Жаринов Викторович - Библиотека Дон Кихота

— Любезный, — прервался на объяснения Сторожев, — вы чего-нибудь про книжку Эрика Бёрна «Люди, которые играют в игры» слышали?

— Не слыхал я ни про что такое.

— А что, Арсений? Расскажи.

— Короче, по концепции этого психолога, каждый человек проживает не просто жизнь, а определенный жизненный сценарий.

— Это как? Навроде судьбы, что ли?

— Вроде Володи, милейший. Короче, есть даже такое понятие — психология человеческой судьбы. Жизненный сценарий формируется с детства с помощью запретов родителей, с помощью родительских примеров, но, главное, какие любимые книжки были у каждого в детстве. Эти книжки и формируют во многом дальнейшую судьбу или психологический тип личности. Еще греки сказали, что характер — это судьба, понял?

— Чушь, — отрезал водитель.

— Я тебе дам, чушь. Какая чушь, к чертовой матери, если у тебя у самого на роже «Свинья-копилка» написана! Сказка есть такая? Андерсен написал.

— Арсений, Арсений, ты поаккуратнее все-таки. Не обращайте на него внимание. Молодой — вполоборота заводится, — принялся успокаивать водителя Воронов.

— Знаешь, любой труп необычайно выразителен. Мертвое тело подобно тексту, да еще какому, — внезапно погрустнев и успокоившись, почти в полголоса заметил Сторожев.

После таких слов в автомобиле наступила тяжелая пауза. Водитель оторопел и не знал теперь, как реагировать на этого психа, оказавшегося совсем рядом. Укусит еще чего доброго.

За окном слышно было, как проносится поток машин. Воронов невольно вспомнил, что осенью этого года в самом центре Москвы случайно оказался на территории живых призраков, бомжей. Рядом с кинотеатром «Художественный» строили ресторан «Шеш-беш» и привычный проход перегородили. По своей рассеянности Воронов этого не заметил и оказался в окружении людей, с трудом различающих белый свет от того, Другого.

Стояла обычная труповозка, рядом лежал мертвец без каких бы то ни было отличительных признаков пола. Два мужика в МЧС' овской форме чесали затылок, не решаясь погрузить труп на носилки. Наконец погрузили, накрыли белой простыней и понесли.

«И понесут его четыре капитана», — вдруг всплыла в профессорской памяти цитата из «Гамлета».

И тут из-за угла вылезло еще какое-то существо и истошно заорало: «Ребята! Ребята! А завтра меня так понесете?!»

В ответ послышалась брань.

А профессора поразила нелепая на первый взгляд догадка: это был крик зависти, зависти по отношению к умершему. Бездомного, кроме матери, никто и никогда на руках не носил. И только смерть позволила ему укрыться белой простынёю и получить траурный эскорт в виде двух эмчэсовцев…

«Оскорбляют величие смерти», — вновь вырвался откуда-то обрывок цитаты и зашелестел в сознании, как смятая бумажка на асфальте рядом с мусоркой.

Впрочем, жизнь бомжа, и которого уносили сейчас на носилках и того, что пытался обратить на себя внимание, также была похожа на смятую бумажку, с написанной на ней цитатой, или девизом. Чем не рекламный слоган?.. Или вопль: «Господи! Это я! Вон там внизу. Как смятая бумажка ношусь по ветру вместе с другим мусором.»

Да только ли жизнь бомжа похожа на бумажный клочок? Воронов вспомнил, как в церкви старушка, стоящая у аналоя, писала на листочек имена всех, кого батюшка должен был упомянуть в своих молитвах. В один столбик — за здравие, в другой — за упокой. Фамилий не требовалось. Только имя. Если сложить все эти листочки, которые скопились бы за долгую историю храма, то какая бы толстенная книга получилась, книга имен, книга Судеб.

— Что такое первая часть «Божественной комедии» Данте? — тихо продолжил после паузы Сторожев, словно уловив настроение собеседника.

— Ты имеешь в виду «Ад»? — почти шепотом спросил Воронов.

Водила начал с опаской оглядываться то на одного, то на другого. Он явно пожалел о том, что проявил излишнее любопытство.

— Ну, а что же еще?

— Я спросил исключительно для нашего собеседника, Арсений, не забывай — не все филфак заканчивали. Кстати, давайте хотя бы познакомимся.

— Виктор, — буркнул частник, слегка зачарованный этим заговорщическим тоном двух лекторов-профессионалов, способных своим голосом околдовывать многочисленную аудиторию.

— Очень приятно. Арсений, Евгений. Так что там с «Адом» у нас?

— Ад — это PR, паблик рилейшнз, бюро по связи с общественностью, короче, это рекламное агентство, специализирующееся на страданиях. Оно, агентство то есть, в течение тысячелетия упорно печатало свои красочные буклеты на фронтонах почти всех соборов.

— Ну, ты и даешь, Арсений!

— А что? Разве Данте не похож на папарацци?

Водитель молча продолжал вертеть головой то в сторону доцента, то в сторону профессора, боясь даже слово молвить. Психи, что возьмешь. Еще ненароком пырнут ножом, машину заберут, и поминай, как звали. Тот, что профессором звался, даст сзади чем тяжелым по голове. Зубы, сволочи, заговаривают…

— Это как?

— Очень просто. Репортер Алигьери постоянно знакомит нас с новыми грешниками, муки всё возрастают и возрастают как на дефиле мод, а Франческа де Римини — так это просто топ модель. Её появления ждешь и начинаешь аплодировать, аплодировать ее страданиям. Вот это муки! Вот это смерть! Повернитесь налево, мадам, теперь — направо. Пройдитесь по подиуму, ну, и так далее.

Причем, рядом с Данте всегда можно встретить пресс-атташе Преисподней. Догадайся, кто это?

— Неужели Вергилий?

— Верно. Пресс-атташе хорошо знает свое дело. За ним — общий сценарий телепередачи, общая ее идея, так сказать. Он ведет основную интригу, он озвучивает официальную точку зрения, а стендапы и интервью — за Алигьери.

Чем это тебе не современный репортаж с места событий, непосредственно оттуда, где бушует война, где косит всех голод, где крик срывается с уст обреченного, а репортер гонит текстуху, полную милосердия и сострадания? Труп — это как бы последний, завершающий аккорд всей жизни, согласен?

Профессор кивнул.

Сторожев продолжил.

— Но со смертью ничего не кончается. Все уже заранее, до объявления официального приговора на Страшном Суде, знают то, о чем предупредил любопытствующих в своей книжке папарацци Алигьери и пресс-атташе Вергилий.

«Бразильский сериал какой-то», — подумал водитель Виктор, желая под любым предлогом прекратить этот зачаровывающий своей бессмыслицей бред.

— А при чем здесь все-таки некрологи, вывешенные у деканата?

— Притом, что покойники во время чтения ребятам свои судьбы передавать начали. Морг-то судебно-медицинский, значит в основном там трупы с исковерканными судьбами лежат. Немало и уголовников. Вот книгочеи-некрофилы в свой жизненный сценарий и начали вплетать сценарии слушающих их жмуриков.