял, что дальше так продолжаться не может.

Эдди пришлось искать новую работу. Он наведался на биржу труда, но обнаружил, что это название звучит как насмешка. Тогда он стал просматривать газеты. Требовались рекламные агенты и программисты; других вакансий не было. С этим ему не справиться. Даже и пробовать нечего. Он решил попытать счастья в ресторанах — может, удастся устроиться официантом, но все упиралось в одно и то же. В его прическу. Он спросил у мистера Пателя, не нужны ли ему помощники в столярке, но мистер Патель усомнился, что Эдди вообще представляет себе, с какой стороны браться за долото. К тому же дело раскручивалось медленно, новых работников нанимать рановато. Они и так еле-еле сводят концы с концами. Все этот Найджел Лосон. С тех пор как повысили процентные ставки по закладным, никто не хотел тратиться на ремонт.

В конце концов Эдди обратился в закусочную на вокзале Юстон, где видел объявление, что требуются работники в ночную смену. Управляющий (его звали Джейсон) сказал: ладно, но работы много, а оплата стандартная, без надбавок. Выбирать не приходится, сказал Эдди. А Джейсон объявил, что это лучшая новость за последние десять лет. Зубоскал хренов.

Для начала Эдди приставили к грилю. По пять часов кряду он торчал возле раскаленной решетки, с идиотской картонной шапкой на голове, переворачивая лопаточкой мясо для бургеров. Он то и дело обжигал пальцы, а руки до локтя были покрыты мелкими красными пятнышками от брызг кипящего жира. Пот ручьем катился по лицу, капая на шипящий металл. Каждые пять часов работникам давали пятнадцатиминутный перерыв, чтобы перекусить (на 1,37 фунта). Количество еды зависело от того, сколько ты проработал в закусочной. Эдди вообще ничего не ел. В первый же день у него на глазах какой-то рыжеволосый веснушчатый толстяк высморкался над грилем — сопли разлетелись по куриному мясу.

Но это бы еще полбеды. Хуже всего была сама еда, окружавшая его со всех сторон. Огромные, разъезжающиеся по швам картонные коробки с бургерами, тяжеленные пластиковые мешки с чипсами, бочонки с густым тягучим сиропом, гигантские банки корнишонов в зеленом рассоле, бесконечные бутылки томатного кетчупа и кошмарные мусорные баки, переполненные гниющими объедками. Подумать страшно. В первую ночь, придя домой после смены, Эдди боялся, что его стошнит. На следующую ночь его действительно стошнило. Он стоял, склонившись над унитазом, и его выворачивало, пока желудок не опустел.

Он попросил, чтобы его перевели за стойку, но Джейсон отрезал: ни в коем случае.

— Избавься от этой прически, — сказал он, — тогда и поговорим. А до тех пор лучше тебе не быть на виду.

Ночью Эдди снова вырвало.

Должно быть, Марион его пожалела. Утром, когда он встал, в ванной было чисто. Эдди счел это знаком грядущего примирения. Он позвонил ей в супермаркет, но какой-то тупица ответил, что девушка с таким именем в супермаркете не работает, а если б и работала — по телефону болтать запрещено. Эдди сказал, что точно знает: Марион работает у них.

— Нет, — твердил парень, — у меня в списке ее нет.

Он сказал, что Эдди не понимает: будь она здесь, ее имя стояло бы в списке. Эдди посоветовал парню проверить список, но, перезвонив через некоторое время, получил тот же ответ.

Когда вечером Марион вернулась, Эдди уже ушел на работу. Когда он вернулся, она крепко спала. А когда проснулся утром, ее снова не было.

Так продолжалось несколько дней: они толком не виделись. Через неделю практически перестали видеться вообще. Казалось, время потекло быстрее. Эдди видел Марион только спящей, в остальном же единственным знаком ее присутствия был запах духов, который Эдди неизменно ощущал по ночам. И еще — треклятая цепочка черных букв, упорно ползущая через потолок к окну.

Эдди пытался перейти в дневную смену, но Джейсон отказывал. Дневные вакансии были заняты. Днем на работу выходили пенсионеры и студенты. Если Эдди хочет работать днем, пусть ищет другое место. Эдди начал впадать в отчаяние.

Насчет «лампа», то бишь найма гуртом, Эдди узнал от Джейка. Происходило это на территории одного из криквулдских автопарков: придешь к восьми утра — имеешь шанс оказаться одним из трех сотен человек, кому посчастливится денек «полевачить» на строительстве. Тридцать пять фунтов в день, никаких вопросов, никакой страховки — и пой сколько хошь старый добрый рок-н-ролл. Эдди этот вариант не слишком улыбался, но деньги были на исходе, а обратиться больше некуда.

И однажды утром он отправился в Криклвуд, но в число везунчиков не попал. Автопарк здорово смахивал на задворки Чикаго времен Великой депрессии: шеренги молчаливых мужчин с красными ирландскими лицами, в грязных комбинезонах и майках с эмблемой Кубка мира, все кашляют, сплевывают мокроту, курят дешевые сигареты. Боссы приезжали на «мерсах» и «ягуарах» — жирные толстые ублюдки в дорогих, обсыпанных перхотью пиджаках с Савил-роу. Видом они напоминали ирландских муниципальных чиновников. Тех, что покупают итальянские кожаные туфли ручной работы, но никогда не меняют носков. По их мнению, Эдди выглядел как пай-мальчик, который в жизни не занимался тяжелой работой. Проницательные, сволочи. Поинтересовались, знает ли он, чем шифер отличается от толя, и он ответил, что тем же, чем Шиллер от Бёлля. Они не оценили юмора.

Эдди все время старался понять, когда именно все пошло наперекосяк. Он был одержим мыслью о провале, не о любви. Иногда подумывал уехать. Иногда считал, что им нужно только серьезно поговорить и разобраться в своих проблемах. Но каждый раз, когда он посреди ночи затевал разговор, Марион холодно молчала. Он сказал об этом Джейку. Джейк воспринял ситуацию философски.

— Если хочешь холодного пива, — провозгласил он, — держи его у сердца моей бывшей жены.

Так называлась любимая песня Джейка, в стиле кантри. Он словно и не понимал, что ситуация с Марион угнетает Эдди, мешает ему сосредоточиться на музыке. Говорил, что Эдди слишком эгоистичен. Эдди возражал, что он вовсе не эгоист, а просто впечатлительная натура. Джейк сказал, что, как свидетельствует жизненный опыт, грань между тем и другим очень тонка.