Жаринов Викторович - Библиотека Дон Кихота

— Ладно, — сдался, сам не зная почему, профессор, и Сторожев тут же поволок его за собой.

Выйдя на улицу Большая Пироговская, друзья поймали частника. Это была «девятка». Сторожев сел на переднее сидение, а профессор угнездился на заднем, хотя Воронов страсть как не любил сидеть в автомобиле сзади и, вообще, не контролировать ситуацию: эксцентричный характер Сторожева давно стал своеобразной притчей во языцех в родном Университете.

Кстати об alma mater. Бывшие Высшие Женские Курсы насчитывали уже свыше 130 лет своей славной истории. Чуть меньше было и самому зданию, из которого так поспешно выскочили два приятеля. Внутри оно больше походило на гигантский аквариум: огромный стеклянный потолок зависал над центральным залом, напоминающим римский атриум.

В стекле этого потолка, казалось, обязательно должен был промелькнуть некий зрачок, зрачок Бога, с удивлением рассматривающий людей внутри, как это показывают в какой-нибудь изощренной рекламе плазменных телевизоров.

К слову, именно в этом самом атриуме постоянно что-то снимали для телевидения, иногда мешая проводить занятия.

Что говорить, здание обладало особой магической привлекательностью, и это давно заметили не в меру любознательные СМИ.

Атриум по своим гигантским размерам напоминал готический собор, у которого срезали тяжелую сводчатую крышу и заменили ее стеклянным куполом в стиле модерн.

Высокие колонны придавали атриуму видимость античного храма. Готика и античность — благородная эклектика русского модерна конца позапрошлого века. Ни одного намека на пошлость современных построек.

Здесь должны были учиться барышни, а не представители люмпен-пролетариата, или дети новых русских, которым, как говориться, «красиво жить ни за что не запретишь».

В ясный солнечный день, находясь в атриуме, можно было отчетливо видеть, как по всей отшлифованной мраморной поверхности пола медленно и величаво плывет по плитам тень, тень облака.

Получалось, смотришь вниз, а видишь небо. Как поэт, это «облако в штанах» проникало в здание сквозь крышу. «Облакам на любованье» был создан этот необыкновенный стеклянный свод и сам атриум.

Еще одной странной особенностью здания было то, что снаружи, с улицы, оно выглядело невзрачным и не предполагало никаких небесных откровений.

Непосредственно при входе тебя встречал охранник, вечный тусклый свет и сводчатые потолки в стиле казаковских казарм. Но стоило тебе пройти немного вперед, свернуть в арку направо, взбежать по ступенькам, и свет, море света, буквально обрушивалось на тебя как девятый вал.

От такого каждый раз дух захватывало.

Тени облаков плыли прямо по мрамору, отполированному ногами многих и многих давно сошедших в могилу учителей, сверху светило яркое солнце, и ты невольно начинал чувствовать себя Другим, не похожим на быстро меняющийся мир, воцарившийся снаружи этого здания-аквариума.

Наверное, благодаря особому колдовскому свету, почти все университетские немного отличались от прочих москвичей…

Разговор в автомобиле

доцента Сторожева и профессора Воронова.

— Так что же это за компания такая, Арсений? Раз уж я согласился, мог бы и поподробнее ввести меня в курс дела, а то едем не известно куда…

— Никакая это не компания, Женька, а самое, что ни на есть настоящее общество.

— Скажи еще тайное.

— Ну, тайное не тайное, а общество.

— И чем же вы там занимаетесь, в этом своем обществе?

— Книги читаем — вот чем.

— Вам куда ехать-то? — поинтересовался водитель.

— Сначала по Плющихе, пожалуйста, — вежливо пояснил Сторожев, размахивая варежкой на резинке, — а там уж я укажу, куда…

И варежка, как катапульта, влетела внутрь доцентского рукава. Одним словом — поехали!

— Да, Арсений… Поймал ты меня. Книги они читают. Тоже мне, великое дело. Я, пожалуй, выйду…

Профессор ощутил вдруг, что недавнее чувство ностальгии куда-то исчезло и на душе стало необычайно тоскливо. Куда в таком состоянии ехать?

— Не горячись, Женька, не горячись. Мы не просто там книги читаем. Мы их по-особому читаем, понял?

— Как это, по-особому? — переспросил Воронов.

«Как это?» — хотел спросить и водитель, немало удивленный началом разговора двух приятелей. Но тут заскрипели тормоза, и «девятка» чуть было не «поцеловалась» с Мерседесом. Шофер явно зазевался. Из Мерседеса назидательно погрозили кулаком. Шофер покорно кивнул. Сторожева отбросило назад, как седока, который резко дернул поводья.

— А вот так, — возвращаясь в прежнее положение, продолжил доцент. — Мы их только в определенной ситуации читаем.

Машина вновь тронулась с места и казалось, словно заржала, как заржала бы старая кляча, во впалые бока которой впились острые шпоры седока. Водитель ударил по газам. Впереди намечалась солидная пробка.

— И что же это за ситуация такая? — опасливо поглядывая по сторонам, спросил Воронов. Пассажиров с силой дернуло вперед.

— Не смейся только, — начал оправдываться Сторожев, преодолев, наконец, воздействие кинетической энергии.

— Нельзя ли поосторожнее, — бросил он шоферу и продолжил. — Впрочем, на первый взгляд все, действительно, очень глупым, а, главное, смешным кажется. Но это пока сам не попробуешь.

За окном между тем, как линкор по морю, проплыл, прошелестел шинами по хрустящему снегу Кадиллак. Через мгновение хруст стал оглушительным. «Помню: летим по Монмартру, — вдруг послышался в резиновом шелесте и в снежном хрусте голос покойного друга, — а у баков с мусором коробки с вишней, почти непорченой. Взяли. Водка у нас с собой была, была, Женька. Как же в Париже без водки!»

Снег падал за окном, и друг огромный, как великан Гаргантюа, заботливо уносил сейчас коробки с красной вишней, похожей на сыворотку донорской крови, слегка запорошенной декабрьским снежком. Уносил, собираясь сделать теперь стол для кого-то другого.

Профессор замотал головой, чтобы отогнать наваждение и всякие там слуховые галлюцинации.

— И я про то же, — вмешался водила, уловив взгляд того, кто сидел сзади. — А все говорят плохо живем. Вон машины какие по городу снуют!

— Заинтриговал ты меня, Арсений, вконец заинтриговал, — словно возвращаясь из сна, решил выяснить самое главное Воронов. — Хватит темнить. Выкладывай все на чистоту. Говори, как есть, а то остановлю машину и выйду…

— Ну, хорошо, хорошо. Мы их, книги то есть, исключительно во время еды, или совместной трапезы читаем. В этом весь прикол и состоит.

— Хе! — не выдержал водитель и мотнул головой.

— И что ж тут такого? Что особенного-то, Арсений?