В. Строгальщиков - Слой-2

– Ну английский же выучил, сволочь. Не люблю азиатов, – неожиданно закончил фразу «белорус». – Очень неискренний народ. Три часа тебе улыбаться будет, а потом зарежет тебя с той же улыбочкой. Вот у нас, у славян, душа нараспашку, всё на виду.

Как бы в подтверждение слов Валентина Сергеевича дальний угловой столик, плотно запаянный сигаретным дымом и кругом крутых мужских спин, взорвался жеребячьим ржанием, что-то стеклянное упало со стола и хрустко кокнулось об пол. Сидевший напротив Кротова «белорус» обернулся, прищурился, цокнул языком.

– Во народ гуляет...

Две официантки в сопровождении корейца принесли еду и пиво в конусообразных больших бокалах. Еду заказывал «белорус», и Кротов уважительно одобрил его выбор: почти сырое, слегка подвяленное темное мясо, острые салаты, зажаренные до хруста морские гребешки и коричневый рис с креветками. Кротов выпил пиво одним махом, бросил в рот ломтик сочной мясной мякоти и удовлетворенно кивнул хозяину. Кореец расплылся в улыбке и поклонился счастливому едоку.

– Э, мужик, хозяин, поди сюда, – вразнобой закричали от дальнего стола. Кореец поднял брови и повернулся на звуки.

– Э, скомандуй, пусть приберут тут.

– Чего орать-то? – через губу процедила одна из официанток и пошла между столиков манером слаломиста. – Нажрутся с утра...

– Придержи язык, корова, – рыкнул на нее единственный сидевший в пиджаке мужик, остальные белели рубашками в победительных стрелках подтяжек. – А то чаевых не будет.

– От вас дождешься, – примирительно сказала девица. – Между прочим, двадцать долларов фужер.

– Да не может быть! – Мужик в пиджаке поднял фужер двумя пальцами за тонкую ножку, повертел им на свету в наступившей тишине. – Двадцать долларов? Вот эта стекляшка?

–Двадцать долларов, – с какой-то непонятной гордостью повторила официантка. – А пивной бокал – тридцать пять, он фирменный.

– С ума сойти, – печально вздохнул мужик в пиджаке и уронил фужер на пол, резко разжав пальцы. – А бокал, говоришь, тридцать пять баксов?

– Ой, не надо, пожалуйста, – захныкала девушка, но было уже поздно.

– Как здесь у вас намусорено, – укоризненно покачал головой мужик в пиджаке. – Битое стекло везде валяется, никакой заботы о посетителях. Тарелки битые... Как, нет битых тарелок? А вы сюда посмотрите...

– Ну зачем вы... Ой! Ну вот...

– Может, хватит безобразничать? – пустым голосом сказала вторая официантка из-за плеча корейца, молча и неподвижно наблюдавшего за происходящим.

– Ты, корова, лучше сеструхе помоги убрать тут всё по-быстрому. Не могут же приличные люди сидеть в такой срани и дряни, а?

За дальним столом дружно заржали, взметнулось вверх горлышко длинной коньячной бутылки. Кореец сказал что-то второй официантке и ушел в служебную дверь.

– Погоди-ка, погоди-ка... – «Белорус» приподнялся на стуле, глянул на дальний стол поверх спин и затылков.

– Липицкий, Липа, мать твою! А я думал, кто это гуляет?

Мужик в пиджаке тоже привстал, высунул над кругом светлую маловолосую голову.

– Сергеич, Валя, отец родной! Какими судьбами!

«Белорус», раскинув руки, пошел обниматься и целоваться. Его втиснули за стол, подали фужер коньяку, он махал оттуда рукой Кротову, делал обиженное лицо, но Кротов улыбался, прижимая ладонь к сердцу и мотая головой: не стоит, спасибо. Некто грузный в полу-расстегнутой на волосатом пузе рубашке принес и поставил перед Кротовым фужер с коньяком, подмигнул ему и вернулся, заткнул собой дыру в потном и дымном телесном ограждении. Официантка поднялась в углу с метелкой и совком в руках, ей сунули за вырез кофточки бумажку и шлепнули по заднице.

– Позови хозяина, – в спину приказал ей Липицкий.

– Валюша, дорогой, где ты был раньше, мы здесь уже гудим неделю!..

Кротов поел в одиночестве. Острая пряная еда требовала новой порции пива, но официантки не появлялись, и Кротов, помедлив с минуту, взял не тронутый «белорусом» бокал. Пепельницы на столике не было, но за дальним столом курили вовсю, и Кротов тоже закурил, стряхивая пепел в салатную чашечку. От скуки он развернул меню. Написано по-русски, цены – в долларах. Он принялся механически считать, во сколько обойдется им с «белорусом» это корейское приключение. Бокал пива – восемь долларов, не слабо... Гребешки – двадцать семь, офигеть можно. На круг выходило больше ста семидесяти баксов, почти «лимон» в рублях.

За дальним столом уже пели.

Кротов сидел у входа. Время от времени в ресторанчик заглядывали постояльцы, но вид, звук и запах компании в дальнем углу отшибал охоту столоваться. «Ничего, – подумал Кротов, – эти ребята за всю гостиницу отработают – напьют, набьют и наедят».

Из служебной двери появился кореец, уже без поварской шапочки, прошел в дальний угол и наклонился к плечу «белоруса». Багровый от коньяка Валентин Сергеевич слегка толкнул корейца в плечо, мол, всё в порядке, свободен, но тот быстрым движением перехватил запястье «белорусовой» руки, подчеркнуто медленно опустил ее на стол, после чего разжал пальцы, вытянул руки по швам и поклонился.

– Только без рук, без рук! – закричали за столом, визгливо задвигали стульями.

– Что ему надо, обезьяне? – спросил Липицкий.

Валентин Сергеевич брезгливо массировал запястье.

– Грозился охрану вызвать, если не прекратим.

Липицкий без слов сунул руку под мышку и выхватил оттуда пистолет. Наставив ствол корейцу в лоб, медленно передернул затвор левой вытянутой рукой и зажал рукоятку горстями, по-армейски.

– Ты все понял, дед?

– Ради бога, Липа, убери пушку! – взмолился Валентин Сергеевич и ладонью отвел ствол в сторону. Кореец стоял распрямившись, отведя плечи назад, глядя в окно поверх головы Липицкого.

«Пора сматываться», – решил Кротов, положил на стол две стодолларовые бумажки и быстро вышел в коридор. Пока двигался к лифту, чувствовал позади растущую плохую тишину. Он спустился в лифте на четвертый этаж, вошел в свой номер, включил телевизор и упал на кровать.

Он почти задремал, когда около двух пришел Валентин Сергеевич, полупьяный и злой, стал ругать оголтелую юганскую братву из какого-то УПТК, заворовавшуюся до беспредела. Кротову стало тоскливо и противно, и он придумал себе надобность пойти по магазинам за подарками семье и стал быстро одеваться, но «белорус» пришел в восторг от подарочной идеи и тоже полез в ботинки (пить и есть ходили в тапочках, по-домашнему).

Когда вышли из гостиничных дверей, Кротов глянул на часы – начало третьего, все магазины «на перерыве», не подумал, но Валентин Сергеевич сказал: «Ерунда», на площади Гагарина есть очень приличный «толчок», и они пошли налево, к площади, где Гагарин стоял на высоком столбе, слегка разведя от бедер руки, как будто прыгать с вышки в воду собирался.