Всеволод Бернштейн - Базельский мир

— Нет, не в курсе, — ответил я.

— Пусть попрощаются, и махнем в горы. У меня там дачка, дня три-четыре отсидимся, пока ситуация прояснится. Там не найдут.

— Кто не найдет? «Смежники»? — вспомнилось зловещее словечко.

— Никто не найдет, — ответил Лещенко.

— А можно подробнее? И, желательно, с самого начала.

— С самого начала, — Лещенко усмехнулся. — Ишь, чего захотел!

Во мне вспыхнула злоба.

— Хватит строить из себя Джеймса Бонда! Чуть не поубивали всех! Какого черта!

Лещенко серьезно посмотрел на меня в зеркало. Провел руками по рулю, словно смахивая пыль.

— Комин был «активистом», — начал он. — Так у нас называют кадров с идеями, которые готовы на решительные поступки. На очень решительные. Сами идеи не так важны, это может быть все что угодно — религия, экология, марксизм, маоизм. Спецслужбы плотно работают с такими «активистами», направляют их, если нужно, защищают, а когда приходит время, «активист» срабатывает. Там, где нужно. Чаще всего активисты не знают о конторской опеке, в некоторых случаях им представляется какая-то версия о помощи со стороны конторы, которая позволяет им сохранить лицо. Это очень старый метод. Вспомни попа Гапона, Азефа. В каком-то смысле активистом был Ли Харви Освальд, и точно им был Мехмет Агджа, тот самый, что стрелял в папу римского. Неплохо было сработано, Ватикан порешал свои внутренние проблемы, а списали все на болгарские и советские спецслужбы, которым, если подумать, какое вообще дело до папы и Ватикана.

Контора берет под опеку активиста на ранней стадии и дальше ведет его, «растит», что называется. Готовый активист — это еще и товар, предмет торга и обмена между разными отделами внутри конторы или разными конторами. Мы же сейчас с американцами на почве борьбы с терроризмом дружим, так что тут практикуется обмен активистами. Комина взяли в разработку в Антарктиде американцы, он там свое дело сделал, проявил себя как ценный кадр с большим потенциалом. Наша контора им тоже заинтересовалась. Его передали. В порядке «перезагрузки» российско-американских отношений, так сказать. Меня назначили его куратором. Никаких конкретных планов на него пока не было, была поставлена задача «растить». То есть позволить ему побыть в роли идейного борца, накапливать вес, собирать единомышленников, устраивать какие-то акции в определенных рамках, но и помогать в случае форс-мажоров, как это было в Генуе.

— Это когда он вдруг исчез? — вспомнил я.

Лещенко кивнул:

— «Активисты» — мой профиль в конторе. Это трудная работа, многим конторским она не под силу, потому что, чтобы понимать активиста, надо самому быть немножко «активистом», нужно иметь собственные идеи, нужно иметь мечту. Для большинства конторских мечты и идеи — вредный балласт.

— И какая же у тебя мечта, если не секрет?

— Не секрет, — ответил Лещенко, — я тебе много раз о ней говорил. Моя мечта — это новая Россия, сильная и счастливая. Сейчас уже поистрепали слово «национальная идея», я его даже произносить не хочу. Новая Россия — это такие люди, как Комин, мечтатели, готовые бороться за свою мечту. И такие, как ты.

— Я?

— Да, ты. Вы с Коминым идеально друг друга дополняете. Горячее сердце и холодная голова. И оба со стержнем. Это вообще редкость. Когда велел тебе испортить оборудование перед выставкой, я знал, что ты не сделаешь этого, знал, что пойдешь до конца.

— А то, что будет покушение на министра, ты знал?

— Не знал, — сокрушено покачал головой Лещенко. — Хотя, конечно, должен был знать. В конторе я много лет уже продвигаю собственный проект, отбираю и разрабатываю в среде эмигрантов полезных людей для новой России, возможно, будущих ее лидеров. Для конторы это, конечно, ересь. Я бы не продержался и дня, но у меня был один высокий покровитель, который мои идеи разделял и поддерживал. В последнее время там произошли перестановки. В общем, покровителя моего задвинули в тень, и всех его протеже тоже. Только нам, малым сим, об этом не сообщили. Я уже договорился, чтобы Комина вывели из программы «активистов» и перевели в мою программу. Вроде как добро было получено на всех уровнях. По моей задумке вы должны были пустить дым на выставке, нахулиганить на пару недель тюрьмы, чтобы перевести вас обоих на нелегальное положение и дальше спокойно работать. Но видишь ты, смежники решили использовать активиста Комина в операции по ликвидации Ледербергера. Если рассуждать трезво, их можно понять, карты легли очень удачно. Все сошлось. Комин — полусумасшедший экстремист, недавняя попытка самоубийства, диагностированный маниакально-депрессивный психоз. То, что я бы на такое никогда не согласился, они обошли очень изящно. Просто не поставили меня в известность. Мне сказали, Комин выведен, а сами никуда его не вывели. Я должен был догадаться, должен! Как только произошла попытка самоубийства, я должен был понять — это сигнал. Я вне игры.

— Он не сам это сделал? Я имею в виду тогда, в гостинице, не сам себе вены резал?

— Кто их резал, неважно, — ответил Лещенко. — Мог сам, мог не сам. Технически оба варианта возможны. Есть определенные препараты, определенные методики. Речь сейчас не об этом. Я упустил ситуацию.

— Но ты вроде как был готов к сюрпризам на выставке. Разве нет?

— Конечно, был страховочный вариант. Но именно что страховка. Я должен, просто обязан был сыграть на упреждение.

— А кто такие смежники?

— Смежники — это смежники. Есть контора, а есть смежные организации. Как везде.

— А зачем им понадобилось убивать Ледербергера?

— Ну, это праздный вопрос. Поступил заказ откуда-то сверху. С какого верху, гадать бессмысленно. Зачем Агджа стрелял в католического папу?

— И что теперь? — спросил я. — Отсидимся мы три дня на твоей дачке, а дальше?

— Дальше все будет гораздо лучше. Покушение сработали очень топорно. Руки поотрывать за такую работу. Самая большая ошибка — то, что они упустили вас. В полиции и местной конторе тоже не дураки сидят. У них сейчас есть три дня, чтобы во всем разобраться, чтобы не наломать дров сгоряча. И они разберутся.

Знаешь, когда случается провал, всегда можно найти расклад с минимальной потерей лица для всех задействованных сторон. Я думаю, в таком раскладе будут заинтересованы и наша контора, и местная, и смежники, и их заказчики. Самое главное, чтобы в этом раскладе вам была отведена роль живых персонажей. Не мертвых, а живых. Это надо спокойно продумать. Такой сценарий возможен. Три дня. Нужно три дня.

Вернулся Комин. Молча сел в машину и отвернулся, глядя на закрытую гаражную дверь.

— Как все прошло? Как пацан? — спросил Лещенко.

— Хороший пацан, — ответил Комин, не поворачиваясь.

— Ты им еще раз проговорил, как и что делать?