В. Строгальщиков - Слой-2

– Есть договор с администрацией, – сказал Кротов и достал из папки очередную бумагу с печатями и подписями.

– Опять зам, – скривился невзрачный. – Как-то это несолидно, одно к другому: все замы да замы...

– А вам-то какое дело? – неожиданно резко возник вальяжный. – Ваше дело прокачать, и только.

– Да гос-споди боже мой! – отстранился от стола невзрачный. – Какие все нежные, как Анна Каренина...

– Э, мужики, хорош лаяться, – сказал хозяин офиса. – В этом деле мы все – одна команда. Принято? Принято. Проехали. У завода с селом договоры готовы? Ну и ладно, пусть будут копии, всё равно давайте взглянем... Да, Сережа, будь так добр, включи кофейник на подогрев, хорошо? Вот спасибо, достойно похвалы...

По причине выходного дня и приватности разговора секретарша в офисе отсутствовала, хозяйничал сам бородатый. Кротов поднялся из-за стола и пошел в приемную с кофейником в руках. Его, кротовская, роль в сегодняшней встрече была весьма условна. В прошлый раз, когда проворачивали первую сделку с Мозырем, Кротов и вовсе остался в Тюмени, Юра летал и всё сделал один, а нынче взял с собой – учись, мол, набирайся опыта. И, честно говоря, было чего «набираться».

Схема сделки была и проста, и запутана одновременно.

«Обьнефтегаз» задолжал в федеральный и местные бюджеты огромные суммы, как, впрочем, и другие нефтедобывающие предприятия региона. «Живых денег» у нефтяников не было, расплачивались натурой, нефтью или долгами смежников и потребителей. Однако нефтью пенсии тоже не выдашь, и местным властям приходилось самим искать на нее покупателя с деньгами, а таких было мало, чаще предлагали «бартер», то есть обмен на какой-то продукт или товар, вплоть до щебня или удобрений. Но щебень ведрами – опять же не пенсия, не съешь и не продашь. Круг замыкался, тем более что нефтяники, ссылаясь на долги и высокую себестоимость, выставляли нефть на бюджетный зачет по ценам выше мировых. Короче говоря, получался полный тупик. И вот тут на подмогу утопающим в безденежье властям приходили умные «структуры».

В деле с Мозырем московский «Регион-банк», директором тюменского филиала которого был Сергей Витальевич Кротов, предложил свои услуги «Обьнефтегазу» и местной администрации по «расшивке» бюджетной задолженности. Банк обязался из своих средств оплатить прокачку и переработку на Мозырьском нефтеперерабатывающем заводе ста тысяч тонн нефти от «Обьнефтегаза» и передать полученные горюче-смазочные материалы белорусским колхозам в обмен на продовольственные товары для тюменских северян. Цены на ГСМ в Белоруссии были высокими, а продовольствие дешевым, так что в итоге никто – ни банк, ни власти, ни нефтяники – не оставался в накладе: банк возвращал свои деньги плюс три процента комиссионных, нефтяники списывали свои долги, а местные власти, реализовав продовольствие через розничные сети, пополняли свой бюджет и платили зарплату и пенсии.

Так это выглядело снаружи.

Схема внутренняя, тайная, базировалась на нелепостях российско-белорусского таможенного союза. Получив нефть, Мозырьский НПЗ тут же продавал на Запад более семидесяти процентов ее объема по своим, белорусским, экспортным правилам, приносящим продавцам огромные прибыли в отличие от правил российских, раздевавших экспортеров до нитки пошлинами и акцизами. Так называемого «боковика», то есть разницы в ценах, опять же хватало на всех. Более того, нефтеперерабатывающий завод соглашение на поставку продовольствия заключал не с колхозами, а с фирмой-посредником. Та, в свою очередь отгородившись липовыми «колхозными» договорами, на самом же деле закупала для Тюменских Северов картошку и овощи в соседнем с Тюменью Кургане: так же дешево, да и везти недалеко, экономия на транспортных расходах. Северянам же было плевать на детали, главное – качество и оговоренная цена. Белорусские колхозники тоже молчали в тряпочку: завод отпускал им ГСМ по льготным ценам и ничего не требовал взамен, а смекалистые лукашенковские бульбаши гнали дешевый бензин по коммерческим автозаправкам, и тоже неплохо жили с того.

Когда Кротов «прочухал» эту схему, он только головой замотал от немого восторга. Каким умом и дальновидностью надо было обладать, чтобы устроить в огромной стране такой хорошо организованный и прибыльный бардак.

Первую партию нефти на Мозырь – пятьдесят тысяч тонн – они прокачали ещё в октябре. Юра планировал, что сумма «чистого отката», причитающегося фонду «Политическое просвещение», составит около пяти миллиардов наличными. Собственно, вся эта сделка и замышлялась для того, чтобы пополнить фондовскую кассу. По времени деньги уже должны были «обернуться», а потому Кротов совсем не удивился последовавшей по окончании переговоров юриной просьбе оставить в офисе кротовский чемодан и взять в гостиницу только самое необходимое.

Кротов сложил туалетные мелочи в полиэтиленовый пакет и вместе с вальяжным белорусом поехал на красивой «ауди» в гостиницу «Спутник» на Ленинском проспекте – так распорядился Юра, пообещав заглянуть ближе к вечеру и свозить гостей на ужин в элитный ресторан.

Белорус на поверку оказался своим человеком, пятнадцать лет проработавшим в Нефтеюганске и внедренным на Мозырьский НПЗ российской нефтяной компанией «ЮКОС», возросшей «на костях» объединения Юганскнефтегаз.

По заранее оформленной кем-то заявке их поселили в обычный двухместный номер без излишеств, чему юганский белорус был весьма не рад и ворчливо ругал скупость «принимающей стороны». Кротову было всё равно – утром он улетал в Тюмени, и единственной возможной проблемой было – не храпит ли вальяжный во сне.

– Одно хорошее есть в этой дыре с гордым названием «Спутник», – поведал вальяжный. – Это корейский ресторанчик с абсолютно некорейским темным пивом «Гёссер». Предлагаю наведаться.

– Как скажете, Валентин Сергеевич, – с готовностью откликнулся Кротов. После горького кофе хотелось залить и забросить в желудок что-нибудь успокаивающее.

По размерам ресторанчик оказался обычным гостиничным буфетом, только ажурные стулья темного дерева при мраморных круглых столиках приятно отдавали иностранщиной.

Посетителей обслуживали русские девицы в стандартной официантской упаковке, но красивые папки с меню принес сам хозяин – маленький пожилой кореец в смокинге и белой поварской шапочке, улыбался и кланялся. Валентин Сергеевич пошептался с ним по-английски, кореец радостно кивал и умильно смотрел на разборчивого гостя.

– А по-русски старикан ни бум-бум, – сказал Валентин Сергеевич, когда кореец, пятясь, удалился. – Два года в Москве, и ни слова по-русски.

– Может, из принципа? – предположил Кротов. – Восток – дело тонкое.