Юозас Апутис - Мост через Жальпе

— А… Понимаю… От меня убегали, доктор.

— Хм-м, — усмехнулся доктор Бенас. — А что вы себе думаете, Герда. Может, и от вас… Может, и надо убегать.

— Зачем вы так шутите? Точно?

— Не точно, Герда…

— Не теряйте больше времени, доктор, и вы, учитель. Я все у вас под ногами путаюсь. Пойду, наряжу еще какую-нибудь персону.

— До свидания, Герда… Дай боже так путаться, — печально сказал доктор Бенас.

Шагая к автомобилю, они заметили Балтазаса, который стоял за забором и украдкой следил за доктором. Доброе чувство охватило Бенаса. Он шагнул к горбунку, но тот нырнул в заросли полыни и спрятался.

Учитель повернулся к витрине магазина. Расправив в руках красивое прозрачное платье перед покупательницей, Герда улыбалась ей. Учитель махнул ей рукой, и Герда засмеялась за витриной. Смеющейся увидел ее и Бенас и какой-то миг смотрел на нее, как на воспоминание былых времен.

Когда Бенас сделал несколько шагов к учителю, горбунок снова вылез из резко пахнущей полыни и в страхе попробовал улыбнуться. Бенас ничего ему не сказал, однако больше не пытался приблизиться к нему.

— Что случилось с Фелицией, учитель?

— Странности преследуют любого человека. Никогда не знаешь, что будет с тобой завтра или послезавтра. Вы что-нибудь заметили?

— Каждый бы заметил. Когда Фелиция подсела к нам, я увидел, что она не в своей тарелке.

— Она очень несчастная, доктор.

— Не слишком ли сильно сказано. А кто здесь счастлив? И все-таки — что с ней случилось? Этот случай с Балтазасом? Эти парни житья не дают?

— Не совсем так… После того как Балтазасу стало худо, Фелиция вышла за него замуж. Весь городок чуть с ума не сошел. Красавица Фелиция! Ведь сколько к ней подкатывалось парней, и хороших! Сватались даже всякие приезжие издалека. И никто Фелицию не умаслил. Никогда и ни с кем она о Балтазасе не говорила — ни до свадьбы, ни после. Теперь только с вами намеками говорила.

— Как могло случиться такое! Загадка, просто загадка…

— Моей жене как-то Фелиция одну вещь сказала. Говорит: я разрушила жизнь Балтазаса, вот и буду жить в разрушенной…

Бенас, обернувшись, снова посмотрел на заросли полыни, где, низко опустив голову, живым упреком стоял Балтазас, до половины высунувшись из трав, разглядывая свои пыльные башмаки.

— Веселая Фелиция!.. — сказал Бенас.

Весь вечер он провел в комнате. Усевшись на кровать, долго держал пальцами длинный черный волос, найденный на подоконнике. Потом долго привязывал его к маленькому гвоздику, торчащему из оконной рамы.

Волны озера бились о белесые ветви сосен, торчащие над водой, и грозили вековому дереву смертью. Если не сейчас, то через год-другой.

— Доктор, пожалуйста, спуститесь к нам. Посидим вместе, радио послушаем, поставим пластинку. И нам будет веселее. Такой странный сегодня вечер. — Учитель стоял в дверях.

— Спасибо, учитель. Большое спасибо, но сегодня я точно не смог бы слушать ни известия, ни музыку. Как-нибудь в другой раз посидим. А сегодня побудем одни, учитель. Представится еще случай и вместе посидеть.

— Как вам угодно… Доктор, вы не принимайте все так близко к сердцу. Не так страшно жить, как иногда кажется. Человек на новом месте бывает другим, иногда даже узнать нельзя — он это или кто-то другой. Вы слишком болезненно на все реагируете…

— Наверное.

— Спокойной ночи, доктор.

— Спокойной ночи.

Учитель тихо спустился по лестнице, и Бенас услышал, что он вполголоса что-то говорит жене.

Лето подходило к концу. На деревьях появилось много желтых листьев. Они падали в воду, ветер кружил их вокруг острова, некоторые листочки загонял далеко, на середину озера или к берегам, иные перемешивал в водовороте у того места, где росли их деревья, словно желая им, мокрым и умирающим, показать, какой прекрасной так недавно была жизнь деревьев и листвы и чего теперь всё лишается.

Несколько раз за это время Бенас звонил Дейме. Она все спрашивала, когда он вернется, а он отвечал, что еще не знает точно.

— Бенас, — услышал он однажды в трубке. — Третьего дня мы были в саду у Марийонаса. Ты бы видел, сколько там яблок.

Ей показалось странным, что он машинально спросил:

— Кто еще был?

— Все твои знакомые. Уже съехались из деревень, вернулись из путешествий. — Он понял, что Дейма растеряна и уже сожалеет, что обмолвилась об этом.

— Вот и ешьте свои яблоки.

— Они о тебе спрашивали.

— А что им еще неясно? — огрызнулся он.

— Да просто так. Вспоминают, когда собираются. Хотели к тебе поехать…

— Чтоб не смели ногой ступать!.. Память о нем вечно будет жива в наших сердцах… Скажи им спасибо.

— Опять из больницы звонили.

— Мужской голос?

— Мужской. Какой-то сердитый. Говорит, уже полтора месяца прошло, как ты должен быть в палатах. Говорит, ни сам не показывается, ни знать не дает.

— Если еще позвонит, скажи, что не вернусь вообще.

— В больницу? Вообще? Не вернешься?!

— Скажи, что не вернусь. Поживу здесь до поздней осени, а потом поеду т у д а, Дейма. Хотелось бы, чтоб ты меня проведала, чтоб мы перед тем повидались, оба поехали бы до туда, а потом… Я же давно тебе говорил. Почему ты так удивилась? Думаю, это со временем выяснится.

— Бенас, — ласково говорила Дейма в холодную пластмассовую трубку, — ты правда не можешь иначе? Вдруг ты ошибаешься, вдруг тебе еще можно вернуться назад, в то время, когда все изменилось? Боже мой, мне так хотелось бы тебе помочь, так хотелось бы, я каждый твой шаг охраняла бы…

— Дейма, родная, я все уже перепробовал. Ты знаешь. По-моему, иначе нельзя.

— Бенас, это точно, это правда?

— Точно, Дейма. Хоть и грустно, и нехорошо, я не могу врать ни тебе, ни себе. Будь добра, постарайся не только понять, но и справиться с этим огромным невезеньем.

— Бенас, почему ты хочешь, чтобы я приехала?..

— Я же давно с тобой договаривался.

— Бенас, тебе еще хуже стало?

— Ничего нового, Дейма. Очень тебя прошу — ты не пугайся… На меня снова нашла трезвость.

— Что ты сказал? — дрожащим голосом крикнула она в трубку.

— Т р е з в о с т ь.

— Как ты сказал… Господи…

— Ну и что? Дейма, ничего такого… Ты не сердись, я не могу говорить иначе. Пока-то я еще понимаю, Дейма, и ты знаешь, что со мной может быть хуже, когда я не очень-то буду понимать… А ты все еще живешь по-прежнему?

— Не поняла.

— Так, как раньше?..

— Бенас, Бенас… Днем работаю, вечером брожу по улице.

— Ив городе уже, наверно, осень.

— На площади уже два раза в день сгребают листья.

— Утром и вечером?

— Утром и под вечер.

Он услышал, что ее голос снова дрогнул.

— Ничего, Дейма. Ты слышишь? Я все хорошо понимаю. Ничего такого. Просто-напросто меняются времена года.

— Я боюсь настоящей осени, Бенас. Тогда страшно и грустно одной на улицах.